О дальних и ближних странствиях (1)
В молодости я понимала комфортный летний отдых так: 1) море, 2) палатка и 3) чтоб не гоняли.
Пять звёзд.
Ежели гоняют, будто это не побережье, а секретный стратегический полигон, и ты вместе с палаткой предынфарктным зайцем сигаешь по буйной южной растительности и, как матёрый диверсант, мимикрируешь под окружающую среду - четыре.
Как-то мы решили отдохнуть пятизвёздно.
В Архипо-Осиповке, в кемпинге.
Годом раньше проезжали мимо на машине, понравилось.
Друзья наши улетели несколькими днями раньше, мы, три девицы, следом.
До Краснодара, дальше, как получится.
В Краснодаре сильно пахло сиренью, с ног сшибало.
Сирень с августом не монтировалась, народ тревожно внюхивался.
Мы нервно пытались вспомнить курс гражданской обороны, чем пахнут зарин, зоман, табун и V-газы, но угомонились, обнаружив в моём рюкзаке раздавленную бутылку польского шампуня.
Пока я вычёрпывала шампунь, автобус до места назначения ушёл.
Вечерело и темнело.
Кассирша из рода цепных псов и разведчиков-нелегалов обгавкала нас с ног до головы, обозвала прошмандовками, но таки выдала государственную тайну: какой-то автобус ещё есть. И злорадно добавила, автобус есть, а билетов нету. И припечатала сверху словом, значения которого я не знала, но поняла, что не похвалили.
Мы, благоухая сиренью, пошли охмурять водителя.
Водитель сказал, до Джубги довезу, а там рукой подать, за угол идите, выеду, остановлюсь, сядете.
За углом уже топталось человек десять.
Бизнес у водителя был отлажен. В конце «икаруса» скромно колыхалась занавесочка в цветочек, за ней скрывались две узких деревяных лавки, как раз на дюжину безбилетников.
И мы поехали.
А на окраине Краснодара водитель резко тормознул, так что мы вместе со скамейками выехали из-за занавесочки, выскочил, открыл заднюю дверь и заорал: - Впереди контролёры, вы трое мухой вылетели, стоим ждём! Проверят, круг сделаю - подберу.
Наверно, у него с контролёрами была договорённость только на девять зайцев.
Ну, выпрыгнули, автобус тронулся, и до нас дошло, что рюкзаки остались под скамейкой и что мы чёрт знает где без вещей, денег и документов.
Очень захотелось домой, мысль о море начала раздражать.
Но добрый водитель не обманул, через полчаса выехал из переулка.
Не думала, что смогу так сильно радоваться противному и нечистому на руку дядьке.
Ладно, доехали до Джубги.
Вокзал оказался навесом, под которым громоздился большой железный ящик с крохотным оконцем - касса.
И никого. Вообще никого. Успели поймать за рукав какую-то тётку, оказалось, да, рукой подать, 25 километров. -Туды, туды идите, - сказала тётка, неопределенно махнув рукой.
Ночь, вокруг негостеприимно, хочется пить, есть и спать. И в туалет.
Время от времени материализовались подвыпившие личности мужского пола, настойчиво предлагали близкое знакомство, скоро мы были готовы идти 25 км пешком в любом направлении, только чтоб отсюда.
В конце концов забились за кассу и затаились, но тут нас обнаружил Джамал, небритый и красивый.
Подруга не разжимая губ прошипела, повежливее, повежливее разговаривай, а то зарежет и скроется в родных горах, фиг найдут, а и найдут, нам от этого не легче.
Джамал сначала знакомился, потом звал к себе каждую по очереди, затем всех сразу. Говорил: - Спать на белым простыня будешь, я рядом сидеть буду.
Он нам про белый простыня, мы ему про свою моральную устойчивость и возможность чистой дружбы между мужчиной и женщиной.
В его системе ценностей моральная устойчивость и наше пребывание на этом как бы вокзале в половине второго ночи не стыковались, а чистая дружба и рядом не пробегала.
Однако поверил, не сразу, но поверил.
И когда из темноты выпрыгнула расхристанная девица с безумным взглядом, кинулась к нам со слёзной просьбой проводить её, а то там какая-то сволочь пристала, пьяная, дурная и с ножом, и мы умоляюще уставились на Джамала, он сказал: - Дэвушки, иди за кассу, там молчи, много плохих ходит, сам проведу. Нэ бойся, у плохого нож, у меня нож!
И вернулся через минут двадцать, недовольный, бухтел, что дэвушка с мамом приехала, как мама разрешила поздно гулять, плохо, неправильно, мама уже плачет, милиция идти хочет, не милиция ходить надо, воспитывать дочка надо.
И ходил за водой, строго приказав из-за кассы не высовываться, и за персиками, и за бутербродами, и отшивал жаждущих знакомства, и посадил утром на автобус, и видно было, как ему хочется взять адреса-телефоны, но сдержался, видно, решил, что эта самая чистая дружба хоть и редко, да встречается.
Почему вспомнила. Утром в троллейбусе рядом стоял молодой человек южной наружности, и от него ощутимо пахло сиренью, ещё какой-то травяной запах. Заметил, что я повожу носом, засмущался: - Перепутал туалетную воду, мамину взял, что, сильно слышно, да? Но выветрится?
Заверила, что выветрится.
Хотя.
