SOLARIS REVISITED
Фильм Солярис я видела раз пять как минимум. Всегда в маленьких просмотровых залах, в Москве. Но два дня назад наконец-то исполнилась моя давняя мечта: я его пересмотрела в шестой раз, вместе с друзьями, на большом экране берлинского кинотеатра «Арсенал». Опасалась, что в 6-й раз всё-таки будет скучно, ведь я же этот фильм наизусть знаю. Так что никаких шоковых эффектов, никаких загадок. Да и пошла я на него в этот раз по вполне практическому, до смешного «приземлённому» поводу: мы с подругой решили воспроизвезти собственноручно ту знаменитую шаль «Солярис», которую носит героиня фильма Хари, бывшая в земной жизни женой Криса Кельвина и явившаяся ему на орбитальной станции в виде бессмертной и неуничтожаемой нейтринной копии. Вот эта шаль (начиная с 1.12 мин.):
Но даже не с первых кадров, а с первых звуков, с первых титров я поняла, что магия образного мира, созданного Андреем Тарковским и гениальным оператором Вадимом Юсовым не рутинизируется. Не исчезает. Только выводит на другие дорожки, открывающие перспективу на новые ракурсы кинотекста. Не буду тут излагать никаких своих инсайтов, они наверняка не уникальны и уже есть в литературе, посвящённой фильму. Да, меня не очень убеждает главная идея Тарковского о космической универсальности человеческой морали; из-за этой идеи они со Станиславом Лемом кардинально разошлись и даже радикально переругались.
Это, конечно, очень субъективно, но для меня самой универальной составляющей фильма стала его эстетика. Она для меня как-то вписалась в тот образный ряд, который Тарковский постулирует как репрезентативный для человеческой культуры в целом: Брейгель, Мантенья, Рембрандт, Бах. Временами монологи и диалоги казались слишком патетичными, эмоции слишком романтичными, декорации - устаревшими. Но общему воздействию это не мешало. А вот римейк Содерберга я не в состоянии вспомнить, если не считать того, что в нём реально возвращается на землю не Крис Кельвин, а его нейтринная копия, о чем нам сообщает эпизод с моментальным заживлением порезанного пальца протагониста.
You can watch this video on www.livejournal.com
Но даже не с первых кадров, а с первых звуков, с первых титров я поняла, что магия образного мира, созданного Андреем Тарковским и гениальным оператором Вадимом Юсовым не рутинизируется. Не исчезает. Только выводит на другие дорожки, открывающие перспективу на новые ракурсы кинотекста. Не буду тут излагать никаких своих инсайтов, они наверняка не уникальны и уже есть в литературе, посвящённой фильму. Да, меня не очень убеждает главная идея Тарковского о космической универсальности человеческой морали; из-за этой идеи они со Станиславом Лемом кардинально разошлись и даже радикально переругались.
Это, конечно, очень субъективно, но для меня самой универальной составляющей фильма стала его эстетика. Она для меня как-то вписалась в тот образный ряд, который Тарковский постулирует как репрезентативный для человеческой культуры в целом: Брейгель, Мантенья, Рембрандт, Бах. Временами монологи и диалоги казались слишком патетичными, эмоции слишком романтичными, декорации - устаревшими. Но общему воздействию это не мешало. А вот римейк Содерберга я не в состоянии вспомнить, если не считать того, что в нём реально возвращается на землю не Крис Кельвин, а его нейтринная копия, о чем нам сообщает эпизод с моментальным заживлением порезанного пальца протагониста.