И вечная Нина Власьевна
Представляете, я её вчера опять встретила!
И нисколечко она не меняется. Тот же аккуратный голубой плащ с подложенными плечами, и даже не полинял за эти годы; так же она не отвечает на мой автоматический вежливый кивок; так же гордо и торжествующе смотрит мимо, сквозь, сверху вниз, презрительно поджав тонкие губы и щуря выцветшие глаза. Только вот с палочкой теперь, но походка всё такая же, уверенная...
Вечная она, Нина Власьевна, соседка.
Сколько я её помню, работала она на нашей почте. Ну, и не только. И вот это «и не только» как раз привносило в её жизнь и азарт, и чувство правоты и всевластия, давало ей твёрдую опору. И дополнительный доход, само собой.
Пенсию старикам тогда почтальоны приносили на дом. Как раз Нина Власьевна этим и занималась. И бабушке моей приносила. Каждый раз Нине Власьевне хотелось много чего сказать; но бабушку окружала такая мощная аура доброты, ума и весёлого творчества, что не в силах Н.В. было эту ауру нарушить. И она молчала, сдерживалась, хотя и с трудом.
Газеты - «Известия» и «Литературку», журналы - «Новый мир», «Юность», «Науку и жизнь», «Юный натуралист», «Мурзилку» она исправно приносила и кидала в почтовый ящик. Туда же опускала и открытки - к праздникам, с Дедом Морозом, зайчиками, ёлочками, флажками и воздушными шариками.
С письмами было труднее. За ними приходилось ходить на почту.
- Здравствуйте, - говорила я вежливо. - Мы ждём письма. Не завалилось ли куда?
- Не приходило! - быстро отвечала Н. В. , глядя ясным взором куда угодно, только не на меня. - Иди, девочка, иди себе!
- А можно, я сама посмотрю? Вдруг всё-таки пришло?
Если на почте были другие сотрудники, то Н. В. никак не могла меня послать туда, куда ей хотелось, и она с сердцем почти швыряла на стол коробку с кучей неразобранной корреспонденции. Письма нередко там и находились.
- У меня работы много, - скучающе произносила Н. В. - Я не обязана за всякими...
Забирала коробку и швыряла обратно под стол. Сотрудники почты отводили глаза. Побаивались они Нину Власьевну.
Но кульминация её «правдоискательства», по крайней мере, в отношении нашей семьи, наступила, когда умер папа.
Фронтовик, артиллерист. Сердце, надорванное на войне, не выдержало...
Мы с братом были совсем ещё небольшие. Мне и 10 лет не исполнилось, брату - 7.
Назначили маме на нас пенсию, «по утере кормильца».
И вот - звонок в дверь, мама открыла: Нина Власьевна. Вид у неё торжествующий, и глаза горят.
- Принесла вам пенсию, - говорит она громко и чётко. - Только я вам её не отдам!
- То есть как это? - оторопела мама.
А вот так! Не отдам - и всё. Потому, что всё должно быть по правде, как положено! Я вот Андреичевой из второго подъезда «по утере» - 25 рублей ношу. Матвеевой из восьмого корпуса - тоже 25. А тебе тут прописано 50 рублей - это что такое?!
- Так у них же по одному ребёнку, а у меня - двое!
Но Н. В. не слушала, она была в экстазе и, подняв угрожающе перст, говорила:
- И я ещё заявление написала, куда надо, пусть расследуют! Это всяким по полсотни наших, трудовых, выбрасывать! Я тебе прямо говорю, потому что я- за правду!..
И, не знаю, что она сказала бы ещё, но мама, быстро оглянувшись на бабушкину закрытую дверь, велела нам идти в комнату, стремительно шагнула на площадку к отпрянувшей Н.В. и двери за собой прикрыла. И негромко сказала ей что-то, отчего Н.В., слышно было, не дожидаясь лифта, быстро-быстро побежала по лестнице вниз.