Вот сколько я дома не стирала рюкзак, он до самой своей кончины пах сиренью.
Пять звёзд.
Ежели гоняют, будто это не побережье, а секретный стратегический полигон, и ты вместе с палаткой предынфарктным зайцем сигаешь по буйной южной растительности и, как матёрый диверсант, мимикрируешь под окружающую среду - четыре.
Как-то мы решили отдохнуть пятизвёздно.
В Архипо-Осиповке, в кемпинге.
Годом раньше проезжали мимо на машине, понравилось.
Друзья наши улетели несколькими днями раньше, мы, три девицы, следом.
До Краснодара, дальше, как получится.
В Краснодаре сильно пахло сиренью, с ног сшибало.
Сирень с августом не монтировалась, народ тревожно внюхивался.
Мы нервно пытались вспомнить курс гражданской обороны, чем пахнут зарин, зоман, табун и V-газы, но угомонились, обнаружив в моём рюкзаке раздавленную бутылку польского шампуня.
Пока я вычёрпывала шампунь, автобус до места назначения ушёл.
Вечерело и темнело.
Кассирша из рода цепных псов и разведчиков-нелегалов обгавкала нас с ног до головы, обозвала прошмандовками, но таки выдала государственную тайну: какой-то автобус ещё есть. И злорадно добавила, автобус есть, а билетов нету. И припечатала сверху словом, значения которого я не знала, но поняла, что не похвалили.
Мы, благоухая сиренью, пошли охмурять водителя.
Водитель сказал, до Джубги довезу, а там рукой подать, за угол идите, выеду, остановлюсь, сядете.
За углом уже топталось человек десять.
Бизнес у водителя был отлажен. В конце «икаруса» скромно колыхалась занавесочка в цветочек, за ней скрывались две узких деревяных лавки, как раз на дюжину безбилетников.
И мы поехали.
А на окраине Краснодара водитель резко тормознул, так что мы вместе со скамейками выехали из-за занавесочки, выскочил, открыл заднюю дверь и заорал: - Впереди контролёры, вы трое мухой вылетели, стоим ждём! Проверят, круг сделаю - подберу.
Наверно, у него с контролёрами была договорённость только на девять зайцев.
Ну, выпрыгнули, автобус тронулся, и до нас дошло, что рюкзаки остались под скамейкой и что мы чёрт знает где без вещей, денег и документов.
Очень захотелось домой, мысль о море начала раздражать.
Но добрый водитель не обманул, через полчаса выехал из переулка.
Не думала, что смогу так сильно радоваться противному и нечистому на руку дядьке.
Ладно, доехали до Джубги.
Вокзал оказался навесом, под которым громоздился большой железный ящик с крохотным оконцем - касса.
И никого. Вообще никого. Успели поймать за рукав какую-то тётку, оказалось, да, рукой подать, 25 километров. -Туды, туды идите, - сказала тётка, неопределенно махнув рукой.
Ночь, вокруг негостеприимно, хочется пить, есть и спать. И в туалет.
Время от времени материализовались подвыпившие личности мужского пола, настойчиво предлагали близкое знакомство, скоро мы были готовы идти 25 км пешком в любом направлении, только чтоб отсюда.
В конце концов забились за кассу и затаились, но тут нас обнаружил Джамал, небритый и красивый.
Подруга не разжимая губ прошипела, повежливее, повежливее разговаривай, а то зарежет и скроется в родных горах, фиг найдут, а и найдут, нам от этого не легче.
Джамал сначала знакомился, потом звал к себе каждую по очереди, затем всех сразу. Говорил: - Спать на белым простыня будешь, я рядом сидеть буду.
Он нам про белый простыня, мы ему про свою моральную устойчивость и возможность чистой дружбы между мужчиной и женщиной.
В его системе ценностей моральная устойчивость и наше пребывание на этом как бы вокзале в половине второго ночи не стыковались, а чистая дружба и рядом не пробегала.
Однако поверил, не сразу, но поверил.
И когда из темноты выпрыгнула расхристанная девица с безумным взглядом, кинулась к нам со слёзной просьбой проводить её, а то там какая-то сволочь пристала, пьяная, дурная и с ножом, и мы умоляюще уставились на Джамала, он сказал: - Дэвушки, иди за кассу, там молчи, много плохих ходит, сам проведу. Нэ бойся, у плохого нож, у меня нож!
И вернулся через минут двадцать, недовольный, бухтел, что дэвушка с мамом приехала, как мама разрешила поздно гулять, плохо, неправильно, мама уже плачет, милиция идти хочет, не милиция ходить надо, воспитывать дочка надо.
И ходил за водой, строго приказав из-за кассы не высовываться, и за персиками, и за бутербродами, и отшивал жаждущих знакомства, и посадил утром на автобус, и видно было, как ему хочется взять адреса-телефоны, но сдержался, видно, решил, что эта самая чистая дружба хоть и редко, да встречается.
Почему вспомнила. Утром в троллейбусе рядом стоял молодой человек южной наружности, и от него ощутимо пахло сиренью, ещё какой-то травяной запах. Заметил, что я повожу носом, засмущался: - Перепутал туалетную воду, мамину взял, что, сильно слышно, да? Но выветрится?
Заверила, что выветрится.
Хотя.
Вот сколько я дома не стирала рюкзак, он до самой своей кончины пах сиренью.