мой путь от клиентоориентированности к человеконенавистничеству
Как я мечтал бы, чтобы они это прочитали. Дисфункциональная семейка с деньгами, заработанными мужем и бесчисленными детьми, наделанными женой. Мои вечно недовольные клиенты. Несчастные вместе, они делают несчастными всех окружающих. Постоянная ссора, которая как разница потенциалов, как сумма векторов тащит их какой-то извилистой дорожкой по жизни. Каждый раз, когда они приходят жаловаться на услуги моей компании, понятно, что компания (при всех ее недостатках, которые мне видны даже лучше, чем им) тут совершенно не при чем.
Просто она когда-то была молодой, стройной и нетребовательной, а глаза ее все еще напоминают о том, какими глубокими когда-то были. Обмелели глаза. Глубину выпарили "20 лет у плиты" (она говорит о них с гордостью), жизнь, быт, дети, выдуманный долг перед обществом, страх остаться одной. Не-счастье, не-удовлетворение, не-удача - она ощущает это все, но избегая ужаса осознания она думает, что до счастья постоянно не хватает мелочи, неприятного маленького пустяка, каждый раз разного. Иногда даже искусственый спутник ее жизни кажется ей препятствием к абсолютному счастью - в память об этом один из их общих детей записан на ее фамилию, а еще один из отпрысков раздумывает о том, чтобы принять фамилию матери. Она принудила своего мужа уехать из России, надеясь, что такая перемена сделает ее счастливее, но они так и мечутся между Мальтой, Черногорией, Австрией. Свой портативный ад она унесла с собой. Она тоскует по былой естественности и надеется, что каждая новая покупка мужа сделает их ближе, ей страшно от мысли, что он с ней просто потому, что чувствует долг, как и она. Но квартира за миллион евро не нравится им совершенно, ведь в ней они будут жить вместе, по-прежнему оставаясь в плену друг у друга. Придираясь к деталям отделки, она говорит: "Я вообще не уверена, что буду здесь жить", и ей нравится мысль она вправе выбирать. Но отдав себя целиком просто из желания себя отдать, из желания не остаться никому не нужной, с подводной лодки она не денется никуда.
На деловые встречи со мной они возят с собой всех детей, которых, кажется, трое, но я иногда сбиваюсь со счета. Нанять няню она не осмеливается (предлог, естественно, готов - невозможно найти англичанку), ведь перестав быть матерью, она потеряет главенствующую роль. Она стала рабой своих отпрысков - ведь она существует только благодаря им, забота о них позволяет ей забыть о том, что другой жизни у нее не будет, забыть о том, что до немощи, распада и вечной тьмы остается совсем немного.
Он когда-то был начинающим и не имел ничего, что могло бы стать причиной для ссор. Он вызывает симпатию, симпатию, которую вызывает человек, потерпевший неудачу, но честно старвшийся. Их двухлетняя дочка уже показывает характер матери. Она постоянно требует к себе внимания, плачет и смотрит на все вокруг неглубокими, полными раздражения глазами.
Их совместный ад продолжится еще долго. Они воспринимаются как единое целое, похожие как камни, обкатанные прибоем жизни друг об друга - но как единое раздражающее целое, как постоянное взаимное уничтожение, аннигиляция, разрбрасывающая вокруг энергию раздражения и разрушения.
Просто она когда-то была молодой, стройной и нетребовательной, а глаза ее все еще напоминают о том, какими глубокими когда-то были. Обмелели глаза. Глубину выпарили "20 лет у плиты" (она говорит о них с гордостью), жизнь, быт, дети, выдуманный долг перед обществом, страх остаться одной. Не-счастье, не-удовлетворение, не-удача - она ощущает это все, но избегая ужаса осознания она думает, что до счастья постоянно не хватает мелочи, неприятного маленького пустяка, каждый раз разного. Иногда даже искусственый спутник ее жизни кажется ей препятствием к абсолютному счастью - в память об этом один из их общих детей записан на ее фамилию, а еще один из отпрысков раздумывает о том, чтобы принять фамилию матери. Она принудила своего мужа уехать из России, надеясь, что такая перемена сделает ее счастливее, но они так и мечутся между Мальтой, Черногорией, Австрией. Свой портативный ад она унесла с собой. Она тоскует по былой естественности и надеется, что каждая новая покупка мужа сделает их ближе, ей страшно от мысли, что он с ней просто потому, что чувствует долг, как и она. Но квартира за миллион евро не нравится им совершенно, ведь в ней они будут жить вместе, по-прежнему оставаясь в плену друг у друга. Придираясь к деталям отделки, она говорит: "Я вообще не уверена, что буду здесь жить", и ей нравится мысль она вправе выбирать. Но отдав себя целиком просто из желания себя отдать, из желания не остаться никому не нужной, с подводной лодки она не денется никуда.
На деловые встречи со мной они возят с собой всех детей, которых, кажется, трое, но я иногда сбиваюсь со счета. Нанять няню она не осмеливается (предлог, естественно, готов - невозможно найти англичанку), ведь перестав быть матерью, она потеряет главенствующую роль. Она стала рабой своих отпрысков - ведь она существует только благодаря им, забота о них позволяет ей забыть о том, что другой жизни у нее не будет, забыть о том, что до немощи, распада и вечной тьмы остается совсем немного.
Он когда-то был начинающим и не имел ничего, что могло бы стать причиной для ссор. Он вызывает симпатию, симпатию, которую вызывает человек, потерпевший неудачу, но честно старвшийся. Их двухлетняя дочка уже показывает характер матери. Она постоянно требует к себе внимания, плачет и смотрит на все вокруг неглубокими, полными раздражения глазами.
Их совместный ад продолжится еще долго. Они воспринимаются как единое целое, похожие как камни, обкатанные прибоем жизни друг об друга - но как единое раздражающее целое, как постоянное взаимное уничтожение, аннигиляция, разрбрасывающая вокруг энергию раздражения и разрушения.