Мышиная возня или 99 и 1.
- Случай ваш очень интересный. Я такого еще не видел, - в очередной раз признается мне доктор, выковыривая из моей коленки хирургическую леску. - Скорее всего это суставные мыши.
- Какие мыши? - тупо переспрашиваю я, хотя логичнее было бы: - Суставные кто?
- Ну это термин такой, - смущенно оправдывается он. - Или хондроматоз. Мы все удалили, ну, процентов 99 точно. Но возможен рецидив. Не сразу конечно, лет через пять.
Как оказалось, эти самые "мыши" разновидность доброкачественной опухоли. Вырастая до определенного размера они снимаются с места и начинаются слоняться по суставу без прописки и определенного рода деятельности. Когда "мышей" разводится энное количество, они начинают сталкиваться и выяснять отношения, может ссориться, а может наоборот брататься и соображать на троих. Но вся эта мышиная возня вызывает дисфункцию сустава.
Я поглаживаю коленку и представляю себе гипотетически оставшийся 1% - крохотный пушистый комочек с розовым хвостиком и пугливым носом.
- Видишь, какие дела? - говорю я ему, - Вот теперь сиди тихо. А если когда-нибудь появятся новые собратья, так и передай. Пусть заведут себе интернет и общаются на здоровье, никто и слова не скажет. Только каждый в своем углу, а по гостям нечего шляться. А иначе придет доктор и устроит вам мышиный холокост. Видел, какой у него взгляд плотоядный? Такой из чистого интереса дырок навертит, только волю дай. И будешь ты, как дурак, если конечно опять повезет остаться, жить в дуршлаге на сквозняке, а мог бы в теплой уютной коленке.
Все понял? То-то же!
А теперь спать. И чтобы больше никакого писка.
Хотя на самом деле все было по-другому.
- Первый раз такое вижу, - честно изумляется доктор. Слова пробиваются словно сквозь вату. Я лежу на операционном столе и пытаюсь сосредоточится. Мне показывают кино.
Смотрю на экран, где по красному фону плывут крупные снежные хлопья. Красиво, только очень хочется спать.
- Видите? Этого точно не должно здесь быть, - доносится откуда-то голос хирурга.
Жаль, красивые... Наверное, нужно ему все объяснить.
- Это мы сейчас уберем. Это все здесь лишнее.
Да. Это уже лишнее. Может все-таки объяснить... но я уже куда плыву - плыву вместе с красным фоном, вместе с белыми хлопьями прямиком в забытье.
Это было почти давно.
У нас было Дело - Мы расстаемся.
Мы сидим, как всегда говорим о дне сегодняшнем и даже планах на завтрашний, потом спохватываемся, ах да! У нас же есть дело - мы расстаемся.
Проговариваем условия.
Мы больше не встречаемся, не разговариваем, не звоним, не пишем.
Нет. Нет. Нет. Нет.
То есть да. Да. Да. Да.
Не встречаемся. Не разговариваем. Не звоним. Не пишем.
И это настолько кажется бредом, что не смеяться невозможно. Мы сидим рядом, мы смотрим глаза в глаза и говорим, что НАС больше нет. Стоп. Спасибо. Прожито.
Бред? Бред.
Но мы гладим друг друга по коленкам, синхронно и судорожно, словно уговаривая, что это не страшно, это пройдет, заживет, зарастет, мука будет.
Смешно? Смешно.
А оказалось правда.
Нет. Нет. Нет. Нет. Да. Да. Да. Да.
Трассирующей в сердце на вылет. Так, чтобы не вздохнуть, не сглотнуть. Я помню.
Я точно помню как оно оборвалось. Даже помню, что летело. Даже помню, как удивилась, почему не разбилось.
Я ждала сочного шлепка как при падении отбивной на кухонный пол. Но было тихо. А оказалось, оно не долетело. Застряло в коленке.
Довольно глупо и некрасиво. Как это часто в жизни бывает.
Сердце потом вернулось на место, а любовь так и осталась там, недолетевшая, недоразбившаяся.
Осталась снежными хлопьями, ледяными осколками.
Я отвожу глаза. Я не хочу видеть, как они сами складываются в слово ВЕЧНОСТЬ. Или НИКОГДА. Что по сути одна фигня.
Больно. Больно. Я больше не хочу. Хочу, чтобы ее ампутировали. Любовь к тебе.
Память останется. Благодарность останется. А любовь... Загнанных лошадей пристреливают. Говорят, чтобы не мучились.
Мне кажется, она не будет на меня в обиде, если и я ее ... вот так же... чтобы не мучилась... ведь больно...
И вот уже операционный стол... И доктор говорит, что раньше такого никогда... И я думаю, что надо бы все объяснить...
А потом он придумал про мышей. Мне нравится.
Моя любовь к тебе мышонок...
Забавная метаморфоза.
Говорит, вырезали все подчистую.
Я так и хотела. Всю. Подчистую.
Ну может остался 1%
Гипотетический крохотный пушистый комочек с розовым хвостиком и пугливым носом.
Видишь, какие дела? Мы уже почти справились. Мы должны справится. Может быть когда-нибудь потом, однажды, когда меня притомят внуки, мы закроемся вдвоем на кухне и даже выпьем чаю, и помолчим о нашем о своем.
