Броское название для привлечения внимания
А это будет рассказ-дилогия. Про новый год и рождество. Пока первая часть - про новый год. Если будут конкретные замечания (кроме "бля, ну зачем вообще о таком писать!"), так вы кажить, не стесняйтесь - я ж учусь.
Война на все накладывает отпечатки своих костлявых когтистых лап. А что шла она не первый год, эти отпечатки въелись в кожу горожан, стали неотъемлемой частью жизни каждого.
Антон добирался до дома перебежками, то и дело укрываясь от свистящих мимо снарядов за остовами не уцелевших домов и перевернутыми мусорными баками. День сегодня выдался жаркий. Бомбы начали падать, едва рассвело, и до сих пор прорезали сгущающиеся сумерки. Земля была устлана листовками с надписью «С Новым Годом, сукины дети!»
В заплечном мешке у Антона лежало три мандарина, - по одному для каждого сына - плитка шоколада и белоснежный кружевной лифчик для жены - бесценные сокровища, с трудом добытые в лавке у Изи Кацмана. Тот долго не хотел обслуживать запоздавшего посетителя, но после сжалился и, достав из-под прилавка товар, продал втридорога.
- Все раскупили. Приходится от себя отрывать, отбирать у семьи, - сокрушался Изя Кацман и воздевал руки горе.
Антон был бы и рад прийти пораньше, но всю предыдущую неделю он носил к дому мешки с песком, укрепляя импровизированные брустверы, устроенные во дворе.
И вот теперь он шел домой, чтобы порадовать жену и детей погодок, устроить для них настоящий праздник.
До дома оставалось всего два квартала, когда из подворотни на Антона выскочил человек с ножом. На нем был черный женский полушубок, разорванный на плече так, что рукав болтался на нескольких нитках, в косматой бороде запутались остатки пожухлых листьев.
- Ну, слава Богу, просто оборванец, - подумал Антон и опустил руку на пояс.
Этот человек не принадлежал ни к одной из орудующих в городе группировок. Обычный бродяга, которого голод заставил искать смерти.
- Давай, что есть, - сказал он, открывая взгляду редкие почерневшие зубы, и покрепче сжал рукоять ножа.
Антон выхватил из ножен на поясе выкидуху, клацнул механизм, и в зимних сумерках сверкнуло начищенное изогнутое лезвие. Короткий рывок, одно точное движение, и бродяга лежал на снегу, схватившись за горло. Вокруг его головы расплывался багровый нимб.
Антон вытер лезвие о снег и двинулся дальше.
Сыновья сидели за столом и штудировали грамматику.
- Победа, победы, победе, победу, победой, - читал вслух старший, которому недавно исполнилось десять.
И младшие хором повторяли: «победа, победы, победе»… Увидев отца, все трое нетерпеливо заерзали на стульях, но не поднялись - знали, что отец будет недоволен, если они прервут занятие.
Жена вышла из кухни навстречу мужу, на ходу вытирая мокрые руки о фартук.
- Привет, - поздоровался Антон и стянул с себя свитер, на котором алело кровавое пятно. Жена молча приняла одежду и бросила в корзину с грязным бельем.
- Будешь ужинать? - спросила она. - Скоро все будет готово.
- Нет, нужно сделать еще одно дело, - сказал он и заговорщицки подмигнул сыновьям, - Ну что, дети, одевайтесь.
Те с готовностью подскочили из-за стола и побежали натягивать обувь. Сегодня они не толкались и не ссорились за право выбрать лучшие сапоги, отороченные кроличьим мехом - младшему они были ужасно велики, но, если ему удавалось первым схватить их, он чувствовал себя настоящим королем среди королей. Сегодня эта честь выпала старшему брату Игорю, для которого этот поход означал больше, чем для кого-либо в этой семье.
Когда дети оделись, Антон взял топор и вышел за дверь.
На улице уже стемнело, и мириады звезд были похожи на застывший в небе фейерверк, стократ отраженный в снегу. Они пробирались по улице гуськом - Антон шел впереди, за ним средний сын, потом младший, и замыкал шествие старший, в свои десять лет уже взявший на себя роль защитника. Все четверо озирались по сторонам и старались держаться поближе к стенам, но праздничное возбуждение переполняло их сердца и растягивало губы в улыбках. Им предстояло добыть главное украшение праздника. Нужно только выйти за черту города к старому лесу.
