Если Нью-Йорк - это город контрастов, то Париж - это город стереотипов. Сразу вспоминаются тихие вечера на Сене, художники на пленэре под мостами, узкие чарующие улочки и фривольность Монмартра. Не сразу, но тоже вспоминаются - Хэмингуэй, Кортасар, Ремарк и Ренуар. Еще более отдаленно - "мне в Париж по делу!".
Самое обидное, что все это в Париже есть. И нещадно красивые закаты над Нотр Дамом, и певучий воздух Ситэ, и искусительная атмосфера Латинского квартала, Сен-Жермен, Сен-Мишель и Сен-Дени(ох, и тяжко же там грешникам и последователям Гаргантюа удержаться), и неожиданно добрый Монмартр, и изысканная сдержанность парижанок. Ах да - и художники под мостами, эти тоже.
Сена пахнет, как женщина. Никакого запаха рыбы, речной воды, облепленных зеленью причалов. У нее - именно аромат и неожиданный шарм. Ну, что ж поделать, если все это именно так. Возле Сены тепло, уютно и немного волнительно; ее воды стремительны, но не хаотичны, нежны и самодостаточны.
Нотр Дам - это властное, но нежное прикосновение, от которого вдруг становишься мягким, как свечной воск и совсем беззащитным, как повзровслевший ребенок, которому хочется опять уткнуться маме в плечо и всласть наплакаться. Просто потому, что уже не так часто выпадает роскошь почувствовать себя беззащитным. Улей и сад. В горле постоянно предательский комок, боковые нефы обнимают и не отпускают наружу.
Снаружи - хрупкие контрфорсы, протягивающие на ладонях к небу розы витражей. Запрокидываешь голову, закрываешь глаза и остаешься сидеть рядом, за столетия превращаясь в один из многочисленных дышащих барельефов.
Да, а как же о парижских крышах не вспомнить-то? Есть они, а как же; особенно есть, когда живешь в доме застройки семнадцатого веселого века с выпирающим, как стариковские ребра, фахверком. Да еще на самой мансарде с винтовой темной лестницей, воткнутой в махонькую площадку этажа. Конечно же, крыши тоже стереотипны: отстраненные, запрокинутые, глядящие в небо, где совсем рядом - ласточки, а на неровных карнизах по утрам бушуют гугукающие голуби.
Еще более стереотипны художники на Монмартре. Кстати, отличные художники, никакой кичевой халтуры. Да и то - разве Сакре Кёр, белым облаком послеполуденно отдыхающий над Парижем - разве позволит он подобное? Да и сам Париж, растекающийся во все четыре стороны с Монмартрского холма - он тоже не поймет, пожалуй.
Потому и полотна в Д'Орсэ - это что-то такое, на что всегда откуда-то издалека, из-за плеча мастера, смотрит белый храм.
Разляпистая громада Лувра неожиданно находится в согласии со стеклянными пирамидами. Видно, потому, что духу огромного общежития, которому Лувр отнюдь не был чужд, вполне понятны желания сделать еще один вход-выход в здание. Впрочем, ночные пирамиды стереотипно светлы и воздушны, обнимаемые лапами спящего Лувра.
Ах да, есть еще Эйфелева башня. И вправду есть. Но никакого отношения к Парижу не имеет - потому и стоит где-то себе на отшибе, привлекая, как сладкая нарядная статуэтка, несметные толпы наивных и падких туристов и оттягивая их же от собственно города (шумных, надоедливых и после миллионного напоминания "no flash!" - все равно щелкающих вспышками фотоаппаратов, дабы запечатлеть себя на фоне Моне, Венеры Милосской или Джоконды. Фотографироваться так - все равно что делать снимок на память на фоне только что распятого Христа). Эйфель был молодец в этом смысле.
Но что Парижу, как Гекубе, до созданных нами стереотипов? Как и Земля всегда была упрямо кругла, невзирая на человеческие непонятные верования о трех китах.
Париж просто есть и живет, и бесхитростно улыбается тебе, и запросто посидит с тобой в маленьком кафе на набережной за бокалом чудеснейшего белого.
И он стоит мессы, да.