«На дне», сто лет спустя (кинофестиваль "Окно в Европу").
Судя по фестивальному киномарафону игрового кино (и не только по фестивальному), кризис идей и сценариев, о котором давно и много говорят, к сожалению, не миф, а - реальность. И последнее «Окно в Европу» эту тенденцию лишь подтверждает.
Первый звоночек - это бесконечные и чаще всего неудачные ремейки советской классики. «Кавказская пленница», к примеру, у большинства оставила лишь чувство недоумения: зачем? Вторая примета - неявный «перепев» уже существующих картин и слабо проработанные сценарии, легшие в основу некоторых фильмов. И третье - обращение к проверенной временем классике в качестве литературной основы. Классика не подведет.
И она действительно не подводит. Ибо потому она и зовется классикой, что очень долгое время остается современной. Итак, поговорим об экранизированной классике. А именно - о фильме Владимира Котта «На дне», который был показан в рамках «Осенних премьер» и участвовал в голосовании «Выборгский счет». Режиссер, естественно, внес некоторые изменения, но они оказалась некритичны.
Горький написал пьесу в 1901-1902 годах, Владимир Котт снял фильм, который идет свыше двух часов, в 2013- 2014 годах. В период между этими датами пьеса никогда не утрачивала актуальность, и, как оказалось, в очередной раз перенесенная на экран совершенно не кажется архаизмом.
У Горького время действия - начало весны, утро. У Котта - осень в разгаре и ночной разбор машины с мусором. У Горького - подвальная ночлежка, у Котта - открытая всем ветрам свалка. Два татарина Горького в кино превратились в одного, который каждое утро расстилает на мусоре коврик и совершает намаз. Пара неважных для автора фильма персонажей изъяты из повествования. Сатин (Сергей Сосновский) утерял роль локомитива и совести, о чем нам усердно толковали литературоведы советской эпохи и школьные учителя, и стал, скорее, статичным персонажем, константной свалки. Он не меняется и с ним ничего не происходит. Так же как и с непонятным Бубновым (Николай Аверюшкин). Он теперь не скорняк, а какая-то психологическая развалина: сидит и вяжет на спицах, и, обнаружив на свалке старый телевизор «Юность», ставит его перед собой, смотрит в погасший экран и становится практически счастливым.
Торговка пельменями Квашня (Ольга Бешуля) в современной интерпретации такая же неприкаянная бомжиха, у которой нюх на съестное. И совершенно не удивительно, что Барон, которого играет до обидного мало востребованный Александр Трофимов (помните кардинала Ришелье?), практически неразлучен с ней. Любопытно, что Барон по сюжету - наследник советской элиты, сгинувшей в сталинские годы; ребенком он попал в мордовские лагеря, но не утратил навыков аристократического воспитания.
Режиссер усугубляет типичные черты некоторых героев, делая их более понятными современному зрителю. Алешка (Велимир Русаков) из алкоголика превратился в андрогинного вырожденца-токсикомана, что, в общем-то, отвечает духу времени. Клещ (Юрий Лопарев), который у великого пролетарского писателя хоть как-то сочувствовал своей умирающей жене Анне, в фильме мечтает о ее смерти и, не выдержав ожидания, душит ее. Анна (Тамара Цыганова), умирает не от чахотки, а от рака, и ее крики приводят в бешенство очерствевшего до состояния камня мужа.
Васька Пепел (Олег Васильков) только в мусорных интерьерах и выглядит брутально. Как только он появляется на свалке на стареньких белых «жигулях», в пальто и кепочке, эдаким принцем на белом коне, - ну гопник гопником! Неуверенный, растерянный, храбрящийся. И сразу понимаешь: в детстве не додали, не долюбили, не доверяли и выдавили из нормальной жизни, как пасту из тюбика.
