ala_guerre Первый рабочий день и моралетивист Когда я первый раз пришла на работу в НИИ Истинной Истины, моя лаборатория еще не была готова. В дверях меня встретил всклокоченный секретарь Кудрявцев и, сославшись на непредвиденные трудности, предложил где-нибудь подождать. В этот момент монтажники проносили по коридору корпус темпорального дебаггера, которым практически вдавили нас в стену. «Один переезд равен двум пожарам», -- пояснил Кудрявцев.
-- Но к вечеру, -- добавил он, -- мы обязательно закончим. В крайнем случае завтра.
Пожав плечами, я зашла за угол и села на кожанный диванчик для посетителей. Впереди у меня, пожалуй, был первый рабочий день безделья за последние сорок лет, если не считать того раза, когда я застряла в лифте института Галактической Программы. То, впрочем, было не совсем безделье: чтобы не терять времени, я шестнадцать часов к ряду надиктовывала юнит-тесты для проверки крепления рукавов. К сожалению, звук, принятый мной за морзянку, которой мой ассистент подтверждает качество связи в шахте лифта, оказался просто стуком незакрытого окна об угол стены, таким образом, надиктованное ушло через шахту лифта и открытое окно в горные лабиринты Лам Донга. На следующий день я восстановила по памяти надиктованное, но до сих пор теперь сомневаюсь, бездельничала ли я в тот момент или все-таки отчасти работала. С одной стороны надиктованное пришлось восстанавливать, а с другой я все-таки именно там, в лифте поняла одну существенную деталь алгоритма крепления рукава у NGC 4725.
Под эти неприятные мысли я незаметно для себя встала и пошла по коридору в неизвестном направлении, которое здесь пока что для меня было повсюду, а Невидимая Рука НеведЕния вывела меня к приемной Авраама Болеславовича.
Авраам Болеславович, как оказалось, был уже на месте. Завидев меня в дверях, он мысленно распростёр руки и произнес:
-- Алечка, рад вас видеть. Входите, пожалуйста, садитесь, прошу вас, не стойте в дверях.
-- Ничего не готово, Авраам Болеславович. -- пожаловалась я.
-- Не переживайте, Алечка, Кудрявцев любит откладывать на завтра, но если завтра все-таки настает, он делает. Все будет, все, что вы попросили. Я даже по собственной инициативе достал для вас Алгебратор Гармонии, чтобы вы, оказывая нам услуги, не прерывали практику.
-- Авраам Болеславович, положа руку на сердце, Алгебратор Гармонии -- вчерашний день. Я безмерно вам благодарна за такую заботу, но сегодня Алгебратор Гармонии как логарифмическая линейка. Для продолжения практики имело бы смысл раздобыть Матанализатор Гармонии. Вам как никому должно быть понятно, правильно дифференцированная гармония гораздо проще потом интегрируется в Мироздание.
-- Чем могу, Алечка. Пока алгебратор -- все ж не на пальцах. Но мы подумаем, подумаем.
-- И это только первый шаг. -- размечталась я. -- Первые же опыты с Матанализатором протопчут нам тропы к комплексно-функциональному анализу Гармонии, к многомерному матричному описанию стохастических проявлений Истины, к…
В этот момент без стука в кабинет ворвался человек средних лет с подозрительно широкой улыбкой на лице. Казалось, где-то за щеками у него сокрыты распорки, удерживающие уголки рта чуть ли не в сантиметре от ушных отверстий. От этого его лицо походило на одну из китайских масок, которые когда-то обязались носить по праздникам крестьяне, чтобы не смущать аристократов своим унылым от постоянного недоедания видом хотя бы по праздникам.
-- Вы должны их остановить. -- прокричал посетитель, оборвав меня на полуслове. Уголки губ его при этом резко опустились вниз и лицо превратилось в маску для отпугивания злых духов.
Авраам Болеславович позже рассказал мне, что чуть ли не каждый второй посетитель врывается к нему с требованием «срочно остановить Их». Хотя останавливать обычно приходится самого посетителя.
-- Я живу в мире злобы и нетерпимости. -- кричал посетитель. -- Мои друзья, коллеги, родственники поражены вирусом неприятия иного.
-- И в чем же оно проявляется? -- вежливо поинтересовался Авраам Болеславович.
-- Ну как же! -- запальчиво объяснил посетитель. -- Моя жена, например, назвала «Камеди клаб» пошлым и несмешным. Почему бы ей не взглянуть на эту передачу с точки зрения фаната? Ведь фанатам нравится. Фанаты в восторге. Разве же их мнение хуже ее мнения? Или приятель мой, Иван Тимофеевич. Сказал, будто религия придумана для запудривания мозгов. Как так можно? Почему он не ставит себя на место верующего? Только так ведь он смог бы понять их точку зрения. И не стал бы говорить такой ерунды. Верующие ведь не просто так верят. У них ведь есть объяснение и обоснование.
-- А вы, простите, сами-то в бога верите? -- спросил Истинный Учитель Истины.
