Разбор фильма "Догвиль" Ларса фон Триера
...
Богоявление, искупительная жертва, заповедь любви к врагам своим, контроверза Закона и Благодати, грядущий День Гнева - все это, выстроенное в единую фабулу у Триера, дает то, что в фильме многократно именуется как «наглядный пример». Термин, на который стоило бы обратить внимание, особенно в контексте обсуждения кино… Наглядность - это альфа и омега кино, единственная форма очевидности, которую имеют в своем распоряжении режиссеры (перманентность жеста - «взгляни сюда»).
Взыскание наглядного примера - первоначальная интрига и для данного фильма:
«На следующий день в своей лекции Том хотел доказать, что жители Догвиля (dog-ville - собачий город - англ./фр.) с трудом способны на то, чтобы принять подарок судьбы, но ему отчаянно не хватало яркого и наглядного примера..»
Такой пример находится в лице Грейс (grace - «милость»), скрывающейся от гангстеров и нашедшей приют у жителей Догвиля.
Переоценка «наглядного примера» - неотъемлемая составляющая киноповествования.
Взгляд киношника - во многом безумен, истеричен. Пес (в фильме его зовут Моисей) - это всего лишь поганая псина. Но попав в камеру в качестве наглядного примера (всего лишь на мгновение - это самый последний кадр фильма), он превращается в пророка старого Завета, становясь живым свидетельством того, что люди хуже собак…
Насколько убедительным окажется наглядный пример - всегда дело техники, также как и то, насколько далеко может уйти повествование от реальной фабулы, от какого-либо вообще реального основания…
Достаточно представить ситуацию, в которой Вы спасаетесь от погони, в конце концов Вам удается счастливым образом укрыться в маленьком городке, на который «поток даров с небес никогда не изливался», жители городка - самые обыкновенные люди - помогают вам укрыться, а вы, в свою очередь, из чувства благодарности помогаете им, чем можете, но через некоторое время вас сажают на цепь и трахают во все дыры, причем участвуют в этом все без исключения, старики, женщины и дети…
Как такое возможно? Уточним вопрос: кем надо быть, чтобы это стало возможным?
(Who are u what have u sacrifice?.. - как поется в другом знаменитом апокрифе).
С этого момента, уже можно отвлечься от проблемы «изначально злого в человеческой природе» (одноименная работа Канта:), о том, «как трудно бывает людям принимать подарки судьбы…» (цитата из фильма) и от того, что представляют собой жители Догвиля.
Собственно, фильмы Триера (даже «Королевство») никогда не отличались особым многообразием представленных характеров, сложными линиями взаимоотношений между героями… Да и Догвиль - явно не Твин Пикс… Идиот, бредящий «индустрией грузоперевозок», маленький извращенец, слепой похотливый старикашка и несколько мерзких баб - даны эскизно, практически как декорации, условно начертанные мелом на полу…
Интерес представляет Грейс и только Грейс.
Вслед за Бесс в «Рассекая волны», «Танцующей…» и «героини в Идиотах», Грейс по сути продолжает триеровский цикл «Золотое Сердце»… (имеющий архетипом детскую сказку о доброй девочке, которая жертвовала собой) - проект углубленного осмысления сущности женщины, в котором Триер, по крайней мере если судить по некоторым из перечисленных фильмов, осуществил невиданные прорывы…
Но в отличие от предыдущих фильмов, скажем от «Танцующей…», давая образ женщины как пример обреченного пребывания в создаваемой ею самой непроницаемой истине, здесь Триер делает последний логичный шаг: превращая ее в божественную ипостась… отождествляя с образом Спасителя.
В этой связи, кстати, я не разделяю часто высказываемые сомнения, по поводу озвученных Триером планов продолжения Догвиля (о чем же еще может быть следующий фильм, дейсвтвие в котором начнется сразу на следующий день после исхода из Догвиля?) - Полагаю, в нем окончательно распоясавшийся Триер готов будет также легко «разделаться» уже иудаизмом, где Николь Кидман, наделенная всей полнотой власти, будет выступать уже от имени Бога Творца. Мало ли…
Оставляя в стороне вопросы о соразмерности Николь Кидман роли Христа, нельзя все же не оценить силу авторского замысла… Фактичность искупительной жертвы, положенную на почве сексуальности - на примере женщины, которую насилуют все в мерзком богооставленном городишке - это кинематографически превращенная трактовка причастия крови, всеобщности смертного греха, и возможности искупления, которое затрагивало бы всех.
Понятно, что с богословской точки зрения такой пересказ евангельской истории не выдерживает никакой критики, не только даже как пересказ, но и как интерпретация основных положений Нового Завета (превратно понятая истина о прощении, заповедь любить врагов своих, а главное - самого смысла богоявляния).
В последнем монологе героев (монолог отца и дочери о высокомерии), вобщем-то все озвучено предельно четко.
Но сверх того фильм демонстрирует, уже сугубо на-мой-взгляд, превратность типично католического «хочу все знать», доводящего сумму знания до критической массы, когда оно является уже не альтернативой, но прямым вызовов истине веры…
Безблагодатность самих этих поисков… Когда кино превращается в обход сюжета в повествование о путях собственной утраты веры… Эдакий схематизм богооставленности…
Первый не риторический вопрос, который оставляю открытым:
Можно ли рассматривать кинематографический опыт Триера как продолжение имманентной философии Нового времени попытки транскрипции религии в логосе? (попытка ответить на него утвердительно не будет ли означать, нашу готовность принимать кино немножко слишком серьезно; пример тому «Матрица» - но пример в высшей степени неудачный).