А пока сиди тихо, и чтобы никакого писка.
Понял? То-то же.
- Какие мыши? - тупо переспрашиваю я, хотя логичнее было бы: - Суставные кто?
- Ну это термин такой, - смущенно оправдывается он. - Или хондроматоз. Мы все удалили, ну, процентов 99 точно. Но возможен рецидив. Не сразу конечно, лет через пять.
Как оказалось, эти самые "мыши" разновидность доброкачественной опухоли. Вырастая до определенного размера они снимаются с места и начинаются слоняться по суставу без прописки и определенного рода деятельности. Когда "мышей" разводится энное количество, они начинают сталкиваться и выяснять отношения, может ссориться, а может наоборот брататься и соображать на троих. Но вся эта мышиная возня вызывает дисфункцию сустава.
Я поглаживаю коленку и представляю себе гипотетически оставшийся 1% - крохотный пушистый комочек с розовым хвостиком и пугливым носом.
- Видишь, какие дела? - говорю я ему, - Вот теперь сиди тихо. А если когда-нибудь появятся новые собратья, так и передай. Пусть заведут себе интернет и общаются на здоровье, никто и слова не скажет. Только каждый в своем углу, а по гостям нечего шляться. А иначе придет доктор и устроит вам мышиный холокост. Видел, какой у него взгляд плотоядный? Такой из чистого интереса дырок навертит, только волю дай. И будешь ты, как дурак, если конечно опять повезет остаться, жить в дуршлаге на сквозняке, а мог бы в теплой уютной коленке.
Все понял? То-то же!
А теперь спать. И чтобы больше никакого писка.
Хотя на самом деле все было по-другому.
- Первый раз такое вижу, - честно изумляется доктор. Слова пробиваются словно сквозь вату. Я лежу на операционном столе и пытаюсь сосредоточится. Мне показывают кино.
Смотрю на экран, где по красному фону плывут крупные снежные хлопья. Красиво, только очень хочется спать.
- Видите? Этого точно не должно здесь быть, - доносится откуда-то голос хирурга.
Жаль, красивые... Наверное, нужно ему все объяснить.
- Это мы сейчас уберем. Это все здесь лишнее.
Да. Это уже лишнее. Может все-таки объяснить... но я уже куда плыву - плыву вместе с красным фоном, вместе с белыми хлопьями прямиком в забытье.
Это было почти давно.
У нас было Дело - Мы расстаемся.
Мы сидим, как всегда говорим о дне сегодняшнем и даже планах на завтрашний, потом спохватываемся, ах да! У нас же есть дело - мы расстаемся.
Проговариваем условия.
Мы больше не встречаемся, не разговариваем, не звоним, не пишем.
Нет. Нет. Нет. Нет.
То есть да. Да. Да. Да.
Не встречаемся. Не разговариваем. Не звоним. Не пишем.
И это настолько кажется бредом, что не смеяться невозможно. Мы сидим рядом, мы смотрим глаза в глаза и говорим, что НАС больше нет. Стоп. Спасибо. Прожито.
Бред? Бред.
Но мы гладим друг друга по коленкам, синхронно и судорожно, словно уговаривая, что это не страшно, это пройдет, заживет, зарастет, мука будет.
Смешно? Смешно.
А оказалось правда.
Нет. Нет. Нет. Нет. Да. Да. Да. Да.
Трассирующей в сердце на вылет. Так, чтобы не вздохнуть, не сглотнуть. Я помню.
Я точно помню как оно оборвалось. Даже помню, что летело. Даже помню, как удивилась, почему не разбилось.
Я ждала сочного шлепка как при падении отбивной на кухонный пол. Но было тихо. А оказалось, оно не долетело. Застряло в коленке.
Довольно глупо и некрасиво. Как это часто в жизни бывает.
Сердце потом вернулось на место, а любовь так и осталась там, недолетевшая, недоразбившаяся.
Осталась снежными хлопьями, ледяными осколками.
Я отвожу глаза. Я не хочу видеть, как они сами складываются в слово ВЕЧНОСТЬ. Или НИКОГДА. Что по сути одна фигня.
Больно. Больно. Я больше не хочу. Хочу, чтобы ее ампутировали. Любовь к тебе.
Память останется. Благодарность останется. А любовь... Загнанных лошадей пристреливают. Говорят, чтобы не мучились.
Мне кажется, она не будет на меня в обиде, если и я ее ... вот так же... чтобы не мучилась... ведь больно...
И вот уже операционный стол... И доктор говорит, что раньше такого никогда... И я думаю, что надо бы все объяснить...
А потом он придумал про мышей. Мне нравится.
Моя любовь к тебе мышонок...
Забавная метаморфоза.
Говорит, вырезали все подчистую.
Я так и хотела. Всю. Подчистую.
Ну может остался 1%
Гипотетический крохотный пушистый комочек с розовым хвостиком и пугливым носом.
Видишь, какие дела? Мы уже почти справились. Мы должны справится. Может быть когда-нибудь потом, однажды, когда меня притомят внуки, мы закроемся вдвоем на кухне и даже выпьем чаю, и помолчим о нашем о своем.
А пока сиди тихо, и чтобы никакого писка.
Понял? То-то же.