Форстер Э.М. "Машина останавливается" (фрагменты)
- Это противоречит духу времени, - произнесла она наконец.
- Ты хочешь сказать, это противоречит духу Машины?
Форстер «Машина останавливается»
Повесть Форстера "Машина останавливается " написана сто лет назад (опубликована в 1911). Это моё любимое произведение, точнее одно из любимых. Не только потому что это фантастика, не только потому что это футурология, не только потому что это антиутопия. Это уникальное, и притом мастерское с литературной точки зрения, описание нашего возможного будущего. Глубина его предвидения основывается на глубине видения современных ему проблем. Форстер не устарел и сегодня, хотя технический антураж романа стал нам привычной обыденностью. Но в повести содержится не только и столько мрачное пророчество конца цивилизации, сколько анализ особенностей техноцивилизации, ведущих её и всех нас к этой катастрофе, намечена альтернатива. И то, что катастрофа в финале повести - не окончательна для человечества, делает саму повесть Форстера уникальным сочинением, я уже молчу о том, насколько он опередил своё время. Сколько я не читал изложений модели будущего, не встречал ничего не только равного, но близко приближающегося к предвидениям Форстера по уровню анализа, по проникновению в причины болезни. Чтобы лечить - нужно поставить прежде точный диагноз. Форстер дал лучший диагноз за последние сто лет. Поделюсь с вами наиболее яркими, на мой взгляд, местами. Но всё же лучше прочесть полностью, причем вдумчиво, не торопясь.
Вторую часть фрагментов опубликую отдельно для облегчения восприятия.
Попытайтесь представить себе комнатушку восьмиугольной формы, напоминающую ячейку пчелиных сот. В ней нет ни ламп, ни окон, но вся она залита мягким сиянием. Отверстий для
вентиляции тоже нет, однако воздух свеж и чист. И, хотя не видно ни одного музыкального
инструмента, в ту минуту, когда я мысленно ввожу вас сюда, нам навстречу льются нежные и мелодичные звуки. Посреди комнаты стоит кресло, рядом с нимпюпитр, вот и вся мебель. В кресле какая-то бесформенная, спеленутая туша - женщина ростом не больше пяти футов, с серым,
словно плесень, лицом. Это хозяйка комнаты. Раздается звонок. Женщина нажимает на кнопку, и музыка смолкает. "Ничего не поделаешь, придется посмотреть, кто там", - думает женщина и, нажав на другую кнопку, приводит в движение кресло. Оно скользит к противоположной стене, откуда все еще доносится настойчивый звонок.
- Кто это? - кричит женщина. В ее голосе звучит раздражение... вот уже в который раз ей мешают слушать музыку. У нее несколько тысяч знакомых - в известном смысле общение между
людьми невероятно расширилось. Но, когда раздается ответ, ее землистое лицо расплывается
в морщинистой улыбке. - Хорошо. Давай поговорим, - соглашается она. - Я сейчас выключусь. Надеюсь, что за пять минут не произойдет ничего существенного. Даю тебе целых пять минут, Куно, а потом я должна читать лекцию о музыке в австралийский период.
Она включает изолирующее устройство, и теперь уже никто другой не сможет говорить с ней. Потом одним прикосновением руки к осветительному аппарату погружает комнату во мрак.
- Скорее! - кричит она, и в голосе ее снова слышится раздражение. - Скорее, Куно, я сижу в темноте и теряю время!
Но проходит еще не меньше пятнадцати секунд, прежде чем круглая металлическая пластинка у нее в руках начинает светиться. Слабый голубой свет переходит в багровый, и вот она уже видит лицо сына, который живет на другой стороне земного шара, и сын видит ее.
- Куно, какой ты копуша, - говорит она. Он печально улыбается. - Можно подумать, что тебе нравится бездельничать.
- Я уже несколько раз звонил тебе, мать, - начинает он, - но ты всегда занята или выключена. Мне нужно тебе что-то сказать.
