Итай
Этот текст я переписывала восемь раз - рекордное для меня количество. И всё равно он остался самым странным из моих рассказов - не только по содержанию, но и по форме (по данному параметру с ним может сравниться разве что вот этот текст). Он как задачник по алгебре, где неправильные ответы можно подсмотреть в конце учебника.
Итак, из пункта А в пункт Б вода втекает и вытекает, пока у Васи в кармане лежат три яблока:
- Если хочешь увидеть действительно хороший танец, дождись, пока придет Итай. Он не пропускает ни одной вечеринки, - Костя отхлебнул пива и поставил бокал на барную стойку.
- Итай? Странное имя, - сказала Маша, стараясь не выдать своего волнения.
- Да он и сам странный. Но танцует отлично. Всегда как в последний раз.
Маша посмотрела на бармена, орудующего разноцветными бутылками - как будто он мог подсказать ей какой-нибудь вопрос, который заставит Костю рассказать об Итае побольше и при этом не выдаст её чрезмерной заинтересованности. Бармен налил в бокал что-то желтое, затем добавил что-то зеленое из другой бутылки - он был полностью поглощен своим занятием и решительно ничем не мог ей помочь.
- Банановый ликер, - вслух сказала Маша.
- Что? - не понял Костя.
- В зеленой бутылке банановый ликер, - со вздохом повторила она, понимая, что момент, когда дальнейшие расспросы не будут выглядеть навязчивыми и подозрительными, утерян навсегда.
Два месяца назад, увидев, как Итай заходит в этот клуб, Маша, одержимая единственной идеей, которая поглотила всё её сознание, стала каждый вечер околачиваться у входа. Постепенно она выяснила, что несколько раз в неделю тут собираются танцоры, и что Итай здесь частый гость. Но одного этого знания было мало, катастрофически мало для того, чтобы утолить её жажду. Наконец, не выдержав напряжения, она решилась зайти внутрь, и вот теперь сидела за барной стойкой, пытаясь выведать у нового знакомого какие-нибудь подробности.
Тем временем к Косте подошла девушка в бежевой блузке, украшенной массивной красной брошью. Улыбнувшись, она протянула руку и, не сказав ни слова, увлекла Костю на танцпол. Маша провела их взглядом и заказала себе еще один коктейль.
Как у них все просто, - подумала она. - Улыбки, взгляды, шуршащие юбки, руки сплетаются, и можно ничего не говорить - какой-то оживший мюзикл.
Пары в центре зала и правда были похожи на героев мюзикла. Одетые в костюмы и платья начала двадцатого века, они двигались легко и слаженно, будто сделали до этого сотню пробных дублей, и вместе с этим так, будто встретились только что.
Казалось, кто-то ответственный за отрывной календарь Вселенной однажды бросил свою работу, и время в этом клубе замерло где-то в середине марта 1930-го года. Здесь, как на чаепитии у Безумного Шляпника, были свои правила - красная помада и широкие улыбки, клетчатые брюки и музыка, пропитывающая каждый сантиметр пространства. И хотя почти никто не разговаривал, всё здесь было диалогом, которому Маша отчаянно завидовала - сама она тонула в бесконечных монологах и воспоминаниях, из которых не было выхода. Даже сейчас, среди всех этих красок и джазового ликования, у нее перед глазами то и дело возникали картины, которые никак не вязались с атмосферой клуба.
Вот искореженная машина на обочине дороги - внезапно вспыхивает пламя, и в ярких отблесках исчезает рука, безвольно свисающая из разбитого окна авто. Вот она возвращается домой после встречи с подругами и чуть не спотыкается в темноте о тело, лежащее в переулке - его глаза безжизненно смотрят в ночное небо, из уголка рта на щеку стекает тонкая струйка крови, кажущаяся черной в холодном лунном свете.
Вот она стоит на пустынной платформе, ожидая последнюю электричку, и слышит приближающиеся шаги. Обернувшись, видит мужчину, пустыми глазами глядящего прямо перед собой. Но прежде, чем ей удается понять, что происходит, он падает на рельсы - прямо перед приближающимся поездом. А вот снова метро, только на этот раз она спускается вниз по переходу. Человек бегущий сзади, почти задевает её плечом, спотыкается и кувырком летит вниз по ступенькам - звук, с которым он приземляется на бетонный пол, похож на звук раскалывающегося арбуза, и секунду спустя - бордовый нимб вокруг головы.
Эти картины сменяют друг друга с лихорадочной скоростью, переплетаются и, наконец, сливаются в звучании древнего имени - Итай.
- Вы когда-нибудь видели смерть? - внезапно обратилась Маша к бармену.
- Смерть? - бармен озадаченно сдвинул брови. - Ну, когда я был маленьким, у меня умерла бабушка. Правда, я этого не видел, меня даже на похороны не взяли, но все равно было очень грустно. А что?
- Просто любопытно, - пожала плечами Маша и мысленно отругала себя за заданный вопрос.
Еще не хватало стать одной из этих сумасшедших одиноких женщин, которые после третьего бокала выкладывают бармену историю своей жизни, - подумала она. Хотя из ее биографии могла бы получиться неплохая статья для желтой прессы. Маша представила себе возможный заголовок - «Её преследует смерть»
В этой статье взволнованный журналист рассказал бы о девушке, которая за последний год шестнадцать раз стала свидетелем трагедий. Квартира в приличном районе, милые пожилые родители, в прошлом студентка престижного вуза… и ничего не предвещало.
- Как вы думаете, почему это происходит с вами? - спросил бы журналист во время интервью.
- Не знаю. Но я в ужасе, - сказала бы Маша, и в этом ответе не было бы ни слова правды.
На самом деле, впервые столкнувшись со смертью, Маша постаралась побыстрее об этом забыть. Второй раз она почувствовала тревогу и грусть. В третий или четвертый раз, увидев лицо убитого, Маша испытала приступ паники - лицо мертвеца показалось ей смутно знакомым. Всё это было слишком невероятно, чтобы оказаться правдой.
А потом… Потом она неожиданно для себя почувствовала мучительное ожидание, похожее на дремлющий вулкан. Ей нужно было увидеть это снова, убедиться.
Два месяца, пока лето постепенно сменялось осенью, и воздух становился прозрачнее, она жадно просматривала сводки новостей и бродила по городу в поисках ответов на свои вопросы. Друзья и родители все чаще смотрели на Машу с тревогой, но все, что ее теперь интересовало - это пожары, убийства и несчастные случаи. Она не могла говорить ни о чем другом и поэтому все чаще молчала.
Наконец, в начале октября, когда отчаянное ожидание уже готово было выгореть в окончательную опустошенность, Маша увидела то, что искала.
Он лежал на спине, раскинув руки, будто ребенок, упавший в кучу листьев. Взгляд невидящих глаз был устремлен в чернильное небо, а губы тронуты безмятежной улыбкой.
- Какой красивый… Жаль, что мы встретились вот так, - прошептала Маша, остановившись в двух шагах и не решаясь подойти ближе.
Она не стала считать количество дыр от пуль на его пиджаке, желая запомнить только лицо и голубые глаза, еще не подернутые туманом забвения.
- Теперь я должна идти, - наконец сказала она, отступая на шаг, - Сюда скоро придут. Веди себя хорошо.