Полный текст см.здесь...
Богоявление, искупительная жертва, заповедь любви к врагам своим, контроверза Закона и Благодати, грядущий День Гнева - все это, выстроенное в единую фабулу у Триера, дает то, что в фильме многократно именуется как «наглядный пример». Термин, на который стоило бы обратить внимание, особенно в контексте обсуждения кино… Наглядность - это альфа и омега кино, единственная форма очевидности, которую имеют в своем распоряжении режиссеры (перманентность жеста - «взгляни сюда»).
Взыскание наглядного примера - первоначальная интрига и для данного фильма:
«На следующий день в своей лекции Том хотел доказать, что жители Догвиля (dog-ville - собачий город - англ./фр.) с трудом способны на то, чтобы принять подарок судьбы, но ему отчаянно не хватало яркого и наглядного примера..»
Такой пример находится в лице Грейс (grace - «милость»), скрывающейся от гангстеров и нашедшей приют у жителей Догвиля.
Переоценка «наглядного примера» - неотъемлемая составляющая киноповествования.
Взгляд киношника - во многом безумен, истеричен. Пес (в фильме его зовут Моисей) - это всего лишь поганая псина. Но попав в камеру в качестве наглядного примера (всего лишь на мгновение - это самый последний кадр фильма), он превращается в пророка старого Завета, становясь живым свидетельством того, что люди хуже собак…
Насколько убедительным окажется наглядный пример - всегда дело техники, также как и то, насколько далеко может уйти повествование от реальной фабулы, от какого-либо вообще реального основания…
Достаточно представить ситуацию, в которой Вы спасаетесь от погони, в конце концов Вам удается счастливым образом укрыться в маленьком городке, на который «поток даров с небес никогда не изливался», жители городка - самые обыкновенные люди - помогают вам укрыться, а вы, в свою очередь, из чувства благодарности помогаете им, чем можете, но через некоторое время вас сажают на цепь и трахают во все дыры, причем участвуют в этом все без исключения, старики, женщины и дети…
Как такое возможно? Уточним вопрос: кем надо быть, чтобы это стало возможным?
(Who are u what have u sacrifice?.. - как поется в другом знаменитом апокрифе).
С этого момента, уже можно отвлечься от проблемы «изначально злого в человеческой природе» (одноименная работа Канта:), о том, «как трудно бывает людям принимать подарки судьбы…» (цитата из фильма) и от того, что представляют собой жители Догвиля.
Собственно, фильмы Триера (даже «Королевство») никогда не отличались особым многообразием представленных характеров, сложными линиями взаимоотношений между героями… Да и Догвиль - явно не Твин Пикс… Идиот, бредящий «индустрией грузоперевозок», маленький извращенец, слепой похотливый старикашка и несколько мерзких баб - даны эскизно, практически как декорации, условно начертанные мелом на полу…
Интерес представляет Грейс и только Грейс.
Вслед за Бесс в «Рассекая волны», «Танцующей…» и «героини в Идиотах», Грейс по сути продолжает триеровский цикл «Золотое Сердце»… (имеющий архетипом детскую сказку о доброй девочке, которая жертвовала собой) - проект углубленного осмысления сущности женщины, в котором Триер, по крайней мере если судить по некоторым из перечисленных фильмов, осуществил невиданные прорывы…
Но в отличие от предыдущих фильмов, скажем от «Танцующей…», давая образ женщины как пример обреченного пребывания в создаваемой ею самой непроницаемой истине, здесь Триер делает последний логичный шаг: превращая ее в божественную ипостась… отождествляя с образом Спасителя.
В этой связи, кстати, я не разделяю часто высказываемые сомнения, по поводу озвученных Триером планов продолжения Догвиля (о чем же еще может быть следующий фильм, дейсвтвие в котором начнется сразу на следующий день после исхода из Догвиля?) - Полагаю, в нем окончательно распоясавшийся Триер готов будет также легко «разделаться» уже иудаизмом, где Николь Кидман, наделенная всей полнотой власти, будет выступать уже от имени Бога Творца. Мало ли…
Оставляя в стороне вопросы о соразмерности Николь Кидман роли Христа, нельзя все же не оценить силу авторского замысла… Фактичность искупительной жертвы, положенную на почве сексуальности - на примере женщины, которую насилуют все в мерзком богооставленном городишке - это кинематографически превращенная трактовка причастия крови, всеобщности смертного греха, и возможности искупления, которое затрагивало бы всех.
Понятно, что с богословской точки зрения такой пересказ евангельской истории не выдерживает никакой критики, не только даже как пересказ, но и как интерпретация основных положений Нового Завета (превратно понятая истина о прощении, заповедь любить врагов своих, а главное - самого смысла богоявляния).
В последнем монологе героев (монолог отца и дочери о высокомерии), вобщем-то все озвучено предельно четко.
Но сверх того фильм демонстрирует, уже сугубо на-мой-взгляд, превратность типично католического «хочу все знать», доводящего сумму знания до критической массы, когда оно является уже не альтернативой, но прямым вызовов истине веры…
Безблагодатность самих этих поисков… Когда кино превращается в обход сюжета в повествование о путях собственной утраты веры… Эдакий схематизм богооставленности…
Первый не риторический вопрос, который оставляю открытым:
Можно ли рассматривать кинематографический опыт Триера как продолжение имманентной философии Нового времени попытки транскрипции религии в логосе? (попытка ответить на него утвердительно не будет ли означать, нашу готовность принимать кино немножко слишком серьезно; пример тому «Матрица» - но пример в высшей степени неудачный).
Полный текст см.здесь...