На окраине Антон заметил еще одну семью - женщина в одной руке несла топор, а другой держала за шарф семенящего рядом малыша.
- Папа, почему она здесь? - спросил младший сын, который уже знал, что поход за главным украшением новогодней ночи - это исключительно мужское дело.
- Наверное, у нее нет мужа, - пожал плечами Антон и вытянул руку, приветствуя конкурентов. - Пойдем быстрее. Раньше управимся - раньше вернемся.
За городом раскинулся ельник. На поляне, укрытой прошлогодней хвоей и снегом, стояло несколько десятков палаток. В центре горели костры, лился портвейн, и звучали поминальные песни, перемежаемые пьяными выкриками и женским смехом. Основное население этого лагеря составляли бывшие заключенные и дезертиры - человеческие отребья, биологический мусор. Они не смогли занять свое место в городе, уступив власть двум воинствующим группировкам, и перебивались случайными грабежами и убийствами, выбираясь на центральные улицы по несколько человек. Этим они и были опасны. Если с представителями городских банд можно было договориться или даже взять у них в долг, то эти не знали ни закона, ни жалости. Их презирали, ненавидели и боялись.
Пригнувшись, Антон добежал до ельника и жестами приказал детям затаиться. Те послушно замерли, укрывшись за стволами деревьев. Они выбрали самое лучшее время - в лагере сегодня уже понесли основные потери, и теперь его жители, включая охрану, были пьяны и не ожидали никаких неприятностей.
Время тянулось нестерпимо медленно. Прошел почти час, прежде чем от компании, собравшейся в центре лагеря, отделилась женщина, чьи рыжие волосы, казалось, сами пылали в свете костра. Пошатываясь, она вышла из круга, составленного палатками, и поравнялась со стражей. Один из охранников обнял ее за талию и что-то прошептал на ухо. Женщина звонко рассмеялась и высвободилась из объятий. Сказала:
- Тебе придется немного подождать. Сегодня я с Наумом, и он меня не уступит даже тебе, - она поцеловала молодого охранника в нос и двинулась в ту сторону, где за деревьями притаился Антон с сыновьями.
- Будь осторожна, - крикнул ей вслед охранник и, достав из кармана сигарету, начал борьбу со старой зажигалкой, которая только коротко искрила с каждым движением кремния, но так и не рождала пламени.
Рыжеволосая подошла совсем близко. Остановившись, она одной рукой схватилась за ствол высокой старой ели, чтобы не упасть, а второй начала медленно стягивать джинсы.
Старший сын выскочил из своего укрытия и, одним беззвучным прыжком добравшись до рыжеволосой, зажал ей рот ладонью. В тот же миг Антон подскочил сзади и огрел ее по голове обухом топора. Женщина обмякла и упала на снег, подмяв под себя десятилетнего Игоря. Увидев, как старший брат возится, пытаясь выбраться из-под груза женского тела, дети прыснули в кулаки, но, перехватив строгий взгляд отца, тут же посерьезнели.
- Какая красавица, - выдохнул младший, когда они волоком вытащили рыжеволосую из ельника.
В красоте ей действительно нельзя было отказать - тугие огненные кудри, высокие скулы, россыпь веснушек на щеках. Антон, не мигая, смотрел на добытый трофей. Когда-то рыжеволосая жила по соседству, и в нее были влюблены все парни района. Она так и не выбрала никого в мужья, а когда началась война, примкнула к лесному лагерю, где всегда можно было поживиться вином и лепешками.
Антон встал на колени, преклоняясь перед немеркнущей красотой рыжеволосой, нежно провел ладонью по ее щеке и прошептал:
- Прощай, Анна.
Затем занес над головой топор.
- Дети, отойдите, не то испачкаетесь, - сказал он и двумя ударами перерубил ей шею.
Игорь знал, что делать. Он подхватил откатившуюся голову за волосы и положил в мешок. Антон осторожно поднял тело и перекинул через плечо.
- Теперь пойдем, пока охранники не кинулись, - сказал он и пошел в сторону города.
Игорь пошел следом, гордо неся мешок с трофеем. Братья с восторгом и завистью смотрели на старшего и мечтали о том, что совсем скоро и им выпадет такая же честь. Погрузившись в грезы, в которых он был храбрым добытчиком, младший не заметил, куда ступает и, споткнувшись, повалился на землю.
