Как дети пели военные песни
Нужна инструкция, как убить в ребенке всякое живое чувство и оставить на его месте скуку, страх и отвращение? Вот, пожалуйста.
Перво-наперво показано целую четверть репетировать с детками военные песни, обещая им, что накануне Дня Победы дети выйдут и споют их хором - в память обо всех погибших и немногочисленных ныне живущих. Младшеклассники - существа открытые и доверчивые, поэтому на каждом уроке музыки все, включая признанных классных хулиганов, примутся старательно петь хором и скоро выучат и "Катюшу", и "Священную войну" и даже "новодельную" песню про деда, которому спасибо.
Накануне праздника светит солнышко, но с утра еще холодно, дети приходят в школу в куртках и шапочках. С утра один урок русского языка, потом завтрак, затем всю школу сбивают в колонны во дворе и ведут к месту торжественной линейки. Шапочки не разрешают надеть, вместо них раздают пилотки без звезды (учительница не успела приколоть).
Это самая радостная часть праздника: дети весело скачут через сквер и радуются солнышку (а также отсутствию в их жизни математики, английского и прочих нужных предметов). Не долго, а очень коротко все оказываются во дворе дружественной школы, с которой не так давно "слили" нашу. Там обнаруживаются огромное столпотворение, трибуна, динамики, а также синие ученики старшей школы: многие из них уже вовсю празднуют весну и поэтому "забыли" куртки дома.
Начинается великое стояние: дети уже не радуются солнышку, которое безжалостно печет сверху - даже пилотки не спасают. При этом кто-то забыл выключить пронизывающий северный ветер, поэтому с боков детки делаются холодные, а в районе маковки горячие. Великое стояние продолжается ровно два урока. Поначалу ничего не происходит, кроме солнца, ветра и дикого рева динамиков. Дети стоят, зажав уши руками - такие децибелы не каждый выдержит. Двигаться нельзя, болтать не разрешают, да и не переорешь механические голоса, за попытку вытащить из кармана заныканную во время завтрака булочку влетает от учительницы. Маленьких первоклашек тоже не пощадили: переминаются с ноги на ногу наравне со всеми.
Так проходит минут двадцать. Наконец-то торжественная часть.
По центру теперь что-то явно происходит: жаль, с того места, где помещается третий класс "Г", не видно, что именно. Музыка ревет. Жители окрестных домов плотнее задраивают окна. Завуч произносит коротенькую - минут на 20 - речь о великом подвиге великого народа. Следом "дают слово" Левитану. Опять завуч. Опять Левитан - объявляет о победе.
В конце дети поют, наконец, некоторые старательно разученные песни - на все времени не хватает. Поют они их следующим образом: на весь микрорайон бодро гремит из динамика хор, а ребятишки ему подпевают. Никто их, конечно, не слышит, включая их самих, да и не так это важно теперь: важно, что все ужасно устали и замерзли.
После уроков на школьном дворе мамы собирают отзывы: "Это было даже ужаснее, чем первого сентября", "Я очень замерзла и хотела позвонить маме, но телефон доставать не разрешили", "Целый час орали, какие мы крутые, что всем наваляли, а пели всего пять минут. Знал бы - вообще б не пошел"...
Патриотизм прививается комплексно, продолжение следует: на другой день всю параллель (кроме тех, кто догадался сбежать на дачу) отводят на урок, посвященный войне.
Хроника. Бульдозеры сгребают трупы. Детские в том числе. Маленькие ходячие мертвецы, от которых остались одни глаза, тянут ручки из-за колючей проволоки. Печи, в которых сами знаете что. Пронзительный рассказ девочки, у которой умерла мама...
Другая девочка - наша современница - начинает рыдать, и ее не могут успокоить, да и некому - учительницы сами в слезах. Вот еще кто-то рыдает, еще. Одноклассница сына торопливо отпрашивается в туалет: Мама, у меня в глазах потемнело, я думала, что сейчас упаду в обморок. Постояла в туалете, умылась холодной водой. Хотела подольше не возвращаться, чтобы все это уже закончилось. Вернулась - а оно не кончилось и не кончалось долго еще...
Села вечером, принялась вспоминать, как мы в детстве праздновали 9 мая.
