Дарденнская операция
Начну с пары не риторических, а потому глупых вопросов. Вы когда-нибудь были ребёнком? Ага. А вы когда-нибудь катались на велосипеде? Замечательно. Значит, я такой же, как все.
Сила сопричастности - и есть волшебная сила искусства. Чем привычнее обстоятельства, тем ниже порог сопротивляемости зрительского сердца. Спросите об этом у неореалистов, спросите об этом у Трюффо и компаньонов. С этой точки зрения расчёт авторов картины Le gamin au vélo безупречен. Как безупречен и центральный образ: что может лучше выразить смысл кинематографа как эстетического явления, чем ребёнок - тайник иллюзий, фантастических грёз и необузданных мечтаний - и велосипед, стремительное мелькание спиц которого сливается в сплошной металлический круг, как "движущиеся картинки" образуют единое целое. Кинопроектор и велосипед - близкие родственники, пусть и не братья, как Дарденны. Их отношения сродни связи дяди и племянника: один привык преодолевать расстояние по старинке, упорным механическим усилием, другой не менее покладист плюс моложе и прогрессивнее. Для племяша ни время, ни пространство не являются значительным препятствием - было бы воображение. Так давайте, круглоколёсые, обнимитесь после затяжной разлуки и почеломкайтесь рамами!
И вот - долгожданная встреча. Но постойте - это же не велосипеды вовсе! Это человеки! И один другого вовсе не по-племяннически папкой зовёт. И тот, что папка, едва скрывает стыдливое раздражение, и телефон записывает из чувства неведомого долга, и соусы горячие только помешать даёт, но уж никак не попробовать. А потом и открестится от родного голодранца. Сволочь, конечно, папка-то. Спросите об этом у неореалистов, спросите об этом у Годара и компаньонов. Они кивнут и, деловито шмыгнув носом, добавят: "Но и Дарденны не лучше".
Простая история. История ребёнка, брошенного отцом, подобранного парикмахершей, впоследствии брошенной любимым человеком, хотя кто кого подобрал - ещё вопрос. Правда, не слишком интересный. Интереснее другое: почему на написание сценария был затрачен целый год? Потому ли, что велосипед похож на символ "бесконечность", а терпение руководителей Canal+ - нет? Цепочка примитивных реакций, стандартных ходов, опостылевших нравоучительных посылов. С незапамятных времён мир обвиняют в мизантропии, мужчин объявляют бессердечными подлецами и трусами. А вот женщина, по Дарденнам, существо странное и безусловное - покинутая, она тянется к отверженному, востребованная мужчиной, она заменяет ему ребёнка и обесценивает важность отцовства. Дети - они и есть дети. Сочувствие к преддверию человека нельзя вменить в заслугу. Получается эдакий многоугольный шаблон, который как ни поверни, он останется правильным и бесполезным. Усердное конспектирование учебника по этике, изредка прерываемое трагической музыкой Бетховена. "А я его не убью?" - "Да нет, только держи биту пониже". Оправдание дегенеративного насилия семейными проблемами и наивной доверчивостью. Финал с претензией на приз экуменического жюри.
Мы меряем искусство не жизненной правдой, а правдоподобием. Единственный путь к достижению правдоподобия - внятно рассказанная история. История, а не наспех сочинённая заметка о неистребимости жизни. Вселенная, а не n-угольник. Только дураку и каннскому ареопагу придёт в голову похвалить лжеца за мастерство сводить концы с концами: все плохие потому, что... люди парами живут, а ребёнок не может быть плохим потому, что... сирота.
Так "Мальчик с велосипедом" превращается в знамя современного авторского кинематографа, где сюжет регулярно подменяется набором моралистических догм. Зритель падает с дерева, лежит некоторое время без движения, затем встаёт, отряхивается, но велосипеда под деревом нет - он давно переплавлен в металлическую инсталляцию и пылится в галерее актуального искусства.
Сила сопричастности - и есть волшебная сила искусства. Чем привычнее обстоятельства, тем ниже порог сопротивляемости зрительского сердца. Спросите об этом у неореалистов, спросите об этом у Трюффо и компаньонов. С этой точки зрения расчёт авторов картины Le gamin au vélo безупречен. Как безупречен и центральный образ: что может лучше выразить смысл кинематографа как эстетического явления, чем ребёнок - тайник иллюзий, фантастических грёз и необузданных мечтаний - и велосипед, стремительное мелькание спиц которого сливается в сплошной металлический круг, как "движущиеся картинки" образуют единое целое. Кинопроектор и велосипед - близкие родственники, пусть и не братья, как Дарденны. Их отношения сродни связи дяди и племянника: один привык преодолевать расстояние по старинке, упорным механическим усилием, другой не менее покладист плюс моложе и прогрессивнее. Для племяша ни время, ни пространство не являются значительным препятствием - было бы воображение. Так давайте, круглоколёсые, обнимитесь после затяжной разлуки и почеломкайтесь рамами!
И вот - долгожданная встреча. Но постойте - это же не велосипеды вовсе! Это человеки! И один другого вовсе не по-племяннически папкой зовёт. И тот, что папка, едва скрывает стыдливое раздражение, и телефон записывает из чувства неведомого долга, и соусы горячие только помешать даёт, но уж никак не попробовать. А потом и открестится от родного голодранца. Сволочь, конечно, папка-то. Спросите об этом у неореалистов, спросите об этом у Годара и компаньонов. Они кивнут и, деловито шмыгнув носом, добавят: "Но и Дарденны не лучше".
Простая история. История ребёнка, брошенного отцом, подобранного парикмахершей, впоследствии брошенной любимым человеком, хотя кто кого подобрал - ещё вопрос. Правда, не слишком интересный. Интереснее другое: почему на написание сценария был затрачен целый год? Потому ли, что велосипед похож на символ "бесконечность", а терпение руководителей Canal+ - нет? Цепочка примитивных реакций, стандартных ходов, опостылевших нравоучительных посылов. С незапамятных времён мир обвиняют в мизантропии, мужчин объявляют бессердечными подлецами и трусами. А вот женщина, по Дарденнам, существо странное и безусловное - покинутая, она тянется к отверженному, востребованная мужчиной, она заменяет ему ребёнка и обесценивает важность отцовства. Дети - они и есть дети. Сочувствие к преддверию человека нельзя вменить в заслугу. Получается эдакий многоугольный шаблон, который как ни поверни, он останется правильным и бесполезным. Усердное конспектирование учебника по этике, изредка прерываемое трагической музыкой Бетховена. "А я его не убью?" - "Да нет, только держи биту пониже". Оправдание дегенеративного насилия семейными проблемами и наивной доверчивостью. Финал с претензией на приз экуменического жюри.
Мы меряем искусство не жизненной правдой, а правдоподобием. Единственный путь к достижению правдоподобия - внятно рассказанная история. История, а не наспех сочинённая заметка о неистребимости жизни. Вселенная, а не n-угольник. Только дураку и каннскому ареопагу придёт в голову похвалить лжеца за мастерство сводить концы с концами: все плохие потому, что... люди парами живут, а ребёнок не может быть плохим потому, что... сирота.
Так "Мальчик с велосипедом" превращается в знамя современного авторского кинематографа, где сюжет регулярно подменяется набором моралистических догм. Зритель падает с дерева, лежит некоторое время без движения, затем встаёт, отряхивается, но велосипеда под деревом нет - он давно переплавлен в металлическую инсталляцию и пылится в галерее актуального искусства.