Костылев (Борис Каморзин) - почти анекдотичный персонаж, «смотрящий» за свалкой и ее «сокровищами». В куртке с аляпистой надписью «Россия» и с внушительным по размеру крестом. Полностью пасует перед Василисой, которую сыграла похудевшая Евгения Добровольская. К ней мы привыкли в совершенно других амплуа «правильных» женщин с непростой судьбой. А тут она - фурия, валькирия, источник многих зол и даже смертей. Ее сестра Наталья (Агния Кузнецова) - дешевая путана по вызову: и именно Василиса торгует ее телом.
По сути, этот фильм - бенефис двух актеров. Одного состоявшегося - Михаила Ефремова в роли Актера, другого - начинающего, 15-летнего Семена Трескунова (Лука). И, пожалуй, переосмысление образа Луки - самое большое открытие фильма. Внешне недокормыш с крупной головой, он появляется на свалке из мусорной машины, и после гибели его опять закапывают в мусор: из праха - в прах. Скрипач, то есть Лука, не нужен этому миру.
Подросток Лука абсолютно не совпадает с хрестоматийным образом. Кое-кто из критиков успел сравнить Луку с Иисусом в начале пути, который всем дает утешение и надежду. Он кормит с ложечки умирающую Анну и даже заставляет ее улыбаться. Только он не обещает загробного мира, он обещает вечный сон и отдых от мучений. Коттовский Лука - это не ложь во спасение, это чаще - правда, как побуждение к действию. Если он и привирает, то совсем чуть-чуть. В фильме Лука не уходит по-английски, втихаря, как в пьесе, а - погибает, пытаясь предотвратить жестокую разборку. В отличие от Христа ему хватило одного ржавого гвоздя. Одного из тех, который в течение всего фильма маниакально распрямлял Клещ.
Образ Актера тоже претерпевает некую трансформацию. Горьковский Сверчков-Заволжский становится Сверчком-Задонским, на свалке его кличут Гамлетом. «Жизнь человеческого духа», - цитата Станиславского из полупьяного бормотания Актера вызвала радостный смех у киношников в зале. Уж оно-то им знакомо до зубовного скрежета. Режиссер тяжелым танком прокатывается по современной сериальной культуре, обвиняя ее в трагедии Актера. Алкоголизм персонажа Ефремова вызван идиотизмом и бессодержательностью сериального производства, убивающего творчество. Актер, как наивный ребенок, доверяет Луке, буквально следуя расхожей истине - актеры, как дети.
У Котта более всего продвинулись в желании вырваться из мусорного плена Актер и Васька Пепел. Но чудес не бывает. В фильме очень много вкусных, почти символических подробностей. Прибежищем для умирающей Анны и других обитателей свалки служит автобус Мосгортранса - точь-в-точь, как в «Небесах обетованных». Шильдики на старой технике - тракторах, грузовиках, грейдерах - отражают целую географию когда-то большой страны. За горизонтом свалки постоянно маячит прекрасный белый город, который по ночам светится огнями. Под ногами у обитателей валяется целая библиотека. К примеру, Сатин просто подбирает томик и садится читать «Американскую трагедию». Наталья чуть не погибает в мусорной яме, но успевает выбраться из нее до того, как очередная подъехавшая машина с бытовыми отходами засыпает ее мусором.
Одним словом, в переносе классического сюжета на современную почву нет ничего ужасного и крамольного. Суть пьесы гораздо глубже, она - о вечном явлении, о людях, выброшенных на обочину жизни. К сожалению, к картине есть несколько претензий. Во-первых, два с лишним часа - излишняя роскошь. Зритель устает, тем более, ему в этом помогают неоправданные длинноты. Неравная и неровная игра актеров - это два. Этой картине не хватает целостности, когда все действие - как на одном дыхании. К сожалению, дыхание часто прерывается. Но это совершенно не означает, что фильм плох. Наоборот, он на удивление хорош, но, что называется, не дошлифован. И оставшиеся зазубрины вызывают досаду.
Сверхзадачу «На дне», наверное, можно сформулировать так: у всех у нас есть жизнь. Постарайтесь не выпадать из нее, пожалуйста. Назад уже вряд ли удастся вернуться.
Фильм выйдет на экраны осенью этого года