В ту ночь Маша впервые за долгое время легко заснула и безмятежно проспала до утра. Но уже на следующий день она снова почувствовала знакомую пульсацию в груди, ноющее чувство пустоты, которая жаждет наполниться новой встречей. Эта зависимость росла и росла, пока все остальное вообще не перестало иметь значения. Работа, друзья, родители - всё это постепенно отошло на второй план, Маша осталась один на один со своим необычным хобби.
Шестнадцать встреч за год - разве этого достаточно для настоящей страсти? Шестнадцать доз для наркомана - ничто.
«Её преследует смерть», - вспомнила Маша придуманный ею заголовок для воображаемой статьи и улыбнулась:
- На самом деле, это я преследую смерть. И сегодня я собираюсь посмотреть ей в глаза.
Будто в ответ на её мысли, тяжелая бархатная штора, закрывающая вход в помещение, подернулась от уверенного движения руки, и в зал вошел Итай. Маша сразу узнала его, как охотник, одержимый зверем, узнает свою добычу. Нервная улыбка, высокие скулы, пронзительно голубые глаза - Маша так часто повторяла про себя этот перечень, выслеживая Итая, что теперь его появление здесь на миг показалось ей сном. Одним из тех снов, где она пыталась погладить его по щеке, и рука нащупывала пустоту.
Маша и раньше подозревала, что большинство собравшихся здесь знакомы с Итаем, но увиденное поразило её. Он шествовал по залу с легкой небрежностью, и люди вставали из-за столиков, чтобы поприветствовать его и обменяться дежурными шутками, девушки бросали на него восхищенные взгляды, и даже музыка на несколько секунд как будто затихла. Этот полупризрак, которому оставалось жить считанные часы, с легкостью брал от мира то, чего Маша была лишена, казалось, целую вечность - у него были друзья, его здесь любили и ждали.
- Это всё ты виноват, - прошептала Маша, надеясь почувствовать в груди хотя бы искру злости. Но, если она и вспыхнула, то тут же растворилась в чистом беспримесном восхищении, от которого ком стоит в горле и хочется плакать.
Подойдя к барной стойке, Итай смерил Машу оценивающим взглядом, и в его глазах на миг возникла смутная тревога. Маша поспешила отвернуться и заказала еще один коктейль, уже третий за этот вечер. Руки её дрожали так сильно, что лед звенел в бокале, когда она подносила его ко рту. Маша понимала, что этот страх полностью иррационален - невозможно, чтобы Итай узнал её - но ничего не могла с собой поделать. Все-таки, однажды во время своей бесконечной охоты она подошла слишком близко, однажды коснулась его, чтобы потом еще несколько месяцев выуживать из воспоминаний прохладный бархат его кожи, как самое драгоценное сокровище. И теперь она больше всего на свете боялась, что тень узнавания, скользнувшая в его глазах, обретет форму и плотность.
Но уже спустя несколько секунд Итай непринужденно болтал с эффектной мулаткой в коротком белом платье, а когда из колонок зазвучал новый музыкальный трек, увлек её танцевать. Маша легко повернулась на высоком барном табурете и стала боковым зрением наблюдать за танцполом - вот-вот должно было начаться представление, которое она давно мечтала увидеть.
Когда музыкальное вступление закончилось, и над залом поплыли первые строчки песни, Итай уверенно обхватил талию партнерши, и повел её, в точности повторяя в движениях мелодический рисунок. В этот же миг с Итаем случилось удивительное преображение - куда-то девалась отрешенность и прохладное безразличие, которое Маша столько раз украдкой ловила в его глазах. Его движения, обычно сплошь состоящие из острых углов, обрели плавность и объем, во всем его теле чувствовалась скрытая мощь, рвущаяся наружу в каждой новой фигуре.
В этом танце была сама жизнь, брызжущая неудержимой радостью, но голос, звучащий в Машиной голове, будто не хотел признавать очевидного и монотонно твердил одно «мертвец, мертвец, мертвец».
Чувствуя, что начинает задыхаться, Маша стала пробираться к выходу из зала. С лестничной клетки, начинавшейся сразу за дверями, доносились женские голоса, и тянуло дымом. Курить, - подумала Маша, - вот что мне сейчас нужно. Она бросила эту вредную привычку несколько лет назад, но стоило ей разнервничаться, как руки сами тянулись к сигарете.
Попросив прикурить у зеленоглазой девушки с белым цветком в волосах, она прислонилась к холодной стене и закрыла глаза, стараясь привести мысли в порядок. Однако сосредоточиться не получилось, потому что уже в следующую секунду она услышала знакомое имя.
- Итай так вежлив со всеми, - говорила зеленоглазая. - И глупо предъявлять этот факт в качестве претензии. Тотальная вежливость - хорошо же. Но когда он говорит "малышка", я как дура обтекаю на пол. А потом вспоминаю, что он не называет «малышками» разве что кондуктора в троллейбусе и директрису овощебазы. Ну не злиться же на него за это?
- Но ты все равно злишься, - ответила ей подруга, и по интонации было понятно, что это не вопрос.
-Злюсь, - послышался короткий вздох. - Так бы и убила.
Услышав последние слова, Маша невольно вздрогнула. Сигарета выпала у нее из рук и, чиркнув тлеющим концом по платью, бесшумно приземлилась на кафельный пол. Маша наклонилась, чтобы поднять её, и в этот момент на лестнице послышались шаги - знакомая лениво-небрежная походка.
Закурив на ходу, Итай приблизился к девушкам и, поцеловав зеленоглазую в щеку, улыбнулся:
- Привет, малышка. Потанцуем сегодня?
- Привет, рада тебя видеть, - она расплылась в улыбке и смущенно опустила глаза.
Наверное, она так и стояла бы, старательно рассматривая кафель, если бы подруга не взяла её за руку и не потащила в зал.
Маша осталась наедине с Итаем. За считанные секунды её сердце перешло на галоп. Она так долго представляла себе их разговор, подбирала слова, складывала их, будто вещи в чемодан; а теперь застежка лопнула с оглушительным треском, и всё снова было в беспорядке.
Ей хотелось дергать его за рукав, говорить:
- Это ведь все неправда, да? Всё, что я себе придумала. А что тогда правда?
Ловить его взгляд, тормошить.
- А давай я не буду так старательно о тебе не думать?
Гладить, трясти за плечи, надавать оплеух, взять за шею и большими пальцами под подбородок, чтобы чувствовать пульсацию сонной артерии и судорожное движение кадыка, когда он сглатывает.
- Какой твой любимый цвет? Как познакомились твои родители? А ты знаешь, что твои глаза остаются такими же красивыми даже когда…
Последний вопрос Маша не смогла закончить даже мысленно.
Пока в её мир разлетался на тысячи осколков, Итай затягивался сигаретой, глядя прямо перед собой и будто бы даже не замечая Машиного присутствия. Наконец, он обернулся к ней и, выдохнув дым, сказал:
- Привет. Как дела?
Маша на секунду задумалась.