- В чем дело, дорогой? Говори скорее. Почему ты не послал письмо по пневматической почте?
- Мне казалось, что лучше самому сказать тебе это. Я хочу...
- Ну?
- Я хочу, чтобы ты приехала повидаться со мной.
Вашти внимательнее всматривается в изображение сына на голубом диске.
- Но ведь я и так тебя вижу! - восклицает она. - Чего же тебе еще?
- Я хочу увидеть тебя не через Машину, - отвечает Куно. - Я хочу поговорить с тобой без этой постылой Машины.
- Замолчи! - прерывает его мать; слова сына покоробили ее. - Ты не должен плохо говорить о Машине.
- Но почему?
- Это недопустимо.
- Ты рассуждаешь так, будто Машину создал какой-то бог, - возмущается сын. - Ты еще, чего доброго, молишься ей, когда у тебя что-нибудь не ладится. Не забывай, что Машину сделали люди. Гениальные, но все же люди. Конечно, Машина - великая вещь, но это еще не все. Я вижу на оптическом диске что-то похожее на тебя, но это не ты. Я слышу по телефону что-то похожее на твой голос, но и это не ты. Вот почему я хочу, чтобы ты приехала. Приезжай, побудь со мной. Ты должна меня навестить - нам нужно повидаться с глазу на глаз, чтобы я мог рассказать тебе о своих надеждах и планах.
Но она говорит, что у нее нет времени ездить в гости.
- Воздушный корабль доставит тебя за два дня.
- Ненавижу воздушные корабли.
- Почему?
- Ненавижу смотреть на эту отвратительную коричневую землю, и на море, и на звезды. В воздушном корабле мне не приходят в голову никакие мысли.
- А мне они только там и приходят.
- Какие же мысли ты можешь почерпнуть из воздуха?
- В воздушном корабле... - Он внезапно замолчал, и ей показалось, что ему стало грустно. Правда, она не была в этом уверена: Машина не передавала различия в выражении лица. Она давала только общее представление о людях - для практических целей вполне удовлетворительное, по мнению Вашти. Машина пренебрегала неуловимыми нюансами человеческих чувств, якобы определяющими, по утверждению уже изжившей себя философии, истинную сущность человеческих отношений, точно так же как при изготовлении искусственного винограда пренебрегали тем едва уловимым налетом, который мы находим на естественно созревающих плодах. Человечество давно уже привыкло довольствоваться заменителем - "вполне удовлетворительным"…
На мгновение Вашти почувствовала себя одинокой. Потом она включила свет и при виде своей комнаты, залитой мягким сиянием, усеянной электрическими кнопками, снова оживилась. Кнопками и выключателями были утыканы все стены - кнопки для получения еды, одежды, для включения музыки. Если нажать вот на эту, из-под пола поднимется мраморная ванна, наполненная до краев горячей деодоризованной водой. Для холодной ванны - другая кнопка. И, разумеется, множество кнопок для общения с друзьями. В этой комнате, совершенно пустой, можно было получить все, что угодно. Вашти выключила изолирующее устройство, и в комнату ворвались телефонные звонки и голоса: все неотложные вопросы, накопившиеся за последние три минуты, обрушились на нее. Как ей понравились новые продукты питания? Рекомендует ли она их для широкого потребления? Не появились ли у нее за последнее время какие-нибудь новые идеи? Нельзя ли поделиться с ней собственными мыслями? Не согласится ли она в ближайшее время, ну, скажем, через месяц, посетить детский сад? На большинство вопросов она отвечала с раздражением, столь свойственным людям в этот век бешеных темпов. Она считает, что новые продукты отвратительны. Детский сад посетить не может за отсутствием времени. У нее самой не возникало новых идей, но одну мысль ей только что довелось услышать: четыре звезды и три посредине будто бы напоминают человека; она сомневается, чтобы это представляло интерес. Затем она отключила своих собеседников, потому что пора было начинать лекцию об австралийской музыке.