-- Причём тут это?!! -- вспылил посетитель. -- Я сам в бога не верю, но считаю, что есть некие высшие силы. Но я же не предлагаю ориентироваться на меня. Я предлагаю взглянуть на проблему с иного ракурса.
-- Ну, вот, Иван Тимофеевич и взглянул на проблему с ракурса атеистов.
-- Это же его, понимаете, ЕГО точка зрения. Он смотрит со своей колокольни, вместо того чтобы взглянуть с чужой. Как он вообще может говорить про свой взгляд, когда кругом столько чужих? Или, например, коллега осудил подготовку американцев ко вторжению в Иран. Он что, не понимает: у американцев есть на то свои причины. Говорит: «это мерзко ради нефти бомбить мирное население». Но это же с ЕГО точки зрения мерзко. С точки же зрения американцев, они борются за демократию.
-- А, например, китайцы что про это думают? -- спросил Авраам Болеславович и незаметно просунул руку в шкаф.
-- Китайцы с этим несогласны. И их мнение тоже обосновано. Я специально поинтересовался у китайцев, а мой коллега -- нет. Ему неинтересно чужое мнение. Он тоталитарен. Злобен. Нетерпим. Он…
-- А Израиль? -- спросил Авраам Болеславович, продолжая что-то нащупывать в шкафу.
-- У евреев вообще есть своё особое мнение. Они обоснованно считают, что…
Все это время я сидела как на иголках, подавляя в себе желание сбегать за переносным терминалом темпорального дебаггера и с его помощью остановить льющийся на нас поток толерантной ненависти по брейкпоинту. Но все-таки это был первый день работы и я опасалась, что Авраам Болеславович не одобрит столь неуважительного отношения к пациенту. Однако Авраам Болеславович вдруг взглянул на меня:
-- Хотите что-то добавить, Алечка? -- вежливо спросил он и протянул мне под столом осиновый посох.
Я бы, конечно, с удовольствием добавила, но вот первой начинать процесс излечения не решилась. Хотя посох на всякий случай взяла.
-- У вас, милейший, Восполиткоррение Нравственного Стержня. -- сказал Авраам Болеславович. -- Ко мне как-то раз на прием пришел пациент, уверенный, что все вокруг разные и только он один одинаковый. Мой секретарь уже стоял в дверях с направлением в колхоз имени Баграмяна, подготовленным для моей подписи, однако я вдруг понял, что есть гораздо более простой метод лечения. Я вывел пациента на улицу и попросил троих случайных прохожих описать личность этого пациента. Получив три совершенно разных описания, ни одно из которых не совпадало с его личным самоощущением, пациент успокоился и ушёл восвояси. Но у вас все гораздо хуже. С вашей точки зрения все вокруг разные, а вас нет вообще. Вас так привлекло познание чужого мнения, что вы напрочь отринули все попытки сформировать свое. Скажите, вам ведь кажется, будто иметь собственное мнение как-то даже неприлично? Но как вы тогда можете говорить о ценности чужого мнения, если сами же запрещаете его выражать?
-- У каждого человека есть свое мнение! -- гневно возразил пациент. -- И каждый на него имеет право! Только не надо всюду пихать свое мнение, надо слушать чужие. Я, когда шел к вам, думал, хоть вы чужое мнение уважаете. А вы, вы такой же как и все. Вы нетолерантны и нетерпимы! Вы пытаетесь навязать свое знание другим, хотя ни черта не знаете! Вы уверовали в собственную непогрешимость и пытаетесь учить окружающих, хотя вам самому еще учиться и учиться. Да из-за таких как вы…
Пациент неожиданно перегнулся через стол и попытался схватить Авраама Болеславовича за грудки, но в этот момент я вскочила со стула и огрела пациента по спине осиновым посохом. Пациент не разгибаясь замер, поскольку, как выяснилось, за миллисекунду до моего удара Авраам Болеславович внушил посетителю, что тот -- шлагбаум на государственной границе восприятия. Мне от нервного перенапряжения хотелось топать ногами. Все-таки анализировать алгоритмы абстрактного мироздания психологически проще, чем бить реальным гримасам мироздания по хребту.
-- Ну так, что скажете, Алечка?
Я в тот момент не смогла подобрать правильные термины, поэтому объясняла своими словами, но во время вечерней консультации по Скайпу с проф. Инъязовым термины были подобраны и я теперь воспользуюсь ими для пересказа разговора.
-- Тут и без темпорального дебаггера все понятно. -- сказала я, с трудом приводя дыхание в порядок. -- Изрядный фрагмент алгоритма формирования собственного мнения был откуда-то безграмотно скопипасчен и кое-как исправлен. По-видимому, из-за ошибки при адаптации скопипасченного алгоритма, та часть, в которой из множества мнений формируется свое собственное, намертво отсечена цепочкой условий, исключающей каждый элемент юниверсума потенциальных вариантов. Недостижимость наиболее важного фрагмента алгоритма приводит к тому, что инициализированная на входе нулем ссылка на собственное мнение так и остается нулевой на выходе. Однако алгоритм распространения собственного мнения среди окружающих все еще работает. Итак, мы имеем тождественно нулевое мнение и тягу его распространить. Суперпозиция этих алгоритмов побуждает их носителя агрессивно убеждать каждого встречного отказаться и от своего мнения тоже.