Ну как у меня дела? Утренний кофе в зеленой кружке, ежедневный бутерброд с сыром, шум воды из соседней квартиры - кто-то принимает душ перед работой. Иногда я замираю и прислушиваюсь. В эти моменты так легко поверить, что сейчас откроется дверь моей ванной - моей, а не соседской - и из нее, замотанный в полотенце, выйдет кто-нибудь, кого я люблю. Или кто-нибудь, с кем я живу просто по привычке. Словом, кто-нибудь. Почему бы и нет? Почему бы этому не случиться? Так я иногда думаю, пока остывает мой кофе. Но потом понимаю, что этого не может произойти, потому что я просто разлюбила смотреть в живые глаза.
После завтрака я иду на работу. А когда возвращаюсь, мне приходится заново привыкать к своему дому. Он всегда выглядит, как черно-белая фотография в чьем-то альбоме - застывший, смутно знакомый, но чужой. Всё настоящее и родное там, где ты лежишь с перерезанным горлом, а я смотрю и запоминаю, где у тебя родинки, и какого цвета ресницы.
Моя жизнь - как бесконечная лестница, которая неизвестно куда ведет. С каждым шагом идти становится тяжелее, но она всё никак не заканчивается. И всюду, куда хватает глаз, только бетонные ступеньки.
Вслух она сказала:
- Дела… Да вроде все нормально.
Сизые клочья дыма вылетали в окно и растворялись в весенней мороси, из зала доносилась музыка, разговор не клеился. Маша бросила взгляд на свою сигарету. Она дотлела почти до фильтра, а это значило, что сейчас ей нужно будет уходить - ведь именно так поступают, когда заканчиваются поводы остаться.
Маша выбросила окурок в урну и направилась в зал. Но, сделав пару шагов, развернулась и заговорила скороговоркой:
- Мы играли в такую игру. Закрывали глаза, считали до десяти. Потом я шла искать, а ты продолжал жить своей жизнью, ни о чем не догадываясь. Теперь давай играть в такую игру. Закрываем глаза, считаем до десяти. Потом я забираю себе всё, что принадлежит тебе, а ты забываешь мое имя. Ну, поехали. Три четыре.
Итай удивленно вскинул брови:
- Я не понимаю, что ты…
- И вот еще, самое важное, - Маша взяла Итая за руку, будто боялась, что тот вот-вот сбежит.
Его кожа была теплой и сухой, такой непозволительно реальной, что все остальное вдруг начало казаться полузабытым сном - мигающая лампа дневного света под потолком, облупившаяся краска на перилах, танцевальный зал за стеной. Этого всего больше не было, как не было прошлого и будущего - время застыло, и в этом бесконечном моменте существовала только его ладонь, через которую будто проходили электрические разряды.
Откуда-то издалека донесся голос Итая:
- Что? Что самое важное?
- А? - Маша подняла на него рассеянный взгляд. - Нет, ничего.
Она выпустила его руку, и все вокруг завертелось, замельтешило, будто реальность наверстывала упущенное: предметы обрели форму и цвет, музыка зазвучала громче, глаза защипало от едкого дыма. Маша закашлялась и, хрипло повторив «ничего», вернулась в зал.
В дверях она столкнулась с Костей. Тот держал в зубах сигарету и на ходу охлопывал карманы в поисках зажигалки.
- Как она тебе? Ну, эта новенькая, - спросил Костя, подойдя к Итаю, который достал из пачки вторую сигарету.
- Дура какая-то, - пожал плечами Итай. - Огонь есть?
- Да вот же, у тебя, - Костя показал на зажигалку, которую Итай все это время держал в руке.
- А, точно. Как, говоришь, её зовут?
- Маша. Её зовут Маша, - Костя затянулся и выпустил несколько дымных колечек. - Кстати, мы сегодня после вечеринки собираемся в кабак, отметить.
- Что отметить? - спросил Итай.
- Ну… что-нибудь отметить. Повод придумаем по ходу дела. Короче, ты с нами?
- Вряд ли, - Итай посмотрел в окно, поверх головы Кости.
- Как всегда.
- Хотел сегодня лечь пораньше. Завтра рабочий день, а ты же знаешь, мне очень сложно засыпать - еще проворочаюсь в постели несколько часов.
- Ну, как хочешь, - Костя затушил окурок и, дружески хлопнув Итая по плечу, стал спускаться вниз по ступенькам.
Итай остался один - в конечном итоге, так происходило всегда, и он это знал лучше других. «Мне очень сложно засыпать», - передразнил он сам себя и поежился от того, как жутко прозвучал его голос на пустой лестничной площадке. Он так часто повторял эту фразу, что не удивился бы, если бы узнал, что в тусовке об этом сложили с десяток нелепых анекдотов.
На самом же деле, он уже и забыл, когда последний раз спал по-настоящему. Не в этом году уж точно. И не в прошлом. Может быть, пять лет назад? Или десять? Достаточно сложно уследить за временем, когда постоянно умираешь.
Первый раз это случилось, когда он был еще подростком. В тот день он бесцельно бродил по сезонной ярмарке, прогуливая занятия в университете. Внезапно небо потемнело, и где-то вверху, с треском разрывая ткань реальности, сверкнуло несколько молний.
Спасаясь от дождя, Итай заскочил в одну из палаток, из которых состояли торговые ряды. Здесь пахло мятой и душицей, к подпоркам, на которых держался навес, были привязаны пучки трав и дешевые амулеты, которые можно купить в любом переходе метро. У дальнего края палатки за пластиковым столом сидела женщина средних лет. И хотя перед ней были разложены карты, она больше походила на продавщицу из эзотерической лавки, чем на гадалку.
Увидев посетителя, женщина вопросительно вскинула бровь:
- Погадать на развитие бизнеса, сделать приворот, или, может, улучшить оценки по истории философии?
- Нет, спасибо, - смутившись, сказал Итай, хотя историю философии ему действительно не мешало бы подтянуть.
- Но ведь есть же у вас какие-нибудь потребности, молодой человек? Может, хотите устранить соперника?
- Нет, меня всё устраивает. Я просто зашел посмотреть. К тому же, мне нечем вам заплатить.
- Ну, какую-нибудь мелочь я могу сделать и бесплатно. Я не жадная, - улыбнулась гадалка, обнажив несколько золотых зубов.
- Мелочь? - Итай задумался. - Ну, вот разве что…
- Не торопитесь, подумайте хорошенько. Дождь еще не скоро закончится.
- Я часто страдаю от бессонницы. Мне бы хотелось что-то с этим сделать.
- То есть, вам надоело лежать по несколько часов, уставившись в потолок, прежде, чем вас окутают волны забвения? Я правильно поняла? - спросила гадалка.
- Хм, вроде того, - сказал Итай, удивившись странному обороту речи.
- Вроде того, или всё в точности так? - переспросила гадалка. - Очень важно правильно сформулировать желание.
Итая начала раздражать эта странная женщина, вдруг начавшая читать ему нотации. Он уже хотел развернуться и уйти, но дождь пустился сильнее. Итай с тоской глянул на затянутое тучами небо и, вздохнув, сказал:
- Да-да, всё в точности так.
- Хорошо, вам больше не придется ворочаться в постели, - сказала гадалка.
- И что я для этого должен сделать? - хмыкнул Итай.
- Ничего. Всё уже сделано.
Посчитав разговор оконченным, гадалка достала из кармана потертой куртки пачку сигарет и закурила. Больше в этой палатке не было произнесено ни слова.