- Черт, - выругался он и, поднявшись, в сердцах пнул виновника своего падения - примороженный труп того, кому на охоте повезло меньше.
Отряхнув пальто, он заспешил вслед за братьями и отцом.
Дома их уже ждал праздничный ужин. Антон положил тело у двери и поцеловал жену, которая вышла встречать семью.
- Ну, давай, показывай, - сказала она Игорю, заметив, что тот просто сгорает от нетерпения похвастаться трофеем.
Игорь запустил руку в мешок и вытащил оттуда голову.
- Смотри какая, - сказал он, улыбаясь.
- Анна, - выдохнула женщина, узнав жертву.
- У нее больше нет имени, - сказал Антон и начал сбрасывать сапоги. - Ну что, давайте наряжать.
Дети стянули с тела убитой одежду, мать принесла влажные, смоченные спиртом мочалки, и все начали дружно обтирать холодную кожу жертвы от грязи и пятен крови. Затем Антон установил тело вертикально в углу комнаты и достал из шкафа ящик с новогодними украшениями.
- Дети, теперь ваша очередь, - сказал он.
И вот для троих мальчиков настал тот момент, которого они ждали еще с октября, отмечая каждый день на календаре крестиком. Выбирать и развешивать шарики так, чтобы рядом не оказывалось украшений одного цвета, оплетать голый женский живот серебристым дождиком, прикреплять булавками гирлянды ярких фонариков - что может быть лучше для детей? Кожа убитой была мягкой и бархатной - ни в какое сравнение с прошлогодним стариком, который еще при жизни пах гнилью, а уж после смерти и вовсе начал источать нестерпимую вонь, так что его пришлось выкинуть через неделю.
Когда с нарядом было покончено, Антон внес в комнату голову рыжеволосой. Установленная на подносе, она была украшена еловыми ветками и ягодами шиповника, а из макушки возвышалась толстая восковая свеча.
Всё было готово к празднику. Атмосфера сладостной тишины и покоя наполнила дом. Пламя свечи металось от легкого сквозняка, плясало в отражении новогодних шаров.
- С Новым Годом! - сказал Антон и начал доставать из наплечного мешка подарки.
Война на все накладывает отпечатки своих костлявых когтистых лап. А что шла она не первый год, эти отпечатки въелись в кожу горожан, стали неотъемлемой частью жизни каждого.
Антон добирался до дома перебежками, то и дело укрываясь от свистящих мимо снарядов за остовами не уцелевших домов и перевернутыми мусорными баками. День сегодня выдался жаркий. Бомбы начали падать, едва рассвело, и до сих пор прорезали сгущающиеся сумерки. Земля была устлана листовками с надписью «С Новым Годом, сукины дети!»
В заплечном мешке у Антона лежало три мандарина, - по одному для каждого сына - плитка шоколада и белоснежный кружевной лифчик для жены - бесценные сокровища, с трудом добытые в лавке у Изи Кацмана. Тот долго не хотел обслуживать запоздавшего посетителя, но после сжалился и, достав из-под прилавка товар, продал втридорога.
- Все раскупили. Приходится от себя отрывать, отбирать у семьи, - сокрушался Изя Кацман и воздевал руки горе.
Антон был бы и рад прийти пораньше, но всю предыдущую неделю он носил к дому мешки с песком, укрепляя импровизированные брустверы, устроенные во дворе.
И вот теперь он шел домой, чтобы порадовать жену и детей погодок, устроить для них настоящий праздник.
До дома оставалось всего два квартала, когда из подворотни на Антона выскочил человек с ножом. На нем был черный женский полушубок, разорванный на плече так, что рукав болтался на нескольких нитках, в косматой бороде запутались остатки пожухлых листьев.
- Ну, слава Богу, просто оборванец, - подумал Антон и опустил руку на пояс.
Этот человек не принадлежал ни к одной из орудующих в городе группировок. Обычный бродяга, которого голод заставил искать смерти.
- Давай, что есть, - сказал он, открывая взгляду редкие почерневшие зубы, и покрепче сжал рукоять ножа.
