Мнения: взгляд на Стэнли Кубрика с широко закрытыми глазами. Часть первая
Перед тем, как перейти неопсредственно к самому фильму, хотелось бы начать с небольшого лирического отступления. Так уж вышло, что мое знакомство с творчеством Стэнли Кубрика, состоявшееся в лет так 14, началось именно с его последнего фильма, моей детской психикой не самым удачным образом в то время воспринятым. Но по долгу многолетней любви к кино, а особенно - к Николь Кидман - приходилось данную ленту пересматривать и с умным видом говорить, что, мол, нравится безумно. И вот, приблизительно год назад я после долгого перерыва вновь вернулся к сабжу. И, поразительно - но в этот раз вправду понравилось!
Я поддерживаю установившуюся в кинокритике традицию, согласно которой Кубрику приписывается манихейский взгляд на бытие. Насколько мне известно, впервые подобный подход предложил некто Джо Бакстер, а потом эта идея была неоднократно продублирована другими ввиду своей точности применительно к художественной деятельности этого выдающегося режиссера. Однако, в творчестве Кубрика, на мой взгляд, манихейство не следует понимать традиционным образом: духовный конфликт в его лентах развивается в первую очередь не на основе дуалистического противоборства добра и зла, так как моральные категории и взгляд сквозь призму этического Кубрику все-таки чужд; поэтому в данном контексте, пожалуй, вернее было бы исходить из диалектического принципа единства и борьбы противоположностей самого разного порядка. Учитывая близость Кубрика к Фрейду и школе психоанализа (к слову сказать. сам фильм - адаптация новеллы австрийского писателя-психоаналитика Артура Шнитцлера), позиции антагонизмов могут быть заняты сознательным и бессознательным, биологическим, инстинктивным и социальным; показательна и оправдана в этом плане и отсылка к творчеству Фридриха Ницше, а более конкретно - его противопоставлению дионисийского как воплощения мира страстей человеческих, и апполонийского как олицетворения цивилизации и рационализма.
Так вот, вспоминая прошлое, становится очень жаль, что возможность углядеть все эти явные аллюзии пришла ко мне лишь тогда, когда я окончил 1-й курс университета. Будучи более подготовленным как в философском, так и в кинематографическом плане (с учетом того, что на тот момент мое знание фильмографии Кубрика "С широко закрытыми глазами" не ограничивалось), в прощальной ленте Мастера я смог разглядеть четкую визуализацию всех этих тем - финальную, блестящую, завораживающую своей многогранностью филигранную работу выдающегося режиссера-антигуманиста, так и не признанную массовым зрителем (картина провалилась в прокате), но задевшую за душу.
Именно поэтому я против того, чтобы приписывать этой ленте "мэсадж" так называемой "теории заговора". Конспирация - дело, может быть и занятное, но в сферу куда более призмемленных кинематографических интересов Кубрика вряд ли входящее. "Широко закрытые глаза" - это своеобразное исследование взаимоотношений одной супружеской пары, испытывающей кризис брака и стоящей на пороге переосознания свой роли в семье. Разумеется, как всегда у Кубрика, сознательное граничит с бессознательным, сон - с явью, а контент фильма, основа которого сводится к сексуальной одиссее героя Тома Круза, наполнен различными архетипами коллективного бессознательного; главенствующие - это фрейдистские Эрос и Танатос: потребность в сексе не столько как в половом акте, сегодня именуемом зачастую "банальным ахтунгом", сколько как в следовании первостепенному жизненному инстинкту, некому высшему закону самой Матери-природы, и влечение к смерти как попытка выйти за пределы человеческого бытия, в неведомую область трансцендентализма, желание приоткрыть завесу онтологической загадки, - в ленте играют едва ли не ключевую роль.
Именно поэтому ханжеская реакция некоторых профессионалов в российской и зарубежной прессе на сексуальные оргии, доводы которых сводились к желанию на старости лет сбацать "порево" и визуализировать новый архетип - порнос, - внеся тем самым личный вклад в развитие психоанализа в кино, кажутся просто смешными. Очередная отсылка к ницшеанской традиции, которая по чьей-то некомпетентности обрела вульгарные свойства, оказалась довольно простой: секс, являющийся одним из ключевых атрибутов дионисийства, в фильме выступает главным способом освобождения от оков цивилизации, навязывающей людям утилитарный способ мышления в отношении друг друга.
В этом плане Кубрик частично выступает в роли некого мифотворца: экранная реальность фильма многоаспектна, так как фантазия(?) - сон Элис, и явь(?) - произошедшее с Биллом, - полностью уравниваются в праве на существование. Для Кубрика не важно, что есть проекция сознания, а что - реально случившееся, ведь и то, и другое - личное переживание, подтолкнувшее к внутренней трансформации. В этом контексте первостепенным является некий импульс, оказавший влияние на двух людей, в итоге переставших смотреть на свой брак "с широко закрытыми глазами", разрушивших иллюзию своих счастливых отношений и нашедших силу взглянуть правде в лицо. Финальная фраза героини Кидман - "fuck", была воспринята мной как слияние воедино двух микрокосмов, перерождение самих себя в самих же себе и, что не менее важно, друг в друге. В какой-то степени конечная точка этого путешествия в мир психосексуальных архетипов меня удивила: Кубрик, никогда не тяготевший к счастливым и благополучным финалам, в рассказе Билла и Элис оставляет место надежде на возникновение нового качественного состояния в дальнейшей судьбе этих людей, усвоивших суровый урок от справедливой жизни.