Мы хорошо праздновали: гуляли, ездили в метро - везде были пожилые люди в орденах и медалях. Мы их поздравляли, уступали им место с готовностью, дарили цветы, а они обнимали нас в ответ и называли "деточка". В Парке Горького собирались однополчане - мы ездили смотреть. Это был праздник. Многие плакали. Мы, глядя на них, тоже хлюпали носами.
В маленьких городах под цветущими деревьями накрывались столы. Никто во время застолья не орал о великом подвиге, про "спасибо деду за победу" тоже не заикались - перед соседями неудобно, да и побить могли.
В конце, для тех кто дочитал, история из семейного архива. У бабушки был хулиганистый младший брат, дядя Саша. Этот дядя Саша был, в частности, знаменит тем, что удрал на войну будучи еще непризывного возраста - то ли семнадцати, то ли шестнадцати с половиной-летним. Что-то там наврал про потерянный паспорт, и его взяли - все они в семье были рослые, под два метра, не скажешь, что мальчишка-школьник. (Так и значился потом до глубокой старости по документам на пару лет моложе.)
Этот дядя Саша прошел всю войну в разведроте и, скромно говоря, кое-что имел в наградной книжечке. С ним был связан "анекдот", который до сих пор любят рассказывать в семье: в городе, где он жил, праздновали 9 мая, столы были накрыты на улице, стоял чудесный весенний день. Сосед дяди Саши по столу всю дорогу, не умолкая, рассказывал про собственные подвиги и славу на фронтах. Большой, грузный дядя Саша слушал, помалкивал, ел от души и молча чокался. Ввиду его молчаливого жевания сосед все больше и распалялся, кипятился, сердито поглядывал на своего визави и вспоминал тех, кто в тылу отсиживался, пока он кровь проливал. Дядюшка никак не реагировал: знай себе подкладывает да подливает. Вот уже стали подниматься из-за стола, наконец и бабушкин младший братец вытянулся во весь свой двухметровый рост, неторопливо накинув на плечи пиджак, висевший скромно до сих пор на спинке стула.
Говорун тут же поперхнулся, сделался багровым, а потом и вовсе исчез куда-то - больше его до конца вечера никто не видел. Пиджак был тяжелый и неспроста: на пиджаке звенел и переливался очень убедительный "иконостас" - ряды боевых орденов и медалей, сверху-донизу, без "пробела".
Перво-наперво показано целую четверть репетировать с детками военные песни, обещая им, что накануне Дня Победы дети выйдут и споют их хором - в память обо всех погибших и немногочисленных ныне живущих. Младшеклассники - существа открытые и доверчивые, поэтому на каждом уроке музыки все, включая признанных классных хулиганов, примутся старательно петь хором и скоро выучат и "Катюшу", и "Священную войну" и даже "новодельную" песню про деда, которому спасибо.
Накануне праздника светит солнышко, но с утра еще холодно, дети приходят в школу в куртках и шапочках. С утра один урок русского языка, потом завтрак, затем всю школу сбивают в колонны во дворе и ведут к месту торжественной линейки. Шапочки не разрешают надеть, вместо них раздают пилотки без звезды (учительница не успела приколоть).
Это самая радостная часть праздника: дети весело скачут через сквер и радуются солнышку (а также отсутствию в их жизни математики, английского и прочих нужных предметов). Не долго, а очень коротко все оказываются во дворе дружественной школы, с которой не так давно "слили" нашу. Там обнаруживаются огромное столпотворение, трибуна, динамики, а также синие ученики старшей школы: многие из них уже вовсю празднуют весну и поэтому "забыли" куртки дома.
Начинается великое стояние: дети уже не радуются солнышку, которое безжалостно печет сверху - даже пилотки не спасают. При этом кто-то забыл выключить пронизывающий северный ветер, поэтому с боков детки делаются холодные, а в районе маковки горячие. Великое стояние продолжается ровно два урока. Поначалу ничего не происходит, кроме солнца, ветра и дикого рева динамиков. Дети стоят, зажав уши руками - такие децибелы не каждый выдержит. Двигаться нельзя, болтать не разрешают, да и не переорешь механические голоса, за попытку вытащить из кармана заныканную во время завтрака булочку влетает от учительницы. Маленьких первоклашек тоже не пощадили: переминаются с ноги на ногу наравне со всеми.
Так проходит минут двадцать. Наконец-то торжественная часть.