Антон выхватил из ножен на поясе выкидуху, клацнул механизм, и в зимних сумерках сверкнуло начищенное изогнутое лезвие. Короткий рывок, одно точное движение, и бродяга лежал на снегу, схватившись за горло. Вокруг его головы расплывался багровый нимб.
Антон вытер лезвие о снег и двинулся дальше.
Сыновья сидели за столом и штудировали грамматику.
- Победа, победы, победе, победу, победой, - читал вслух старший, которому недавно исполнилось десять.
И младшие хором повторяли: «победа, победы, победе»… Увидев отца, все трое нетерпеливо заерзали на стульях, но не поднялись - знали, что отец будет недоволен, если они прервут занятие.
Жена вышла из кухни навстречу мужу, на ходу вытирая мокрые руки о фартук.
- Привет, - поздоровался Антон и стянул с себя свитер, на котором алело кровавое пятно. Жена молча приняла одежду и бросила в корзину с грязным бельем.
- Будешь ужинать? - спросила она. - Скоро все будет готово.
- Нет, нужно сделать еще одно дело, - сказал он и заговорщицки подмигнул сыновьям, - Ну что, дети, одевайтесь.
Те с готовностью подскочили из-за стола и побежали натягивать обувь. Сегодня они не толкались и не ссорились за право выбрать лучшие сапоги, отороченные кроличьим мехом - младшему они были ужасно велики, но, если ему удавалось первым схватить их, он чувствовал себя настоящим королем среди королей. Сегодня эта честь выпала старшему брату Игорю, для которого этот поход означал больше, чем для кого-либо в этой семье.
Когда дети оделись, Антон взял топор и вышел за дверь.
На улице уже стемнело, и мириады звезд были похожи на застывший в небе фейерверк, стократ отраженный в снегу. Они пробирались по улице гуськом - Антон шел впереди, за ним средний сын, потом младший, и замыкал шествие старший, в свои десять лет уже взявший на себя роль защитника. Все четверо озирались по сторонам и старались держаться поближе к стенам, но праздничное возбуждение переполняло их сердца и растягивало губы в улыбках. Им предстояло добыть главное украшение праздника. Нужно только выйти за черту города к старому лесу.
На окраине Антон заметил еще одну семью - женщина в одной руке несла топор, а другой держала за шарф семенящего рядом малыша.
- Папа, почему она здесь? - спросил младший сын, который уже знал, что поход за главным украшением новогодней ночи - это исключительно мужское дело.
- Наверное, у нее нет мужа, - пожал плечами Антон и вытянул руку, приветствуя конкурентов. - Пойдем быстрее. Раньше управимся - раньше вернемся.
За городом раскинулся ельник. На поляне, укрытой прошлогодней хвоей и снегом, стояло несколько десятков палаток. В центре горели костры, лился портвейн, и звучали поминальные песни, перемежаемые пьяными выкриками и женским смехом. Основное население этого лагеря составляли бывшие заключенные и дезертиры - человеческие отребья, биологический мусор. Они не смогли занять свое место в городе, уступив власть двум воинствующим группировкам, и перебивались случайными грабежами и убийствами, выбираясь на центральные улицы по несколько человек. Этим они и были опасны. Если с представителями городских банд можно было договориться или даже взять у них в долг, то эти не знали ни закона, ни жалости. Их презирали, ненавидели и боялись.
Пригнувшись, Антон добежал до ельника и жестами приказал детям затаиться. Те послушно замерли, укрывшись за стволами деревьев. Они выбрали самое лучшее время - в лагере сегодня уже понесли основные потери, и теперь его жители, включая охрану, были пьяны и не ожидали никаких неприятностей.
Время тянулось нестерпимо медленно. Прошел почти час, прежде чем от компании, собравшейся в центре лагеря, отделилась женщина, чьи рыжие волосы, казалось, сами пылали в свете костра. Пошатываясь, она вышла из круга, составленного палатками, и поравнялась со стражей. Один из охранников обнял ее за талию и что-то прошептал на ухо. Женщина звонко рассмеялась и высвободилась из объятий. Сказала:
- Тебе придется немного подождать. Сегодня я с Наумом, и он меня не уступит даже тебе, - она поцеловала молодого охранника в нос и двинулась в ту сторону, где за деревьями притаился Антон с сыновьями.