Возвращаясь домой в ту ночь, Итай перебегал дорогу, и его сбила машина. Водитель выскочил из авто и метнулся к потерпевшему. Но, поняв, что тот не дышит, поспешил скрыться с места происшествия.
С тех пор Итай умирал каждый день. Удар электрическим током, удушение, отравление, фатальные последствия неосторожного обращения с бытовой техникой - всё это он испытал на себе. Но, даже если ночью Итай в буквальном смысле разбивался в лепешку, на следующее утро он все равно просыпался в своей постели.
Поначалу всё это пугало Итая, еще и как. Он обращался к психотерапевтам, священникам и экстрасенсам, но ничего не давало результата - каждый вечер заканчивался смертью. Экстрасенсы пожимали плечами, священники в прямом смысле от него открещивались, а психотерапевты с каменными лицами записывали что-то в свои блокноты.
- Посмотрите на ситуацию с другой стороны. Думайте об этом не как о смерти, а как о воскрешении, - сказал Итаю один из врачевателей душ, когда тот в очередной раз повторил свою историю.
Постепенно Итай прекратил попытки исправить ситуацию и с удивлением выяснил, что к смерти тоже можно привыкнуть.
Со временем он стал считать это частью ежедневной рутины, чем-то вроде чистки зубов. В хорошие дни Итаю удавалось упасть с крыши или умереть от удара молнии. Когда такое происходило, он в последние секунды всегда благодарил высшую силу за легкое избавление. Он вообще предпочел бы сократить способы умирания до этих двух вариаций, но, увы, такое происходило редко.
Гораздо чаще Итая кто-нибудь убивал по дороге домой. Не такая уж большая трагедия, если на следующий день ты просыпаешься дома целым и невредимым. Однако, от ножа или пули в животе он все равно чувствовал боль, да и истекать кровью, лежа лицом в грязи - занятие не из самых приятных. Однажды он несколько часов мучился от нестерпимого жжения внутри, прежде чем издать очередной последний вздох.
Но хуже всего было разбиваться на машине, особенно, если при этом авто падало с моста в реку. Визг тормозов, скрежет железа, мир перед глазами переворачивается, затем отчаянные попытки выбраться, вода с шумом врывается в разбитые окна, и всё, что остается делать в этой ловушке - молиться, пока жидкость не заполнит легкие, и пока не уйдет боль в груди, пробитой какой-нибудь деталью автомобиля.
Таково теперь было существование Итая. Он убегал с вечеринок пораньше, не дожидаясь, пока утихнет музыка, и по пути гадал, какую смерть приготовила ему судьба сегодня. Конечно, он не мог рассказать о причинах своих исчезновений, поэтому приятели считали Итая высокомерным и немного сторонились его. Но он не делал из этого трагедии: кто-то смотрит порно с животными, кто-то съедает кило шоколадных конфет за один присест, кто-то плачет над мелодрамами, а он каждую ночь умирает - у всех есть свои маленькие секреты.
И сейчас ему тоже пора было уходить. Итай выбросил давно потухший окурок и стал спускаться по лестнице. У дверей, ведущих на улицу, он увидел Машу, которая прохаживалась взад-вперед, будто поджидая кого-то. Заметив Итая, она слабо, будто через силу улыбнулась и сказала:
- Мне кажется, что мы больше не увидимся. Я буду скучать.
Итай пожал плечами и, ничего не ответив, вышел в ночную морось - он уже много лет не прятался от дождя.
Впереди лежала привычная дорога домой. Он завернул за угол здания, в котором располагался клуб, миновал несколько кофеен, где уже погасили свет, и стал подниматься по длинной лестнице, на другом конце которой начиналась его улица.
Итай шел по ступенькам, вслушиваясь в звук своих шагов и глядя под ноги. Капли стекали с волос на спину, и холод пробирал до костей, несмотря даже на теплую куртку. Поэтому Итай надеялся, что сегодня для него все закончится как можно раньше.
- Ну и мерзкая же погода, - пробормотал он, достав из кармана сигареты.
Из-за дождя и порывистого ветра огонь зажигалки постоянно тух, и подкурить никак не удавалось. К счастью, наверху располагалось кафе с летней площадкой - спрятавшись под навесом, можно было спокойно покурить.
Может, там всё и случится, - подумал Итай и поднял глаза в поисках ожидаемого укрытия. Но, вместо этого, он увидел только лестницу, такую же длинную, какой она казалась снизу. А, может быть, даже длиннее. Сотни и сотни ступенек тянулись вверх, укрытые пеленой дождя на горизонте.
Итай проглотил вскрик, готовый вырваться наружу и, стараясь сохранять спокойствие, обернулся. Позади него уходили в бесконечность всё те же истоптанные тысячами ног ступеньки - и никаких признаков того, что где-то внизу есть улица с подсвеченными витринами и редкими ночными прохожими.
Тогда Итай побежал. Вначале он просто рвался вперед, слепо надеясь на то, что сейчас выкарабкается из клубов тумана и увидит привычный пейзаж. Затем он стал считать ступеньки, но когда дошел до пятисотой, а в поле зрения так и не появился знакомый навес, остановился. Эта лестница просто не могла быть настолько длинной, никогда не была такой.
В отчаянии он метнулся вниз, но и там его ждала только монотонная бесконечность выщербленного от времени бетона.
Итай и сам не знал, сколько попыток вырваться из этой петли он предпринял, и сколько часов на это ушло. В конце концов, он выбился из сил и, опустившись на мокрые ступеньки, уронил лицо в ладони. Дождь всё никак не заканчивался, утро не наступало. Впервые за долгие годы Итай призывал смерть, но на этот раз она забыла о нём.
Когда в груди иссякли крики, а ноги гудели так, что казалось, он не выдержит больше и шагу, Итай снова достал сигарету и попробовал подкурить. Теперь зажигалка сработала с первого раза. Затянувшись горьким дымом, он посчитал - в пачке оставалось еще семь сигарет. Ему предстояло растянуть их на вечность.
Когда Итай ушел, Маша вернулась в зал, собираясь как следует напиться. Но заказать следующий коктейль она не успела, потому что Костя пригласил её на танец. У Маши получалось плохо - ей было далеко до всех тех девушек, которые беззаботно выделывали трюки и головокружительные свинговые фигуры в центре зала. Но это не мешало удовольствию - в конце концов, все с чего-нибудь начинают.
Вечеринка закончилась заполночь. Маша вышла из клуба, кутаясь в пальто и втянув голову в плечи, чтобы дождь не капал за шиворот. Ей предстояло обогнуть здание, миновать несколько закрытых на ночь кофеен, подняться по лестнице и пройти еще три квартала влево. Она бы удивилась, если бы узнала, что всё это время жила на одной улице с Итаем.
У самого дома Машу сбил автомобиль. Истекая кровью и задыхаясь от боли, она старалась уловить каждый оттенок ощущений, ведь это так важно - во всех деталях запомнить свою первую смерть, чтобы спустя годы суметь выделить её в череде последующих.
Прислушиваясь к тому, как замедляется сердцебиение, Маша широко распахнула глаза навстречу ночи. Небо над головой начало проясняться, и кое-где между тучами уже проглядывали звезды.
