Летнее. Про жесть
Так случилось, что летом мы долго чинили машину в городе Кириллове Вологодской области. И вот конечный этап: что-то там доделал мастер, мы с Петей сели в машину и на радостях поехали в ГорИцы. Там монастырь, он разрушенный.
И храм небольшой - действующий.
И на территории монастыря живут индюки, куры разных диковинных пород и чета павлинов: очень сварливый и ругачий павлин-муж, можно сказать, павлин-абьюзер, и его быстроногая жена-павлиниха. Мы полюбовались, как павлин клюется, ругается противным голосом и бегает в ярости за своей павлиньей женой, попили воды из источника, обнюхали роскошный цветник и пошли на берег Шексны.
А там, на берегу, еще один храм стоит. Поднимаемся на высокое крыльцо, на крыльце пожилой человек подсвечник чистит. Внутри печь топится и на ней эмалированный, уютный такой чайник готовится кипеть. Пахнет, будто бы, машинным маслом и еще чем-то неуловимым. От внутреннего убранства храма не осталось ничего: все, что есть, все новодельное. Потом мы узнали, почему такой запах: в этой церкви много лет была тракторная станция, и всякая сельская механизация туда заезжала прямо через царские врата. Вот все и пропиталось машинным маслом, и до сих пор, когда печка топится, оно выступает изо всех пор.
Сбоку, в стене, узенький ход наверх, на звонницу.
Петя хочет туда, но хочет как-то опасливо.
Я предлагаю спросить разрешения.
Человек с подсвечником охотно разрешает.
Ну мы полезли: мужчину, который Петя, я, конечно, вперед пропустила. Лезем. Место совсем не туристическое, храм только оживает и заново привыкает быть храмом. Поэтому никаких там тебе перил или других удобств.
Пока я карабкаюсь по выщербленным, почти стесавшимся каменным ступеням, Петя птичкой взлетает на верхний ярус. Вдруг слышу грохот и следом испуганный писк: Мама, осторожно! Здесь все трясется и грохочет!
- Не волнуйся, сынок, это жесть!
- Кто бы спорил - жесть! Я и говорю, жесть - может, дальше не полезем?
- Да нет, это просто жесть!
- Мам, не смешно, что ты заладила, жесть-жесть, давай лучше спускаться!
Тут до меня доходит:
- То есть, ты хочешь сказать, что не знаешь, что такое жесть?! Ну, та, которая, существительное?
- Мама, ты чего, какое существительное?! Тут все грохочет и трясется, давай спускаться!
- Погоди! Слушай! Жесть - это не только жесть, это первоначально такой тонкий лист железный. Очень гремучий. И она сейчас у тебя под ногами и гремит. Это не опасно - просто жесть!
- Правда что ли? Жееесть!
Потом мы отсмеялись, отдышались и полезли дальше. И не пожалели - с верхнего, совсем узкого яруса, открылись нам такие дали...
На обратном пути жесть снова гремела вовсю под нашими ногами - на то она и жесть. Петя уважительно обошел ярус по периметру, что-то бормоча себе под нос. Прислушалась: Жееесть!
И храм небольшой - действующий.
И на территории монастыря живут индюки, куры разных диковинных пород и чета павлинов: очень сварливый и ругачий павлин-муж, можно сказать, павлин-абьюзер, и его быстроногая жена-павлиниха. Мы полюбовались, как павлин клюется, ругается противным голосом и бегает в ярости за своей павлиньей женой, попили воды из источника, обнюхали роскошный цветник и пошли на берег Шексны.
А там, на берегу, еще один храм стоит. Поднимаемся на высокое крыльцо, на крыльце пожилой человек подсвечник чистит. Внутри печь топится и на ней эмалированный, уютный такой чайник готовится кипеть. Пахнет, будто бы, машинным маслом и еще чем-то неуловимым. От внутреннего убранства храма не осталось ничего: все, что есть, все новодельное. Потом мы узнали, почему такой запах: в этой церкви много лет была тракторная станция, и всякая сельская механизация туда заезжала прямо через царские врата. Вот все и пропиталось машинным маслом, и до сих пор, когда печка топится, оно выступает изо всех пор.
Сбоку, в стене, узенький ход наверх, на звонницу.
Петя хочет туда, но хочет как-то опасливо.
Я предлагаю спросить разрешения.
Человек с подсвечником охотно разрешает.
Ну мы полезли: мужчину, который Петя, я, конечно, вперед пропустила. Лезем. Место совсем не туристическое, храм только оживает и заново привыкает быть храмом. Поэтому никаких там тебе перил или других удобств.
Пока я карабкаюсь по выщербленным, почти стесавшимся каменным ступеням, Петя птичкой взлетает на верхний ярус. Вдруг слышу грохот и следом испуганный писк: Мама, осторожно! Здесь все трясется и грохочет!
- Не волнуйся, сынок, это жесть!
- Кто бы спорил - жесть! Я и говорю, жесть - может, дальше не полезем?
- Да нет, это просто жесть!
- Мам, не смешно, что ты заладила, жесть-жесть, давай лучше спускаться!
Тут до меня доходит:
- То есть, ты хочешь сказать, что не знаешь, что такое жесть?! Ну, та, которая, существительное?
- Мама, ты чего, какое существительное?! Тут все грохочет и трясется, давай спускаться!
- Погоди! Слушай! Жесть - это не только жесть, это первоначально такой тонкий лист железный. Очень гремучий. И она сейчас у тебя под ногами и гремит. Это не опасно - просто жесть!
- Правда что ли? Жееесть!
Потом мы отсмеялись, отдышались и полезли дальше. И не пожалели - с верхнего, совсем узкого яруса, открылись нам такие дали...
На обратном пути жесть снова гремела вовсю под нашими ногами - на то она и жесть. Петя уважительно обошел ярус по периметру, что-то бормоча себе под нос. Прислушалась: Жееесть!