Громоздкая система общественных сборищ была давным-давно отменена; ни Вашти, ни ее слушатели и не подумали тронуться с места. Она читала лекцию, сидя в своем кресле, а они, тоже
оставаясь в своих креслах, имели полную возможность достаточно хорошо видеть и слышать ее.
Кровать ей не нравилась - чересчур велика. Однако жаловаться было бесполезно, так как кровати во всем мире изготовлялись по единому образцу и любое отступление от этого шаблона потребовало бы больших изменений в Машине. Вашти выключилась - это было необходимо, так как под землей день не отличался от ночи, - и попыталась припомнить, что произошло с тех пор, когда она в последний раз вызывала кровать. Новые мысли? Их не было. События? Куно пригласил ее к себе - это событие?
На пюпитре рядом с выдвижной кроватью лежала Книга - все, что уцелело от бумажного сора тысячелетий. Это была книга о Машине. В ней содержались инструкции на все случаи жизни.
Если Вашти было жарко или холодно, если у нее болел живот или она затруднялась подобрать нужное слово, ей стоило только раскрыть Книгу, чтобы узнать, какой кнопкой воспользоваться.
И, конечно, Вашти была знакома с обычаями предшествовавшей цивилизации, когда функции системы понимались превратно и ею пользовались, чтобы доставлять человека к объекту, а не наоборот - объект к человеку. Это были забавные времена: люди отправлялись куда-нибудь подышать свежим воздухом, вместо того чтобы попросту сменить воздух в собственной комнате. И все же туннель внушал Вашти страх; она не видела его с тех пор, как родился ее последний ребенок. Туннель действительно заворачивал, но как-то иначе, чем она себе представляла, он и вправду был ярко освещен, но, пожалуй, не так ярко, как об этом говорилось в лекции. Перспектива непосредственного столкновения с реальной действительностью ужаснула Вашти. Она поспешно отъехала в глубину комнаты, и стена снова сомкнулась.
Путешествия мало кого привлекали - ведь благодаря прогрессу науки мир повсюду был совершенно одинаков. Развитие средств сообщения, на которое в предшествующую эпоху возлагалось столько надежд, в конце концов привело к обратным результатам. Зачем было ехать в Пекин, если он ничем не отличался от Шрусбери? Чего ради возвращаться в Шрусбери, если он ничем не отличался от Пекина? Человек перестал перемещать свое бренное тело, и только душа его не обрела покоя.
Люди во всем мире были теперь похожи друг на друга, но стюардесса, быть может в силу своих неординарных обязанностей, отличалась некоторым своеобразием. Ей часто приходилось
разговаривать с пассажирами, не прибегая к помощи Машины, и от этого в ее манерах появилось что-то эксцентричное и резкое. Когда Вашти с криком отпрянула от заливавшего ее солнечного света, стюардесса позволила себе чудовищную грубость - она протянула руку, чтобы не дать Вашти упасть.
- Как вы смеете! - вскричала возмущенная пассажирка. - Вы забываетесь!
Стюардесса смутилась и поспешила извиниться за то, что хотела поддержать ее. Люди давно уже не дотрагивались друг до друга. Этот обычай устарел в эпоху Машины...
В полдень она еще раз взглянула на землю. Воздушный корабль опять пролетал над горным хребтом, но ей мало что удалось увидеть, потому что небо было затянуто облаками. Нагромождения черных скал смутно вырисовывались где-то внизу, и вершины терялись в серой мгле. Их формы были причудливы, одна из гор напоминала распростертого на земле человека.
- Это не будит мыслей, - пробормотала Вашти и закрыла Кавказский хребет металлической шторой. Вечером она выглянула опять. Они летели над морем цвета расплавленного золота с множеством мелких островов и одним полуостровом.
- Это не будит мыслей, - повторила про себя Вашти и закрыла Грецию металлической шторой.