Утро обещало быть солнечным.
АПД: хорошо и приятно, что никого не смутила резкая смена ПОВа в середине рассказа.
Итак, из пункта А в пункт Б вода втекает и вытекает, пока у Васи в кармане лежат три яблока:
- Если хочешь увидеть действительно хороший танец, дождись, пока придет Итай. Он не пропускает ни одной вечеринки, - Костя отхлебнул пива и поставил бокал на барную стойку.
- Итай? Странное имя, - сказала Маша, стараясь не выдать своего волнения.
- Да он и сам странный. Но танцует отлично. Всегда как в последний раз.
Маша посмотрела на бармена, орудующего разноцветными бутылками - как будто он мог подсказать ей какой-нибудь вопрос, который заставит Костю рассказать об Итае побольше и при этом не выдаст её чрезмерной заинтересованности. Бармен налил в бокал что-то желтое, затем добавил что-то зеленое из другой бутылки - он был полностью поглощен своим занятием и решительно ничем не мог ей помочь.
- Банановый ликер, - вслух сказала Маша.
- Что? - не понял Костя.
- В зеленой бутылке банановый ликер, - со вздохом повторила она, понимая, что момент, когда дальнейшие расспросы не будут выглядеть навязчивыми и подозрительными, утерян навсегда.
Два месяца назад, увидев, как Итай заходит в этот клуб, Маша, одержимая единственной идеей, которая поглотила всё её сознание, стала каждый вечер околачиваться у входа. Постепенно она выяснила, что несколько раз в неделю тут собираются танцоры, и что Итай здесь частый гость. Но одного этого знания было мало, катастрофически мало для того, чтобы утолить её жажду. Наконец, не выдержав напряжения, она решилась зайти внутрь, и вот теперь сидела за барной стойкой, пытаясь выведать у нового знакомого какие-нибудь подробности.
Тем временем к Косте подошла девушка в бежевой блузке, украшенной массивной красной брошью. Улыбнувшись, она протянула руку и, не сказав ни слова, увлекла Костю на танцпол. Маша провела их взглядом и заказала себе еще один коктейль.
Как у них все просто, - подумала она. - Улыбки, взгляды, шуршащие юбки, руки сплетаются, и можно ничего не говорить - какой-то оживший мюзикл.
Пары в центре зала и правда были похожи на героев мюзикла. Одетые в костюмы и платья начала двадцатого века, они двигались легко и слаженно, будто сделали до этого сотню пробных дублей, и вместе с этим так, будто встретились только что.
Казалось, кто-то ответственный за отрывной календарь Вселенной однажды бросил свою работу, и время в этом клубе замерло где-то в середине марта 1930-го года. Здесь, как на чаепитии у Безумного Шляпника, были свои правила - красная помада и широкие улыбки, клетчатые брюки и музыка, пропитывающая каждый сантиметр пространства. И хотя почти никто не разговаривал, всё здесь было диалогом, которому Маша отчаянно завидовала - сама она тонула в бесконечных монологах и воспоминаниях, из которых не было выхода. Даже сейчас, среди всех этих красок и джазового ликования, у нее перед глазами то и дело возникали картины, которые никак не вязались с атмосферой клуба.
Вот искореженная машина на обочине дороги - внезапно вспыхивает пламя, и в ярких отблесках исчезает рука, безвольно свисающая из разбитого окна авто. Вот она возвращается домой после встречи с подругами и чуть не спотыкается в темноте о тело, лежащее в переулке - его глаза безжизненно смотрят в ночное небо, из уголка рта на щеку стекает тонкая струйка крови, кажущаяся черной в холодном лунном свете.
Вот она стоит на пустынной платформе, ожидая последнюю электричку, и слышит приближающиеся шаги. Обернувшись, видит мужчину, пустыми глазами глядящего прямо перед собой. Но прежде, чем ей удается понять, что происходит, он падает на рельсы - прямо перед приближающимся поездом. А вот снова метро, только на этот раз она спускается вниз по переходу. Человек бегущий сзади, почти задевает её плечом, спотыкается и кувырком летит вниз по ступенькам - звук, с которым он приземляется на бетонный пол, похож на звук раскалывающегося арбуза, и секунду спустя - бордовый нимб вокруг головы.
Эти картины сменяют друг друга с лихорадочной скоростью, переплетаются и, наконец, сливаются в звучании древнего имени - Итай.
- Вы когда-нибудь видели смерть? - внезапно обратилась Маша к бармену.
- Смерть? - бармен озадаченно сдвинул брови. - Ну, когда я был маленьким, у меня умерла бабушка. Правда, я этого не видел, меня даже на похороны не взяли, но все равно было очень грустно. А что?
- Просто любопытно, - пожала плечами Маша и мысленно отругала себя за заданный вопрос.
Еще не хватало стать одной из этих сумасшедших одиноких женщин, которые после третьего бокала выкладывают бармену историю своей жизни, - подумала она. Хотя из ее биографии могла бы получиться неплохая статья для желтой прессы. Маша представила себе возможный заголовок - «Её преследует смерть»
В этой статье взволнованный журналист рассказал бы о девушке, которая за последний год шестнадцать раз стала свидетелем трагедий. Квартира в приличном районе, милые пожилые родители, в прошлом студентка престижного вуза… и ничего не предвещало.
- Как вы думаете, почему это происходит с вами? - спросил бы журналист во время интервью.
- Не знаю. Но я в ужасе, - сказала бы Маша, и в этом ответе не было бы ни слова правды.
На самом деле, впервые столкнувшись со смертью, Маша постаралась побыстрее об этом забыть. Второй раз она почувствовала тревогу и грусть. В третий или четвертый раз, увидев лицо убитого, Маша испытала приступ паники - лицо мертвеца показалось ей смутно знакомым. Всё это было слишком невероятно, чтобы оказаться правдой.
А потом… Потом она неожиданно для себя почувствовала мучительное ожидание, похожее на дремлющий вулкан. Ей нужно было увидеть это снова, убедиться.
Два месяца, пока лето постепенно сменялось осенью, и воздух становился прозрачнее, она жадно просматривала сводки новостей и бродила по городу в поисках ответов на свои вопросы. Друзья и родители все чаще смотрели на Машу с тревогой, но все, что ее теперь интересовало - это пожары, убийства и несчастные случаи. Она не могла говорить ни о чем другом и поэтому все чаще молчала.
Наконец, в начале октября, когда отчаянное ожидание уже готово было выгореть в окончательную опустошенность, Маша увидела то, что искала.
Он лежал на спине, раскинув руки, будто ребенок, упавший в кучу листьев. Взгляд невидящих глаз был устремлен в чернильное небо, а губы тронуты безмятежной улыбкой.
- Какой красивый… Жаль, что мы встретились вот так, - прошептала Маша, остановившись в двух шагах и не решаясь подойти ближе.
Она не стала считать количество дыр от пуль на его пиджаке, желая запомнить только лицо и голубые глаза, еще не подернутые туманом забвения.
- Теперь я должна идти, - наконец сказала она, отступая на шаг, - Сюда скоро придут. Веди себя хорошо.