И, подводя итог, хочется сказать: финальный аккорд в кинематографической мелодии Кубрика, исполнению которой он посвятил не один десяток лет, оказался шокирующим воображение и вызывающим восторг. Таких фильмов не должно быть много. Но образец настоящего искусства должен быть показательным примером для всех остальных.
Я поддерживаю установившуюся в кинокритике традицию, согласно которой Кубрику приписывается манихейский взгляд на бытие. Насколько мне известно, впервые подобный подход предложил некто Джо Бакстер, а потом эта идея была неоднократно продублирована другими ввиду своей точности применительно к художественной деятельности этого выдающегося режиссера. Однако, в творчестве Кубрика, на мой взгляд, манихейство не следует понимать традиционным образом: духовный конфликт в его лентах развивается в первую очередь не на основе дуалистического противоборства добра и зла, так как моральные категории и взгляд сквозь призму этического Кубрику все-таки чужд; поэтому в данном контексте, пожалуй, вернее было бы исходить из диалектического принципа единства и борьбы противоположностей самого разного порядка. Учитывая близость Кубрика к Фрейду и школе психоанализа (к слову сказать. сам фильм - адаптация новеллы австрийского писателя-психоаналитика Артура Шнитцлера), позиции антагонизмов могут быть заняты сознательным и бессознательным, биологическим, инстинктивным и социальным; показательна и оправдана в этом плане и отсылка к творчеству Фридриха Ницше, а более конкретно - его противопоставлению дионисийского как воплощения мира страстей человеческих, и апполонийского как олицетворения цивилизации и рационализма.
Так вот, вспоминая прошлое, становится очень жаль, что возможность углядеть все эти явные аллюзии пришла ко мне лишь тогда, когда я окончил 1-й курс университета. Будучи более подготовленным как в философском, так и в кинематографическом плане (с учетом того, что на тот момент мое знание фильмографии Кубрика "С широко закрытыми глазами" не ограничивалось), в прощальной ленте Мастера я смог разглядеть четкую визуализацию всех этих тем - финальную, блестящую, завораживающую своей многогранностью филигранную работу выдающегося режиссера-антигуманиста, так и не признанную массовым зрителем (картина провалилась в прокате), но задевшую за душу.
Именно поэтому я против того, чтобы приписывать этой ленте "мэсадж" так называемой "теории заговора". Конспирация - дело, может быть и занятное, но в сферу куда более призмемленных кинематографических интересов Кубрика вряд ли входящее. "Широко закрытые глаза" - это своеобразное исследование взаимоотношений одной супружеской пары, испытывающей кризис брака и стоящей на пороге переосознания свой роли в семье. Разумеется, как всегда у Кубрика, сознательное граничит с бессознательным, сон - с явью, а контент фильма, основа которого сводится к сексуальной одиссее героя Тома Круза, наполнен различными архетипами коллективного бессознательного; главенствующие - это фрейдистские Эрос и Танатос: потребность в сексе не столько как в половом акте, сегодня именуемом зачастую "банальным ахтунгом", сколько как в следовании первостепенному жизненному инстинкту, некому высшему закону самой Матери-природы, и влечение к смерти как попытка выйти за пределы человеческого бытия, в неведомую область трансцендентализма, желание приоткрыть завесу онтологической загадки, - в ленте играют едва ли не ключевую роль.
Именно поэтому ханжеская реакция некоторых профессионалов в российской и зарубежной прессе на сексуальные оргии, доводы которых сводились к желанию на старости лет сбацать "порево" и визуализировать новый архетип - порнос, - внеся тем самым личный вклад в развитие психоанализа в кино, кажутся просто смешными. Очередная отсылка к ницшеанской традиции, которая по чьей-то некомпетентности обрела вульгарные свойства, оказалась довольно простой: секс, являющийся одним из ключевых атрибутов дионисийства, в фильме выступает главным способом освобождения от оков цивилизации, навязывающей людям утилитарный способ мышления в отношении друг друга.
В этом плане Кубрик частично выступает в роли некого мифотворца: экранная реальность фильма многоаспектна, так как фантазия(?) - сон Элис, и явь(?) - произошедшее с Биллом, - полностью уравниваются в праве на существование. Для Кубрика не важно, что есть проекция сознания, а что - реально случившееся, ведь и то, и другое - личное переживание, подтолкнувшее к внутренней трансформации. В этом контексте первостепенным является некий импульс, оказавший влияние на двух людей, в итоге переставших смотреть на свой брак "с широко закрытыми глазами", разрушивших иллюзию своих счастливых отношений и нашедших силу взглянуть правде в лицо. Финальная фраза героини Кидман - "fuck", была воспринята мной как слияние воедино двух микрокосмов, перерождение самих себя в самих же себе и, что не менее важно, друг в друге. В какой-то степени конечная точка этого путешествия в мир психосексуальных архетипов меня удивила: Кубрик, никогда не тяготевший к счастливым и благополучным финалам, в рассказе Билла и Элис оставляет место надежде на возникновение нового качественного состояния в дальнейшей судьбе этих людей, усвоивших суровый урок от справедливой жизни.
И, подводя итог, хочется сказать: финальный аккорд в кинематографической мелодии Кубрика, исполнению которой он посвятил не один десяток лет, оказался шокирующим воображение и вызывающим восторг. Таких фильмов не должно быть много. Но образец настоящего искусства должен быть показательным примером для всех остальных.