- Будь осторожна, - крикнул ей вслед охранник и, достав из кармана сигарету, начал борьбу со старой зажигалкой, которая только коротко искрила с каждым движением кремния, но так и не рождала пламени.
Рыжеволосая подошла совсем близко. Остановившись, она одной рукой схватилась за ствол высокой старой ели, чтобы не упасть, а второй начала медленно стягивать джинсы.
Старший сын выскочил из своего укрытия и, одним беззвучным прыжком добравшись до рыжеволосой, зажал ей рот ладонью. В тот же миг Антон подскочил сзади и огрел ее по голове обухом топора. Женщина обмякла и упала на снег, подмяв под себя десятилетнего Игоря. Увидев, как старший брат возится, пытаясь выбраться из-под груза женского тела, дети прыснули в кулаки, но, перехватив строгий взгляд отца, тут же посерьезнели.
- Какая красавица, - выдохнул младший, когда они волоком вытащили рыжеволосую из ельника.
В красоте ей действительно нельзя было отказать - тугие огненные кудри, высокие скулы, россыпь веснушек на щеках. Антон, не мигая, смотрел на добытый трофей. Когда-то рыжеволосая жила по соседству, и в нее были влюблены все парни района. Она так и не выбрала никого в мужья, а когда началась война, примкнула к лесному лагерю, где всегда можно было поживиться вином и лепешками.
Антон встал на колени, преклоняясь перед немеркнущей красотой рыжеволосой, нежно провел ладонью по ее щеке и прошептал:
- Прощай, Анна.
Затем занес над головой топор.
- Дети, отойдите, не то испачкаетесь, - сказал он и двумя ударами перерубил ей шею.
Игорь знал, что делать. Он подхватил откатившуюся голову за волосы и положил в мешок. Антон осторожно поднял тело и перекинул через плечо.
- Теперь пойдем, пока охранники не кинулись, - сказал он и пошел в сторону города.
Игорь пошел следом, гордо неся мешок с трофеем. Братья с восторгом и завистью смотрели на старшего и мечтали о том, что совсем скоро и им выпадет такая же честь. Погрузившись в грезы, в которых он был храбрым добытчиком, младший не заметил, куда ступает и, споткнувшись, повалился на землю.
- Черт, - выругался он и, поднявшись, в сердцах пнул виновника своего падения - примороженный труп того, кому на охоте повезло меньше.
Отряхнув пальто, он заспешил вслед за братьями и отцом.
Дома их уже ждал праздничный ужин. Антон положил тело у двери и поцеловал жену, которая вышла встречать семью.
- Ну, давай, показывай, - сказала она Игорю, заметив, что тот просто сгорает от нетерпения похвастаться трофеем.
Игорь запустил руку в мешок и вытащил оттуда голову.
- Смотри какая, - сказал он, улыбаясь.
- Анна, - выдохнула женщина, узнав жертву.
- У нее больше нет имени, - сказал Антон и начал сбрасывать сапоги. - Ну что, давайте наряжать.
Дети стянули с тела убитой одежду, мать принесла влажные, смоченные спиртом мочалки, и все начали дружно обтирать холодную кожу жертвы от грязи и пятен крови. Затем Антон установил тело вертикально в углу комнаты и достал из шкафа ящик с новогодними украшениями.
- Дети, теперь ваша очередь, - сказал он.
И вот для троих мальчиков настал тот момент, которого они ждали еще с октября, отмечая каждый день на календаре крестиком. Выбирать и развешивать шарики так, чтобы рядом не оказывалось украшений одного цвета, оплетать голый женский живот серебристым дождиком, прикреплять булавками гирлянды ярких фонариков - что может быть лучше для детей? Кожа убитой была мягкой и бархатной - ни в какое сравнение с прошлогодним стариком, который еще при жизни пах гнилью, а уж после смерти и вовсе начал источать нестерпимую вонь, так что его пришлось выкинуть через неделю.
Когда с нарядом было покончено, Антон внес в комнату голову рыжеволосой. Установленная на подносе, она была украшена еловыми ветками и ягодами шиповника, а из макушки возвышалась толстая восковая свеча.
Всё было готово к празднику. Атмосфера сладостной тишины и покоя наполнила дом. Пламя свечи металось от легкого сквозняка, плясало в отражении новогодних шаров.
- С Новым Годом! - сказал Антон и начал доставать из наплечного мешка подарки.