В ту ночь Маша впервые за долгое время легко заснула и безмятежно проспала до утра. Но уже на следующий день она снова почувствовала знакомую пульсацию в груди, ноющее чувство пустоты, которая жаждет наполниться новой встречей. Эта зависимость росла и росла, пока все остальное вообще не перестало иметь значения. Работа, друзья, родители - всё это постепенно отошло на второй план, Маша осталась один на один со своим необычным хобби.
Шестнадцать встреч за год - разве этого достаточно для настоящей страсти? Шестнадцать доз для наркомана - ничто.
«Её преследует смерть», - вспомнила Маша придуманный ею заголовок для воображаемой статьи и улыбнулась:
- На самом деле, это я преследую смерть. И сегодня я собираюсь посмотреть ей в глаза.
Будто в ответ на её мысли, тяжелая бархатная штора, закрывающая вход в помещение, подернулась от уверенного движения руки, и в зал вошел Итай. Маша сразу узнала его, как охотник, одержимый зверем, узнает свою добычу. Нервная улыбка, высокие скулы, пронзительно голубые глаза - Маша так часто повторяла про себя этот перечень, выслеживая Итая, что теперь его появление здесь на миг показалось ей сном. Одним из тех снов, где она пыталась погладить его по щеке, и рука нащупывала пустоту.
Маша и раньше подозревала, что большинство собравшихся здесь знакомы с Итаем, но увиденное поразило её. Он шествовал по залу с легкой небрежностью, и люди вставали из-за столиков, чтобы поприветствовать его и обменяться дежурными шутками, девушки бросали на него восхищенные взгляды, и даже музыка на несколько секунд как будто затихла. Этот полупризрак, которому оставалось жить считанные часы, с легкостью брал от мира то, чего Маша была лишена, казалось, целую вечность - у него были друзья, его здесь любили и ждали.
- Это всё ты виноват, - прошептала Маша, надеясь почувствовать в груди хотя бы искру злости. Но, если она и вспыхнула, то тут же растворилась в чистом беспримесном восхищении, от которого ком стоит в горле и хочется плакать.
Подойдя к барной стойке, Итай смерил Машу оценивающим взглядом, и в его глазах на миг возникла смутная тревога. Маша поспешила отвернуться и заказала еще один коктейль, уже третий за этот вечер. Руки её дрожали так сильно, что лед звенел в бокале, когда она подносила его ко рту. Маша понимала, что этот страх полностью иррационален - невозможно, чтобы Итай узнал её - но ничего не могла с собой поделать. Все-таки, однажды во время своей бесконечной охоты она подошла слишком близко, однажды коснулась его, чтобы потом еще несколько месяцев выуживать из воспоминаний прохладный бархат его кожи, как самое драгоценное сокровище. И теперь она больше всего на свете боялась, что тень узнавания, скользнувшая в его глазах, обретет форму и плотность.
Но уже спустя несколько секунд Итай непринужденно болтал с эффектной мулаткой в коротком белом платье, а когда из колонок зазвучал новый музыкальный трек, увлек её танцевать. Маша легко повернулась на высоком барном табурете и стала боковым зрением наблюдать за танцполом - вот-вот должно было начаться представление, которое она давно мечтала увидеть.
Когда музыкальное вступление закончилось, и над залом поплыли первые строчки песни, Итай уверенно обхватил талию партнерши, и повел её, в точности повторяя в движениях мелодический рисунок. В этот же миг с Итаем случилось удивительное преображение - куда-то девалась отрешенность и прохладное безразличие, которое Маша столько раз украдкой ловила в его глазах. Его движения, обычно сплошь состоящие из острых углов, обрели плавность и объем, во всем его теле чувствовалась скрытая мощь, рвущаяся наружу в каждой новой фигуре.
В этом танце была сама жизнь, брызжущая неудержимой радостью, но голос, звучащий в Машиной голове, будто не хотел признавать очевидного и монотонно твердил одно «мертвец, мертвец, мертвец».
Чувствуя, что начинает задыхаться, Маша стала пробираться к выходу из зала. С лестничной клетки, начинавшейся сразу за дверями, доносились женские голоса, и тянуло дымом. Курить, - подумала Маша, - вот что мне сейчас нужно. Она бросила эту вредную привычку несколько лет назад, но стоило ей разнервничаться, как руки сами тянулись к сигарете.
Попросив прикурить у зеленоглазой девушки с белым цветком в волосах, она прислонилась к холодной стене и закрыла глаза, стараясь привести мысли в порядок. Однако сосредоточиться не получилось, потому что уже в следующую секунду она услышала знакомое имя.
- Итай так вежлив со всеми, - говорила зеленоглазая. - И глупо предъявлять этот факт в качестве претензии. Тотальная вежливость - хорошо же. Но когда он говорит "малышка", я как дура обтекаю на пол. А потом вспоминаю, что он не называет «малышками» разве что кондуктора в троллейбусе и директрису овощебазы. Ну не злиться же на него за это?
- Но ты все равно злишься, - ответила ей подруга, и по интонации было понятно, что это не вопрос.
-Злюсь, - послышался короткий вздох. - Так бы и убила.
Услышав последние слова, Маша невольно вздрогнула. Сигарета выпала у нее из рук и, чиркнув тлеющим концом по платью, бесшумно приземлилась на кафельный пол. Маша наклонилась, чтобы поднять её, и в этот момент на лестнице послышались шаги - знакомая лениво-небрежная походка.
Закурив на ходу, Итай приблизился к девушкам и, поцеловав зеленоглазую в щеку, улыбнулся:
- Привет, малышка. Потанцуем сегодня?
- Привет, рада тебя видеть, - она расплылась в улыбке и смущенно опустила глаза.
Наверное, она так и стояла бы, старательно рассматривая кафель, если бы подруга не взяла её за руку и не потащила в зал.
Маша осталась наедине с Итаем. За считанные секунды её сердце перешло на галоп. Она так долго представляла себе их разговор, подбирала слова, складывала их, будто вещи в чемодан; а теперь застежка лопнула с оглушительным треском, и всё снова было в беспорядке.
Ей хотелось дергать его за рукав, говорить:
- Это ведь все неправда, да? Всё, что я себе придумала. А что тогда правда?
Ловить его взгляд, тормошить.
- А давай я не буду так старательно о тебе не думать?
Гладить, трясти за плечи, надавать оплеух, взять за шею и большими пальцами под подбородок, чтобы чувствовать пульсацию сонной артерии и судорожное движение кадыка, когда он сглатывает.
- Какой твой любимый цвет? Как познакомились твои родители? А ты знаешь, что твои глаза остаются такими же красивыми даже когда…
Последний вопрос Маша не смогла закончить даже мысленно.
Пока в её мир разлетался на тысячи осколков, Итай затягивался сигаретой, глядя прямо перед собой и будто бы даже не замечая Машиного присутствия. Наконец, он обернулся к ней и, выдохнув дым, сказал:
- Привет. Как дела?
Маша на секунду задумалась.
Ну как у меня дела? Утренний кофе в зеленой кружке, ежедневный бутерброд с сыром, шум воды из соседней квартиры - кто-то принимает душ перед работой. Иногда я замираю и прислушиваюсь. В эти моменты так легко поверить, что сейчас откроется дверь моей ванной - моей, а не соседской - и из нее, замотанный в полотенце, выйдет кто-нибудь, кого я люблю. Или кто-нибудь, с кем я живу просто по привычке. Словом, кто-нибудь. Почему бы и нет? Почему бы этому не случиться? Так я иногда думаю, пока остывает мой кофе. Но потом понимаю, что этого не может произойти, потому что я просто разлюбила смотреть в живые глаза.
