where the wild things are, 2009.
"там, где живут чудовища"
Оговорюсь сразу,- последней "Алисы" не видел, но сказка эта выдержала достаточное количество изданий, переводов, экранизаций и т.д., чтобы стать вполне самостоятельным и опознаваемым явлением. Поэтому я не ставлю перед собой задачи критики "Алис", но, напротив, рассчитываю опереться на эту сказку, как на вещь каждому знакомую. Сравнительный подход оказывается выгоден еще и тем, что читатель, кем бы он ни был, всегда может учесть особенности языка и направления мысли автора, когда тот принимается за новый предмет, если читатель крепко уверен, что знаком хотя бы с первой половиной.
А речь пойдёт о фильме Спайка Джонза,- "там, где живут чудовища" (where the wild things are, 2009 г.)
1. Мне нравится "Алиса", но это никогда не мешало мне думать, что это скорее косметически рационализированный (пишут,- опиумный) бред, а не реальность, доведенная до абсурда. Разница в направлениях, в субстрате. "Алиса" стремится к регулярным выражениям действительности, как бы нашаривая привычные жесты и вещи в своём тесном "дыму", а не отходит от них. "Алису" непрерывно "несёт", тогда как герой "Чудовищ", напротив, истово стремится сдвинуть что-то важное в новом мире и для него. (Подобные мотивы закругляют и обе части Алисы, но они никак не служили поводом их написания, и только удобнее встраивают в современные автору литературные условности то новое, что безусловно содержится в "Алисах") Итак, в "чудовищах" неявно присутствует вера в сознательный произвол, в плодотворный союз творческих и этических сил человека. Такая внутренняя убежденность могла бы показаться в XXI веке архаичной, если бы не смотрелась так натурально, а значит и самостоятельно.
2. Архитектура аллюзий, символов, мифов оказывается разрозненной, рвущей любую повествовательную поверхность а "Алисе". В неё упираешься при каждом свободном движении. Что лишний раз подтверждает её репаративную, нацеленную на самосохранение природу (см. п. 1). Но в "Чудовищах" знаки заглублены до уровня мифологий, эффективно сближаются и взаимно прорастают друг в друга. Мифология - оживляется, быт - мифологизируется. И всё это происходит под лицевой стороной самодостаточной сказки, относится скорее к её "мышлению", чем к механике.
3. Мы никогда не узнаем, какова в действительности "кроличья нора", и значит это не важно, либо не важно само узнавание.
Кэрролл - это затруднение речи, синтаксическая апория. Даже этика в "Алисе" низводится к синтаксису. Это возможно лишь в условиях самой обобщенной чувственной базы, либо в таких, где она вовсе не имеет значения.
В "чудовищах" всё иначе. Противоречивым, но познаваемым, проблемным является именно чувство, сбросившее оковы переменчивых норм человеческого общества, но не самой человечности. Фантастическое всегда несамостоятельно, оно опирается на что-то реальное, в этом смысле являясь функцией этого реального. Потому в чудовищах фантастична именно человечность, гуманность, тогда как в "Алисе"- попытка среднего, норма.
Нагромождение предметов Кэрролла уволит еще далее в абстракции нагромождения. Но невозможные "предметы" "чудовищ", напротив, способны вернуть человека к допредметному (довербальному), теснейшему соприкосновению с миром.
4. За исключением "Пера Гюнта", трудно отыскать достойный пример, когда в качестве фаэри фигурируют тролли. Но "Чудовища" - это положительный пример как фаэри, так и троллей, образ которых слишком часто подают в редуцированном виде (ср., например, - "Хоббит").
5. Да, это почти Волшебная Сказка (в смысле известного эссе Толкина), история, прожитая и рассказанная без опоры на опыт реальных путешествий, на механику сна, на "сказки о животных в чистом виде".
"Чудовища" отшатываются от прототипов ремесленной "детской сказки" дальше и сильнее Алисы, которая все еще застывает на полпути, отягощенная разнородными, яркими образами, удачно и повсеместно конвертируемыми уже за счет своего количества, но не скрепленными единым (сверх)чувственным порывом.
Легко оценить это новое расстояние в терминах "перформативного" искусства, а именно опираясь на географическую доминанту излома - между "вторичной верой" и "мгновенным добровольным отказом от недоверия" - в обобщенном пространстве чудесного. Кажется, что такой излом однозначно разводит "чудовищ" с "Алисой".
6. Итак, сказочный мир "чудовищ" раскрыт навстречу вниманию зрителя, которому предоставляется известная свобода в выборе масштаба и ракурса, невозможная в "Алисе", где литературное отождествление с единственной героиней, конечно, навязывается. Поэтика большинства сцен - попросту недоступна мальчику, а нравы и коллизии острова - далеко выходят за пределы инфантильной ответственности, естественно ограничивающей фантазию детей.
--------------
в оформлении сообщения я использовал картины Теодора Киттельсена, преемственность, вернее совместность эстетики "чудовищ" - очевидна, а резать хорошие фильмы не люблю.
.