В ответ Авраам Болеславович изложил свою версию болезни. Пациент, с его точки зрения, подхватил где-то мутировавший штамм интернацизма. Интернационализм в оригинале -- очень здоровое явление. Благодаря ему рано или поздно наступит всеобщее примирение, поэтому распространением этого полезного свойства под эгидой Космоса занимались лучшие представители человечества. Но Внеземные Цивилизации, для которых примирившееся человечество, конечно же, самый страшный враг, видоизменили интернационализм, сделав из него для начала интернацизм -- страшный вирус, заставляющий своего носителя считать правыми всех, кроме тех, вместе с кем он живет и трудится. Чем сильнее неприятие внешними внутренних, тем выше степень правоты внешних. С точки зрения носителя вируса. Заболевший интернацизмом все свои силы начинал тратить на моральное уничтожение наиболее себе близких. Если кто-то ругал его страну, он ругал свою страну вмести с ними. Он проклинал людей одной с ним национальности. Он изобличал друзей по навету первого встречного.
Радости Внеземных Цивилизаций не было предела. Явление, ранее грозившее объединить людей, как ни что другое стало их разъединять. Оно ведь разрывало уже объединенные части всепланетного общества. Для усугубления эффекта был выведен ряд штаммов, один из которых, с моей [Али Герр] подачи был в последстии назван проф. Инъязовым «моралетивизм» (от слов «мораль» и «релятивизм»). Моралетивист страдает от Восполиткорректности Нравственного Стержня. Ему кажется, что раз у людей в принципе могут быть разные представления о морали, то у всех людей действительно совершенно разные представления о всех ее составных частях. Больной выслушивает чужое мнение не столько чтобы понять окружающих, сколько чтобы еще раз доказать себе, что никакой морали нет и быть не может.
Под длительным воздействием вируса Нравственный Стержень человека разрушается и с некоторого момента человек сам себя лишает права выносить суждения о нравственном и безнравственном. Из постоянной убежденности в неприличии собственной оценки чужих поступков вытекает крайне выгодная Внеземным Цивилизациям точка зрения, будто оценивать поступок может только тот, кто его совершает. То есть, вместо обретения общей точки зрения на мораль, человечество получает шесть с половиной миллиардов индивидуальных нравственностей. Никак между собой не связанных. В этих условиях Коварным Инопланетным Стратегам гораздо проще порождать в обществах наиболее деструктивные формы морали.
С интересом для себя я отметила, что даже текстовый процессор, которым я пользуюсь для набора статьи, не понимает слова «нравственность» во множественном числе. То есть, для носителей русского языка было настолько очевидна единственность нравственности, что множественное число не было определено даже для гипотетических случаев.
Я поставила под сомнение участие Внеземных Цивилизаций в заболевании. На мой взгляд, моралетивизм в общем случае является следствием системного бага, приводящего к исчезновению точки отсчета системы Нравственных Координат. Поскольку любой поступок меряется от поступающего, то всякий анализ расстояний до нравственного и безнравственного утрачивает смысл. Безнравственным полагается только лишь поиск точки отсчета, остальное нравственно. Убийство, воровство, растление малолетних, с точки зрения убийц, воров и растлителей вполне допустимы, а значит допустимы и с точки зрения моралетивиста. Убийц он незаметно для себя прощает, а с судьями борется.
Авраам Болеславович Покой в свою очередь поставил мои сомнения под сомнения, однако после часа препирательств мы все-таки пришли к выводу, что изложенное нами -- разные стороны одной медали. И Внеземные Цивилизации, даже если сейчас моралетивизмом и не пользуются, но наверняка воспользуются. Совместно выработанным решением мы доказали тупиковость моралетивистского пути. Договариваться можно и нужно, однако для этого надо иметь хоть какую-то собственную точку зрения.
Истинный Учитель Истины выписал пациенту направление в колхоз им. Багармяна на ежедневное четырехчасовое изучение классиков мировой литературы без отрыва от производства, а я в это время при помощи портативного патчнакатчика стерла скопипасченный фрагмент алгоритма формирования собственного мнения и записала на его место Кодекс Строителя Коммунизма в редакции 1961-го года. Он, конечно, не является собственным мнением пациента, однако в качестве его заменителя гораздо лучше, чем нулевая ссылка. Надеюсь, в ближайшее время оборудование настроят и я сумею разработать более универсальный алгоритм.
P.S. Раньше я в России не бывала, поэтому русский русский я пока еще знаю не очень хорошо. Опасаясь наделанных ошибок, я отдала этот текст на редактирование проф. Инъязову. Он был страшно занят, но несколько мелочей все-таки поправил, посетовав, что я ошибочно называю Покоя Авраамом Болеславовичем, хотя он -- Авраам Болеслав. Сам Гиперкуб однако отметил ценность первого впечатления и настоял на дальнейшем величании его именно Авраамом Болеславовичем, если мне кажется, что ему это наиболее подходит.