После завтрака я иду на работу. А когда возвращаюсь, мне приходится заново привыкать к своему дому. Он всегда выглядит, как черно-белая фотография в чьем-то альбоме - застывший, смутно знакомый, но чужой. Всё настоящее и родное там, где ты лежишь с перерезанным горлом, а я смотрю и запоминаю, где у тебя родинки, и какого цвета ресницы.
Моя жизнь - как бесконечная лестница, которая неизвестно куда ведет. С каждым шагом идти становится тяжелее, но она всё никак не заканчивается. И всюду, куда хватает глаз, только бетонные ступеньки.
Вслух она сказала:
- Дела… Да вроде все нормально.
Сизые клочья дыма вылетали в окно и растворялись в весенней мороси, из зала доносилась музыка, разговор не клеился. Маша бросила взгляд на свою сигарету. Она дотлела почти до фильтра, а это значило, что сейчас ей нужно будет уходить - ведь именно так поступают, когда заканчиваются поводы остаться.
Маша выбросила окурок в урну и направилась в зал. Но, сделав пару шагов, развернулась и заговорила скороговоркой:
- Мы играли в такую игру. Закрывали глаза, считали до десяти. Потом я шла искать, а ты продолжал жить своей жизнью, ни о чем не догадываясь. Теперь давай играть в такую игру. Закрываем глаза, считаем до десяти. Потом я забираю себе всё, что принадлежит тебе, а ты забываешь мое имя. Ну, поехали. Три четыре.
Итай удивленно вскинул брови:
- Я не понимаю, что ты…
- И вот еще, самое важное, - Маша взяла Итая за руку, будто боялась, что тот вот-вот сбежит.
Его кожа была теплой и сухой, такой непозволительно реальной, что все остальное вдруг начало казаться полузабытым сном - мигающая лампа дневного света под потолком, облупившаяся краска на перилах, танцевальный зал за стеной. Этого всего больше не было, как не было прошлого и будущего - время застыло, и в этом бесконечном моменте существовала только его ладонь, через которую будто проходили электрические разряды.
Откуда-то издалека донесся голос Итая:
- Что? Что самое важное?
- А? - Маша подняла на него рассеянный взгляд. - Нет, ничего.
Она выпустила его руку, и все вокруг завертелось, замельтешило, будто реальность наверстывала упущенное: предметы обрели форму и цвет, музыка зазвучала громче, глаза защипало от едкого дыма. Маша закашлялась и, хрипло повторив «ничего», вернулась в зал.
В дверях она столкнулась с Костей. Тот держал в зубах сигарету и на ходу охлопывал карманы в поисках зажигалки.
- Как она тебе? Ну, эта новенькая, - спросил Костя, подойдя к Итаю, который достал из пачки вторую сигарету.
- Дура какая-то, - пожал плечами Итай. - Огонь есть?
- Да вот же, у тебя, - Костя показал на зажигалку, которую Итай все это время держал в руке.
- А, точно. Как, говоришь, её зовут?
- Маша. Её зовут Маша, - Костя затянулся и выпустил несколько дымных колечек. - Кстати, мы сегодня после вечеринки собираемся в кабак, отметить.
- Что отметить? - спросил Итай.
- Ну… что-нибудь отметить. Повод придумаем по ходу дела. Короче, ты с нами?
- Вряд ли, - Итай посмотрел в окно, поверх головы Кости.
- Как всегда.
- Хотел сегодня лечь пораньше. Завтра рабочий день, а ты же знаешь, мне очень сложно засыпать - еще проворочаюсь в постели несколько часов.
- Ну, как хочешь, - Костя затушил окурок и, дружески хлопнув Итая по плечу, стал спускаться вниз по ступенькам.
Итай остался один - в конечном итоге, так происходило всегда, и он это знал лучше других. «Мне очень сложно засыпать», - передразнил он сам себя и поежился от того, как жутко прозвучал его голос на пустой лестничной площадке. Он так часто повторял эту фразу, что не удивился бы, если бы узнал, что в тусовке об этом сложили с десяток нелепых анекдотов.
На самом же деле, он уже и забыл, когда последний раз спал по-настоящему. Не в этом году уж точно. И не в прошлом. Может быть, пять лет назад? Или десять? Достаточно сложно уследить за временем, когда постоянно умираешь.
Первый раз это случилось, когда он был еще подростком. В тот день он бесцельно бродил по сезонной ярмарке, прогуливая занятия в университете. Внезапно небо потемнело, и где-то вверху, с треском разрывая ткань реальности, сверкнуло несколько молний.
Спасаясь от дождя, Итай заскочил в одну из палаток, из которых состояли торговые ряды. Здесь пахло мятой и душицей, к подпоркам, на которых держался навес, были привязаны пучки трав и дешевые амулеты, которые можно купить в любом переходе метро. У дальнего края палатки за пластиковым столом сидела женщина средних лет. И хотя перед ней были разложены карты, она больше походила на продавщицу из эзотерической лавки, чем на гадалку.
Увидев посетителя, женщина вопросительно вскинула бровь:
- Погадать на развитие бизнеса, сделать приворот, или, может, улучшить оценки по истории философии?
- Нет, спасибо, - смутившись, сказал Итай, хотя историю философии ему действительно не мешало бы подтянуть.
- Но ведь есть же у вас какие-нибудь потребности, молодой человек? Может, хотите устранить соперника?
- Нет, меня всё устраивает. Я просто зашел посмотреть. К тому же, мне нечем вам заплатить.
- Ну, какую-нибудь мелочь я могу сделать и бесплатно. Я не жадная, - улыбнулась гадалка, обнажив несколько золотых зубов.
- Мелочь? - Итай задумался. - Ну, вот разве что…
- Не торопитесь, подумайте хорошенько. Дождь еще не скоро закончится.
- Я часто страдаю от бессонницы. Мне бы хотелось что-то с этим сделать.
- То есть, вам надоело лежать по несколько часов, уставившись в потолок, прежде, чем вас окутают волны забвения? Я правильно поняла? - спросила гадалка.
- Хм, вроде того, - сказал Итай, удивившись странному обороту речи.
- Вроде того, или всё в точности так? - переспросила гадалка. - Очень важно правильно сформулировать желание.
Итая начала раздражать эта странная женщина, вдруг начавшая читать ему нотации. Он уже хотел развернуться и уйти, но дождь пустился сильнее. Итай с тоской глянул на затянутое тучами небо и, вздохнув, сказал:
- Да-да, всё в точности так.
- Хорошо, вам больше не придется ворочаться в постели, - сказала гадалка.
- И что я для этого должен сделать? - хмыкнул Итай.
- Ничего. Всё уже сделано.
Посчитав разговор оконченным, гадалка достала из кармана потертой куртки пачку сигарет и закурила. Больше в этой палатке не было произнесено ни слова.
