Нокдаун бутербродом, или Ревность поэта
Чего только не случается в практике психотерапии и психиатрии. И вусмерть напиваться с пациентами, и вживаться в их навязчивости и бреды до необратимости и подалее, и угрохиваться вместе с ними наркотиками - как, например, гениальный английский психиатр Лэнг, он это делал вполне осознанно - и помогал, и спасал!.. И в постели с пациентками оказываться - это уже за гранью сексуальности, не говоря о морали, - и бить, и быть битым…
Из своего скромного опыта психотерапевтического экстрима припоминаю случай, когда оказался в легком нокдауне от удара в затылок, пришедшегося всей своей силой точно по мозжечку. Главный координатор движений, мозжечок, он же задний мозг, не путать с задним умом, анатомически близко соседствует с центрами включения-выключения сознания.
Это был второй и на сегодня последний случай нокдауна в моей жизни. Причем, что любопытно, оба - не на боксерском ринге, где подвизался несколько лет и ни разу не побывал на полу, а в ситуациях, связанных с моей медицинской специальностью.
В первый раз на меня со стремительной неожиданностью набросился в проходном дворике шедший мимо сумасшедший антисемит - я не успел и глазом моргнуть, как он, поравнявшись со мной, молниеносным прямым врезал мне в челюсть, и я оказался на коленях с роем танцующих мошек перед глазами, а он с торжествующим воплем «Вот так, жид проклятый!» быстро зашагал дальше. Этого беднягу, поднявшись, пришлось догнать и слегка подлечить левым боковым. Оставил его полежать во дворике, подумать о разумном, добром и вечном.
Второй, мозжечковый нокдаун, заполучил в освященном традицией месте поединков высшего уровня - ресторане московского дома писателей (ЦДЛ). На этом ристалище рыцари пера и бумаги сражались обыкновенно по двум причинам. Первая - творческая недооценка со стороны собеседника («Чтоо? Ты (…) как (…) с гением (…) русской словесности (…) разговариваешь?!) И вторая, классическая - шерше ля фам. Меня подвырубили по второй. И чем - если бы рукой или бутылкой, на худой конец стулом. Нет. Бутербродом. Самым обыкновенным.
Одной из моих пациенток была в ту пору актриса К., звезда кино и театра, красавица, высокая ростом и сложная характером, очень талантливая. В какой-то мере я ей помог, но ограниченно, ибо значительную часть ее трудностей составляли тупиковые отношения с мужем, назовем его Э., - человеком тоже творчески одаренным и страшно ревнивым, с юго-восточной кровью - тяжелый случай. Э. ни к какой психотерапевтической помощи расположен не был, и в наших с К. врачебных беседах фигурировал лишь как некий фантом в шкафу.
И вот зашел я однажды вечером в ресторан ЦДЛ на правах писателя, предъявив свой писательский билет, с целью поужинать. Сижу себе тихо за столиком, начинаю закусывать. Слышу радостный женский возглас: «Владимир Львович!» Поднимаю глаза - через несколько столиков сидит в уютном уголке К. в компании еще двух незнакомых мне дам. Призывно машет рукой: «Владимир Львович, можно вас к нам на минутку? У нас именины!..»
Подхожу, усаживают на свободный стул (столик на четверых), знакомят, наливают бокал… Все три дамы уже порядочно навеселе, требуют, чтобы я догонял - чуть-чуть догоняю, именинница К. с восторгом повествует подругам о том, как ей повезло с этим доктором, который вот он, такой понимающий… В смущении пытаюсь соответствовать комплиментами, К. в патетической растроганности, с блестками слез в прекрасных глазах, придвигается ко мне совсем близко, кладет нежную руку на плечо: «Можно, доктор, я вас расцелую?» - ну как отказать?..
И вдруг - БАМС!! - ШМЯК!.......звон разбитого бокала, звон в голове, восклицательный знак в затылке, вишу где-то в пространстве между стулом и полом, а рядом лежит кусок сервелата, твердого, как подметка, и кусок хлеба. Всего-навсего бутерброд, но с какой мощью пущенный, какой умелой и вдохновенной рукой.
- Что ты делаешь, идиот?! Это же доктор! Мой доктор Леви! - визжит К.
Оглядываюсь - вижу разгневанно сверкающую очами усатую физиономию. Это был Э., мужчина немолодой, небольшого роста, но могучего телосложения, бывший фронтовик, снайпер, атлет, поэт. Он сидел позади меня, за столиком чуть поодаль. А я, оказывается, находился рядом с К. на его месте: он только-только отсел от жены ненадолго о чем-то потолковать с приятелем, как тут сразу какой-то подсуетился… Вот и не вынесла душа - как праща Давидова, сразившая Голиафа, лежал возле столика бутерброд возмездия.
Э. долго и обстоятельно извинялся:
- Простите, ради Бога, я принял вас за писателя.
- Вы не ошиблись.
- То есть, как - не ошибся?!
- М-м… Нет, в определенном смысле, конечно, ошиблись, и глубоко… Но я и вправду писатель, ко всему прочему, писатель и психиатр, такое тоже бывает. Вот мой билет.
- А-а… Простите. Очень погорячился, очень!..
Предложил мне компенсацию в виде бутылки самого дорогого кавказского коньяка. С трудом отказался.