Under ground, или Мейнстримовый джем.
Музыканты - 7, бородачи - 3, улыбающиеся задерживающиеся допоздна девушки - 2, фотограф - девушка, безумные картины на стенах - 13 шт., бросающие взгляды незнакомки - одна, импозантные мужчины - один.
В небольшом зале больше музыкантов, чем слушателей. В нос дает сигаретным дымом. Мне не нравится ни музыка, ни этот подземный бункер. Гитара, орган, контрабас и барабаны играют одну композицию, но все порознь. Ощущение, что смотришь в накинутые друг на друга части аппликации. Даже игра их теней кажется более живой, хотя она так же неизбежно плоска. Это длится довольно долго, будто музыка тестирует тебя на выносливость.
Первая надежда - запоздавший саксофон. Он приходит и сметает все уже на второй своей фразе. Сильный порыв. Ветер. Дыхание... Но зал еще спит. Половина зрителей вышла, другая занята друг другом. Музыка разрывает спертый воздух и мое сознание. В следующую секунду барабаны превращаются в отбойный молоток. Чем громче они становятся, тем жарче дискуссии в зале. Поехали.
Пол здесь - черно-белая клетка. “Совы не то, чем кажутся”, - подобная дрянь постоянно пытается влезть в голову. Люди смотрят в одну точку в застывшей позе, а потом вместе пробуждаются от очередного барабанного соло. Их совы недовольно слетают с плеч. Между двумя стойками, разделяющими зал, виден клавишник. Приглушенный свет создает иллюзию, что между стойками зеркало, а музыкант играет в зазеркалье. Видимо, они и вправду для меня из другого мира. Люди, играющие саундтрек своей жизни. Люди, выбравшие джаз. Сменившие прописку на полпервого ночи в небольшом клубе. Люди, играющие саундтрек наших жизней. Выдергивающие в свое зазеркалье из заснеженной Москвы.
Мы приближаемся к двум часам. На фоне несмолкаемой музыки люди пьют, курят, ссорятся, смеются, кричат и улыбаются. Парни на сцене вполне довольны собой, они рубят по-настоящему. All The Things You Are...
Глазкова перелистывает ноты под яростные атаки саксофона, а ее лицо - сосредоточенно и устало. Пока эти ноты, знакомые и трудовые, не оказались звуком - они не более, чем звенящая пустота. Полчаса назад она пела и этот звон был забыт, а теперь она снова один на один с ним.
Барабанщик завел в ритме все клетки моего тела и теперь я могу не подыскивать оправдания и поводы для своей писанины, а, наконец, слушать музыку. Если ранжировать стили музыки по степени воздействия, то можно сказать, что джазом пропитываешься к третьему часу.
К часу четвертому звук нашего бенда сбивается как иголка на старой пластинке и превращается в сплошной брейк. Тот самый импозантный мужчина играет на айпаде в футбол - Глазкова поет лучшую балладу вечера. Происходящее все больше напоминает театр абсурда с оригинальной озвучкой. В момент, когда Витсель забивает гол в своем виртуальном мире, в этом я завожусь снова. Savoy, the home of sweet romance. Savoy, it wins you at a glance... Сегодня это наш Савой. Мой.
В небольшом зале больше музыкантов, чем слушателей. В нос дает сигаретным дымом. Мне не нравится ни музыка, ни этот подземный бункер. Гитара, орган, контрабас и барабаны играют одну композицию, но все порознь. Ощущение, что смотришь в накинутые друг на друга части аппликации. Даже игра их теней кажется более живой, хотя она так же неизбежно плоска. Это длится довольно долго, будто музыка тестирует тебя на выносливость.
Первая надежда - запоздавший саксофон. Он приходит и сметает все уже на второй своей фразе. Сильный порыв. Ветер. Дыхание... Но зал еще спит. Половина зрителей вышла, другая занята друг другом. Музыка разрывает спертый воздух и мое сознание. В следующую секунду барабаны превращаются в отбойный молоток. Чем громче они становятся, тем жарче дискуссии в зале. Поехали.
Пол здесь - черно-белая клетка. “Совы не то, чем кажутся”, - подобная дрянь постоянно пытается влезть в голову. Люди смотрят в одну точку в застывшей позе, а потом вместе пробуждаются от очередного барабанного соло. Их совы недовольно слетают с плеч. Между двумя стойками, разделяющими зал, виден клавишник. Приглушенный свет создает иллюзию, что между стойками зеркало, а музыкант играет в зазеркалье. Видимо, они и вправду для меня из другого мира. Люди, играющие саундтрек своей жизни. Люди, выбравшие джаз. Сменившие прописку на полпервого ночи в небольшом клубе. Люди, играющие саундтрек наших жизней. Выдергивающие в свое зазеркалье из заснеженной Москвы.
Мы приближаемся к двум часам. На фоне несмолкаемой музыки люди пьют, курят, ссорятся, смеются, кричат и улыбаются. Парни на сцене вполне довольны собой, они рубят по-настоящему. All The Things You Are...
Глазкова перелистывает ноты под яростные атаки саксофона, а ее лицо - сосредоточенно и устало. Пока эти ноты, знакомые и трудовые, не оказались звуком - они не более, чем звенящая пустота. Полчаса назад она пела и этот звон был забыт, а теперь она снова один на один с ним.
Барабанщик завел в ритме все клетки моего тела и теперь я могу не подыскивать оправдания и поводы для своей писанины, а, наконец, слушать музыку. Если ранжировать стили музыки по степени воздействия, то можно сказать, что джазом пропитываешься к третьему часу.
К часу четвертому звук нашего бенда сбивается как иголка на старой пластинке и превращается в сплошной брейк. Тот самый импозантный мужчина играет на айпаде в футбол - Глазкова поет лучшую балладу вечера. Происходящее все больше напоминает театр абсурда с оригинальной озвучкой. В момент, когда Витсель забивает гол в своем виртуальном мире, в этом я завожусь снова. Savoy, the home of sweet romance. Savoy, it wins you at a glance... Сегодня это наш Савой. Мой.