Возвращаясь домой в ту ночь, Итай перебегал дорогу, и его сбила машина. Водитель выскочил из авто и метнулся к потерпевшему. Но, поняв, что тот не дышит, поспешил скрыться с места происшествия.
С тех пор Итай умирал каждый день. Удар электрическим током, удушение, отравление, фатальные последствия неосторожного обращения с бытовой техникой - всё это он испытал на себе. Но, даже если ночью Итай в буквальном смысле разбивался в лепешку, на следующее утро он все равно просыпался в своей постели.
Поначалу всё это пугало Итая, еще и как. Он обращался к психотерапевтам, священникам и экстрасенсам, но ничего не давало результата - каждый вечер заканчивался смертью. Экстрасенсы пожимали плечами, священники в прямом смысле от него открещивались, а психотерапевты с каменными лицами записывали что-то в свои блокноты.
- Посмотрите на ситуацию с другой стороны. Думайте об этом не как о смерти, а как о воскрешении, - сказал Итаю один из врачевателей душ, когда тот в очередной раз повторил свою историю.
Постепенно Итай прекратил попытки исправить ситуацию и с удивлением выяснил, что к смерти тоже можно привыкнуть.
Со временем он стал считать это частью ежедневной рутины, чем-то вроде чистки зубов. В хорошие дни Итаю удавалось упасть с крыши или умереть от удара молнии. Когда такое происходило, он в последние секунды всегда благодарил высшую силу за легкое избавление. Он вообще предпочел бы сократить способы умирания до этих двух вариаций, но, увы, такое происходило редко.
Гораздо чаще Итая кто-нибудь убивал по дороге домой. Не такая уж большая трагедия, если на следующий день ты просыпаешься дома целым и невредимым. Однако, от ножа или пули в животе он все равно чувствовал боль, да и истекать кровью, лежа лицом в грязи - занятие не из самых приятных. Однажды он несколько часов мучился от нестерпимого жжения внутри, прежде чем издать очередной последний вздох.
Но хуже всего было разбиваться на машине, особенно, если при этом авто падало с моста в реку. Визг тормозов, скрежет железа, мир перед глазами переворачивается, затем отчаянные попытки выбраться, вода с шумом врывается в разбитые окна, и всё, что остается делать в этой ловушке - молиться, пока жидкость не заполнит легкие, и пока не уйдет боль в груди, пробитой какой-нибудь деталью автомобиля.
Таково теперь было существование Итая. Он убегал с вечеринок пораньше, не дожидаясь, пока утихнет музыка, и по пути гадал, какую смерть приготовила ему судьба сегодня. Конечно, он не мог рассказать о причинах своих исчезновений, поэтому приятели считали Итая высокомерным и немного сторонились его. Но он не делал из этого трагедии: кто-то смотрит порно с животными, кто-то съедает кило шоколадных конфет за один присест, кто-то плачет над мелодрамами, а он каждую ночь умирает - у всех есть свои маленькие секреты.
И сейчас ему тоже пора было уходить. Итай выбросил давно потухший окурок и стал спускаться по лестнице. У дверей, ведущих на улицу, он увидел Машу, которая прохаживалась взад-вперед, будто поджидая кого-то. Заметив Итая, она слабо, будто через силу улыбнулась и сказала:
- Мне кажется, что мы больше не увидимся. Я буду скучать.
Итай пожал плечами и, ничего не ответив, вышел в ночную морось - он уже много лет не прятался от дождя.
Впереди лежала привычная дорога домой. Он завернул за угол здания, в котором располагался клуб, миновал несколько кофеен, где уже погасили свет, и стал подниматься по длинной лестнице, на другом конце которой начиналась его улица.
Итай шел по ступенькам, вслушиваясь в звук своих шагов и глядя под ноги. Капли стекали с волос на спину, и холод пробирал до костей, несмотря даже на теплую куртку. Поэтому Итай надеялся, что сегодня для него все закончится как можно раньше.
- Ну и мерзкая же погода, - пробормотал он, достав из кармана сигареты.
Из-за дождя и порывистого ветра огонь зажигалки постоянно тух, и подкурить никак не удавалось. К счастью, наверху располагалось кафе с летней площадкой - спрятавшись под навесом, можно было спокойно покурить.
Может, там всё и случится, - подумал Итай и поднял глаза в поисках ожидаемого укрытия. Но, вместо этого, он увидел только лестницу, такую же длинную, какой она казалась снизу. А, может быть, даже длиннее. Сотни и сотни ступенек тянулись вверх, укрытые пеленой дождя на горизонте.
Итай проглотил вскрик, готовый вырваться наружу и, стараясь сохранять спокойствие, обернулся. Позади него уходили в бесконечность всё те же истоптанные тысячами ног ступеньки - и никаких признаков того, что где-то внизу есть улица с подсвеченными витринами и редкими ночными прохожими.
Тогда Итай побежал. Вначале он просто рвался вперед, слепо надеясь на то, что сейчас выкарабкается из клубов тумана и увидит привычный пейзаж. Затем он стал считать ступеньки, но когда дошел до пятисотой, а в поле зрения так и не появился знакомый навес, остановился. Эта лестница просто не могла быть настолько длинной, никогда не была такой.
В отчаянии он метнулся вниз, но и там его ждала только монотонная бесконечность выщербленного от времени бетона.
Итай и сам не знал, сколько попыток вырваться из этой петли он предпринял, и сколько часов на это ушло. В конце концов, он выбился из сил и, опустившись на мокрые ступеньки, уронил лицо в ладони. Дождь всё никак не заканчивался, утро не наступало. Впервые за долгие годы Итай призывал смерть, но на этот раз она забыла о нём.
Когда в груди иссякли крики, а ноги гудели так, что казалось, он не выдержит больше и шагу, Итай снова достал сигарету и попробовал подкурить. Теперь зажигалка сработала с первого раза. Затянувшись горьким дымом, он посчитал - в пачке оставалось еще семь сигарет. Ему предстояло растянуть их на вечность.
Когда Итай ушел, Маша вернулась в зал, собираясь как следует напиться. Но заказать следующий коктейль она не успела, потому что Костя пригласил её на танец. У Маши получалось плохо - ей было далеко до всех тех девушек, которые беззаботно выделывали трюки и головокружительные свинговые фигуры в центре зала. Но это не мешало удовольствию - в конце концов, все с чего-нибудь начинают.
Вечеринка закончилась заполночь. Маша вышла из клуба, кутаясь в пальто и втянув голову в плечи, чтобы дождь не капал за шиворот. Ей предстояло обогнуть здание, миновать несколько закрытых на ночь кофеен, подняться по лестнице и пройти еще три квартала влево. Она бы удивилась, если бы узнала, что всё это время жила на одной улице с Итаем.
У самого дома Машу сбил автомобиль. Истекая кровью и задыхаясь от боли, она старалась уловить каждый оттенок ощущений, ведь это так важно - во всех деталях запомнить свою первую смерть, чтобы спустя годы суметь выделить её в череде последующих.
Прислушиваясь к тому, как замедляется сердцебиение, Маша широко распахнула глаза навстречу ночи. Небо над головой начало проясняться, и кое-где между тучами уже проглядывали звезды.
Утро обещало быть солнечным.
АПД: хорошо и приятно, что никого не смутила резкая смена ПОВа в середине рассказа.