По центру теперь что-то явно происходит: жаль, с того места, где помещается третий класс "Г", не видно, что именно. Музыка ревет. Жители окрестных домов плотнее задраивают окна. Завуч произносит коротенькую - минут на 20 - речь о великом подвиге великого народа. Следом "дают слово" Левитану. Опять завуч. Опять Левитан - объявляет о победе.
В конце дети поют, наконец, некоторые старательно разученные песни - на все времени не хватает. Поют они их следующим образом: на весь микрорайон бодро гремит из динамика хор, а ребятишки ему подпевают. Никто их, конечно, не слышит, включая их самих, да и не так это важно теперь: важно, что все ужасно устали и замерзли.
После уроков на школьном дворе мамы собирают отзывы: "Это было даже ужаснее, чем первого сентября", "Я очень замерзла и хотела позвонить маме, но телефон доставать не разрешили", "Целый час орали, какие мы крутые, что всем наваляли, а пели всего пять минут. Знал бы - вообще б не пошел"...
Патриотизм прививается комплексно, продолжение следует: на другой день всю параллель (кроме тех, кто догадался сбежать на дачу) отводят на урок, посвященный войне.
Хроника. Бульдозеры сгребают трупы. Детские в том числе. Маленькие ходячие мертвецы, от которых остались одни глаза, тянут ручки из-за колючей проволоки. Печи, в которых сами знаете что. Пронзительный рассказ девочки, у которой умерла мама...
Другая девочка - наша современница - начинает рыдать, и ее не могут успокоить, да и некому - учительницы сами в слезах. Вот еще кто-то рыдает, еще. Одноклассница сына торопливо отпрашивается в туалет: Мама, у меня в глазах потемнело, я думала, что сейчас упаду в обморок. Постояла в туалете, умылась холодной водой. Хотела подольше не возвращаться, чтобы все это уже закончилось. Вернулась - а оно не кончилось и не кончалось долго еще...
Села вечером, принялась вспоминать, как мы в детстве праздновали 9 мая.
Мы хорошо праздновали: гуляли, ездили в метро - везде были пожилые люди в орденах и медалях. Мы их поздравляли, уступали им место с готовностью, дарили цветы, а они обнимали нас в ответ и называли "деточка". В Парке Горького собирались однополчане - мы ездили смотреть. Это был праздник. Многие плакали. Мы, глядя на них, тоже хлюпали носами.
В маленьких городах под цветущими деревьями накрывались столы. Никто во время застолья не орал о великом подвиге, про "спасибо деду за победу" тоже не заикались - перед соседями неудобно, да и побить могли.
В конце, для тех кто дочитал, история из семейного архива. У бабушки был хулиганистый младший брат, дядя Саша. Этот дядя Саша был, в частности, знаменит тем, что удрал на войну будучи еще непризывного возраста - то ли семнадцати, то ли шестнадцати с половиной-летним. Что-то там наврал про потерянный паспорт, и его взяли - все они в семье были рослые, под два метра, не скажешь, что мальчишка-школьник. (Так и значился потом до глубокой старости по документам на пару лет моложе.)
Этот дядя Саша прошел всю войну в разведроте и, скромно говоря, кое-что имел в наградной книжечке. С ним был связан "анекдот", который до сих пор любят рассказывать в семье: в городе, где он жил, праздновали 9 мая, столы были накрыты на улице, стоял чудесный весенний день. Сосед дяди Саши по столу всю дорогу, не умолкая, рассказывал про собственные подвиги и славу на фронтах. Большой, грузный дядя Саша слушал, помалкивал, ел от души и молча чокался. Ввиду его молчаливого жевания сосед все больше и распалялся, кипятился, сердито поглядывал на своего визави и вспоминал тех, кто в тылу отсиживался, пока он кровь проливал. Дядюшка никак не реагировал: знай себе подкладывает да подливает. Вот уже стали подниматься из-за стола, наконец и бабушкин младший братец вытянулся во весь свой двухметровый рост, неторопливо накинув на плечи пиджак, висевший скромно до сих пор на спинке стула.
Говорун тут же поперхнулся, сделался багровым, а потом и вовсе исчез куда-то - больше его до конца вечера никто не видел. Пиджак был тяжелый и неспроста: на пиджаке звенел и переливался очень убедительный "иконостас" - ряды боевых орденов и медалей, сверху-донизу, без "пробела".