А мама тихо открыла двери, вошла, постояла немного, прислонившись к дверному косяку, пошла в комнату и легла ничком на кровать. Мы сидели рядом, гладили её руку, но что тут можно...
Потом мама чужим голосом сказала: - Ничего. Всё нормально. Хорошо, что бабушка не слышала.
Полежала ещё немножко, встала и собралась в собес идти. Я с ней увязалась, боялась одну отпускать, потому что после папиной смерти мама первое время всё падала, сознание теряла. Как-то через дорогу переходила, упала, чуть не задавили. И на работе было тоже, а там опасно, приборы, колбы... Потом это прошло.
Пришли мы в собес, и мама написала заявление, чтобы пенсию нам в сберкассе выдавали. И бабушке тоже. Там в собесе тётенька совсем даже не удивилась, а сразу всё подписала, и даже к начальнику сама сходила. И потом мы с бабушкой в сберкассу за пенсией ходили. Я, бывала, заранее прибегу, займу очередь, а там и бабушка тихонько подойдёт.
И письма приходить стали. Не все, конечно, но я теперь, как на почту приду, так сразу к Ире, у которой один ботинок сложный, ортопедический, или - к высокой Тамаре Николаевне. Они мне сами коробку подвигают, а иногда и помогают искать. А Н.В., как видит меня, так и уходит из комнаты.
Потом её отправили на пенсию. Но во дворе я её часто видела. Помню, как она соседке говорила: - А внучку я им велю Правдочкой назвать! Потому, что я - за правду всегда! Чтобы - как положено!
И глаза её торжествующе горели.
Столько лет прошло.
Скольких нету уже, любимых и родных; умных, талантливых, героев и тружеников...
А Нина Власьевна - есть.
Видимо, она - вечная?..
P.S.
Кстати: зовут-то её по-другому. Просто Софью Власьевну все знают, а эта до неё недотягивает. А происхождения они одного. Мелкий бес, подручный палача. Но без них, мелких, их дело не было бы так успешно. «И много их, и живучи же они» (с).
Маша Трифонова
14 июня 2021 года
И нисколечко она не меняется. Тот же аккуратный голубой плащ с подложенными плечами, и даже не полинял за эти годы; так же она не отвечает на мой автоматический вежливый кивок; так же гордо и торжествующе смотрит мимо, сквозь, сверху вниз, презрительно поджав тонкие губы и щуря выцветшие глаза. Только вот с палочкой теперь, но походка всё такая же, уверенная...
Вечная она, Нина Власьевна, соседка.
Сколько я её помню, работала она на нашей почте. Ну, и не только. И вот это «и не только» как раз привносило в её жизнь и азарт, и чувство правоты и всевластия, давало ей твёрдую опору. И дополнительный доход, само собой.
Пенсию старикам тогда почтальоны приносили на дом. Как раз Нина Власьевна этим и занималась. И бабушке моей приносила. Каждый раз Нине Власьевне хотелось много чего сказать; но бабушку окружала такая мощная аура доброты, ума и весёлого творчества, что не в силах Н.В. было эту ауру нарушить. И она молчала, сдерживалась, хотя и с трудом.
Газеты - «Известия» и «Литературку», журналы - «Новый мир», «Юность», «Науку и жизнь», «Юный натуралист», «Мурзилку» она исправно приносила и кидала в почтовый ящик. Туда же опускала и открытки - к праздникам, с Дедом Морозом, зайчиками, ёлочками, флажками и воздушными шариками.
С письмами было труднее. За ними приходилось ходить на почту.
- Здравствуйте, - говорила я вежливо. - Мы ждём письма. Не завалилось ли куда?
- Не приходило! - быстро отвечала Н. В. , глядя ясным взором куда угодно, только не на меня. - Иди, девочка, иди себе!
- А можно, я сама посмотрю? Вдруг всё-таки пришло?
Если на почте были другие сотрудники, то Н. В. никак не могла меня послать туда, куда ей хотелось, и она с сердцем почти швыряла на стол коробку с кучей неразобранной корреспонденции. Письма нередко там и находились.
