О кипрейском-2
Одно из двух - либо кипрейские моря пересолены, либо у меня изменился удельный вес.
Потому что в кипрейских морях можно лежать, закинув руки за голову, смотреть в небо и дремать.
Главное - не уснуть.
Ещё в этих морях мало рыбы.
Тут мой удельный вес точно ни при чём.
Возможно, живая рыба не любит плавать в рассоле.
Это навевает на неё мрачные мысли о консервной банке как завершении пути.
Из малорыбности, как из причины, вытекает радостное следствие: отсутствие здоровенных чаек (или это бакланы, не знаю), отравивших мне отпуск в болгарском Несебре.
Там мерзкие создания к ночи слетались на красные черепичные крыши и начинали склоку за лучшие места.
До утра, с короткими перерывами на то, чтоб перевести дух.
Поначалу я думала, что где-то там, во тьме, кого-то режут, кто-то хохочет маньячным смехом, а кто-то рыдает над остывающим трупом.
И этих кого-то очень, очень много.
Такая реалистичная озвучка Варфоломеевской ночи.
Лежишь, сна ни в одном глазу, чувствуешь себя гугенотом, на двери которого ужё намалёван крест.
На любом пляже (кипрейские не исключение) живёт русскоязычная тётя, громовым голосом легко перекрывающая шум прибоя и тыц-тыц-тыц-музыку из соседних ресторанчиков.
Ничто не предвещает, вокруг нега и счастье, и тут - шарах! - шумовой гранатой по ушам: - Максим! Не лезь туда!! Я кому сказала!!!
Убеждена: это одна и та же тётя.
Единая во многих лицах.
Видела настоящего нового русского, из 90-ых.
Вялым кролем он удалялся в сторону нейтральных вод, уныло матерясь на тему понаехавших.
Плылось ему тяжело.
То ли после вчерашнего, то ли златая цепь тянула ко дну.
За красавцем безуспешно пыталась угнаться пышная дева на голубом надувном матрасе, взывала к мощной спине: - Вадик, я не успеваю, ну Вадик же!
Вадик обернулся и рявкнул, куда именно она может засунуть весь этот Кипр и весь этот отдых и саму себя.
Потом встретился со мной взглядом: - Найс веза! Андерстэнд?
- Ещё как андерстэнд, - сказала я.
- И тут проходу нет, - буркнул Вадик и продолжил заплыв в сторону мятежной Сирии.
За ужином постояльцы пили кипрейские и прочие вина.
А мы с мужем - виски.
Чопорные английские бабушки косились неодобрительно.
Но мне кажется, Вадик бы нас одобрил.
И чем чёрт не шутит - даже примирился бы с нашим понаеханием.
Ночью небо светило звёздами.
Подмигивало ими и самолётными огнями.
Большая Медведица повернулась не туда и съехала в сторону.
А всё равно, смотришь и понимаешь - небо у нас одно на всех.
Куда б мы ни понаехали.
Потому что в кипрейских морях можно лежать, закинув руки за голову, смотреть в небо и дремать.
Главное - не уснуть.
Ещё в этих морях мало рыбы.
Тут мой удельный вес точно ни при чём.
Возможно, живая рыба не любит плавать в рассоле.
Это навевает на неё мрачные мысли о консервной банке как завершении пути.
Из малорыбности, как из причины, вытекает радостное следствие: отсутствие здоровенных чаек (или это бакланы, не знаю), отравивших мне отпуск в болгарском Несебре.
Там мерзкие создания к ночи слетались на красные черепичные крыши и начинали склоку за лучшие места.
До утра, с короткими перерывами на то, чтоб перевести дух.
Поначалу я думала, что где-то там, во тьме, кого-то режут, кто-то хохочет маньячным смехом, а кто-то рыдает над остывающим трупом.
И этих кого-то очень, очень много.
Такая реалистичная озвучка Варфоломеевской ночи.
Лежишь, сна ни в одном глазу, чувствуешь себя гугенотом, на двери которого ужё намалёван крест.
На любом пляже (кипрейские не исключение) живёт русскоязычная тётя, громовым голосом легко перекрывающая шум прибоя и тыц-тыц-тыц-музыку из соседних ресторанчиков.
Ничто не предвещает, вокруг нега и счастье, и тут - шарах! - шумовой гранатой по ушам: - Максим! Не лезь туда!! Я кому сказала!!!
Убеждена: это одна и та же тётя.
Единая во многих лицах.
Видела настоящего нового русского, из 90-ых.
Вялым кролем он удалялся в сторону нейтральных вод, уныло матерясь на тему понаехавших.
Плылось ему тяжело.
То ли после вчерашнего, то ли златая цепь тянула ко дну.
За красавцем безуспешно пыталась угнаться пышная дева на голубом надувном матрасе, взывала к мощной спине: - Вадик, я не успеваю, ну Вадик же!
Вадик обернулся и рявкнул, куда именно она может засунуть весь этот Кипр и весь этот отдых и саму себя.
Потом встретился со мной взглядом: - Найс веза! Андерстэнд?
- Ещё как андерстэнд, - сказала я.
- И тут проходу нет, - буркнул Вадик и продолжил заплыв в сторону мятежной Сирии.
За ужином постояльцы пили кипрейские и прочие вина.
А мы с мужем - виски.
Чопорные английские бабушки косились неодобрительно.
Но мне кажется, Вадик бы нас одобрил.
И чем чёрт не шутит - даже примирился бы с нашим понаеханием.
Ночью небо светило звёздами.
Подмигивало ими и самолётными огнями.
Большая Медведица повернулась не туда и съехала в сторону.
А всё равно, смотришь и понимаешь - небо у нас одно на всех.
Куда б мы ни понаехали.