- У меня работы много, - скучающе произносила Н. В. - Я не обязана за всякими...
Забирала коробку и швыряла обратно под стол. Сотрудники почты отводили глаза. Побаивались они Нину Власьевну.
Но кульминация её «правдоискательства», по крайней мере, в отношении нашей семьи, наступила, когда умер папа.
Фронтовик, артиллерист. Сердце, надорванное на войне, не выдержало...
Мы с братом были совсем ещё небольшие. Мне и 10 лет не исполнилось, брату - 7.
Назначили маме на нас пенсию, «по утере кормильца».
И вот - звонок в дверь, мама открыла: Нина Власьевна. Вид у неё торжествующий, и глаза горят.
- Принесла вам пенсию, - говорит она громко и чётко. - Только я вам её не отдам!
- То есть как это? - оторопела мама.
А вот так! Не отдам - и всё. Потому, что всё должно быть по правде, как положено! Я вот Андреичевой из второго подъезда «по утере» - 25 рублей ношу. Матвеевой из восьмого корпуса - тоже 25. А тебе тут прописано 50 рублей - это что такое?!
- Так у них же по одному ребёнку, а у меня - двое!
Но Н. В. не слушала, она была в экстазе и, подняв угрожающе перст, говорила:
- И я ещё заявление написала, куда надо, пусть расследуют! Это всяким по полсотни наших, трудовых, выбрасывать! Я тебе прямо говорю, потому что я- за правду!..
И, не знаю, что она сказала бы ещё, но мама, быстро оглянувшись на бабушкину закрытую дверь, велела нам идти в комнату, стремительно шагнула на площадку к отпрянувшей Н.В. и двери за собой прикрыла. И негромко сказала ей что-то, отчего Н.В., слышно было, не дожидаясь лифта, быстро-быстро побежала по лестнице вниз.
А мама тихо открыла двери, вошла, постояла немного, прислонившись к дверному косяку, пошла в комнату и легла ничком на кровать. Мы сидели рядом, гладили её руку, но что тут можно...
Потом мама чужим голосом сказала: - Ничего. Всё нормально. Хорошо, что бабушка не слышала.
Полежала ещё немножко, встала и собралась в собес идти. Я с ней увязалась, боялась одну отпускать, потому что после папиной смерти мама первое время всё падала, сознание теряла. Как-то через дорогу переходила, упала, чуть не задавили. И на работе было тоже, а там опасно, приборы, колбы... Потом это прошло.
Пришли мы в собес, и мама написала заявление, чтобы пенсию нам в сберкассе выдавали. И бабушке тоже. Там в собесе тётенька совсем даже не удивилась, а сразу всё подписала, и даже к начальнику сама сходила. И потом мы с бабушкой в сберкассу за пенсией ходили. Я, бывала, заранее прибегу, займу очередь, а там и бабушка тихонько подойдёт.
И письма приходить стали. Не все, конечно, но я теперь, как на почту приду, так сразу к Ире, у которой один ботинок сложный, ортопедический, или - к высокой Тамаре Николаевне. Они мне сами коробку подвигают, а иногда и помогают искать. А Н.В., как видит меня, так и уходит из комнаты.
Потом её отправили на пенсию. Но во дворе я её часто видела. Помню, как она соседке говорила: - А внучку я им велю Правдочкой назвать! Потому, что я - за правду всегда! Чтобы - как положено!
И глаза её торжествующе горели.
Столько лет прошло.
Скольких нету уже, любимых и родных; умных, талантливых, героев и тружеников...
А Нина Власьевна - есть.
Видимо, она - вечная?..
P.S.
Кстати: зовут-то её по-другому. Просто Софью Власьевну все знают, а эта до неё недотягивает. А происхождения они одного. Мелкий бес, подручный палача. Но без них, мелких, их дело не было бы так успешно. «И много их, и живучи же они» (с).
Маша Трифонова
14 июня 2021 года