В гости к бабе яге, 3: Лютая язва
В гости к бабе яге, 2: Положение бабы-яги в мифологии http://drevniy-daos.livejournal.com/289038.html
ЯГА = ЯЗВА
«Баба Яга - первоначально - положительный персонаж древней русской мифологии, прародительница рода, хранительница его жизненного пространства, его обычаев и традиций, жизненного уклада, присматривавшая при этом и за подрастающим поколением» - вот типичный текст о бабе-яге, взятый из интернета. И таких переделок образа можно встретить сотни. Общая тенденция делать из бабы-яги добрую бабушку весьма сильна, хотя мне непонятно, как из поедания детей выводится забота о них. При этом некоторые хотят даже в богиню её превратить, забывая, что в исключительно добрых богов никто никогда не верил. Главная ошибка состоит в том, что единичность персонажа сказки принимается за веру в одну бабу ягу. На самом деле сказки рассказывались детям, и слушавшие думали, что вот здесь, в соседнем лесу, может обитать яга-баба. Детей учили её бояться. Если в сказке фигурирует один леший, дракон, людоед или принц, отсюда никак не следует, что во всех сказках один и тот же леший, дракон, людоед, принц. Образы могут быть схожими, но рассказ ведется об одном типе персонажей, а не об одном персонаже. Ключом к идентификации всегда являлось имя. Не только обычные слушатели сказок, но и исследователи фольклора принимали бабу-ягу за одного персонажа, считая «яга» именем. Что яга не имя - указывает сам характер выражения. Раньше говорили яга-баба, то есть яга представала в образе бабы, а не бабу называли Ягой. Иногда слово яга в сказке отделяется от слова баба. Пониманию множественности "баб-ёг"препятствовала утрата значения слова «яга». Давайте же покопаемся в лингвистике, заодно выясним и почему яга не могла быть доброй.
Есть много попыток этимологической расшифровки слова «яга». Зачастую исходят из того, что слово не русское и не славянское по происхождению. Так поначалу и я думал. Но как говорится, «ларчик просто открывался». Этимологические экскурсы бесполезны потому, что яга - всем известное слово, только его можно понять лишь хорошо зная историю древнерусского языка, потому что мы теперь его произносим иначе. В первой статье о яге мной был сделан вывод, что яга означает болезнь, напасть. Так и оказалось! Буквально. Мы все знаем слово «язва», так вот яга - и есть язва. В древней Руси чаще писали не «язва», а «яза». Почему-то такое очевидное объяснение наименования сказочного персонажа мало кому в голову приходило. Единственным справочником, где «баба-яга» возводится к «язве», является очень подробный этимологический словарь П.Я. Черных. Во втором томе нам понадобятся слова «яга» и «язва» / Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка. Т.2. М.,1999. с.495, 496. http://etymolog.ruslang.ru/chernykh.php?id=467&vol=2 /
Черных дает много материала для отождествления «яга» и «яза». Советую прочесть (не хочу копировать из-за объёма, а также сложности воспроизведения шрифтов)
Характерно и само значение слов, в древнерусском (по памятникам с 11в.) язва - "рана", "беда", "печаль". Многое говорит и современное значение слова «язва» - перен. «вред», «зло». Часто в народе вредную женщину так и называли - «язва». По-украински язва, как и в древней Руси - чума. Как же «г» превратилось в «з»? Раньше писали не "ноге", а "нозе" (отсюда "заноза"), не «в Боге», а «в Бозе». Процесс языковых изменений праславянского языка, в рамках которого произошел переход г>з называется второй палатализацией. Об этом можно прочесть в любом учебнике старославянского языка или курсе истории древнерусского языка. «Вторая палатализация - это изменение заднеязычных согласных в мягкие свистящие: к > ц’, г > з’, х > с’ » /Никифоров С. Старославянский язык. 2005
http://www.i-u.ru/biblio/archive/nikiforov_staro/01.aspx / Есть слова, которые наглядно показывают переход от праславянского «г» к «з», зачастую в разных формах «г» чередовалось с «з». Слово gvezda превратилось в «звезда».
Но не ошибся ли Черных, дает ли он правильную этимологическую интерпретацию слова «яга»? Чтобы проверить, посмотрим, какое значение имело древнерусское «яза», «язя», «язва».
Многое дает словарь Срезневского, особенно благодаря примерам из древнейших славянских рукописей. Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам. Т.3. (1912) http://imwerden.de/cat/modules.php?name=books&pa=showbook&pid=897
яза /вм. язя/ - болезнь ("посьлет язу, или бес, или смерть" Изборник 1073г.)
язя (последняя буква - юс малый). Значения: 1) рана, язва, 2) немощь, болезнь ("целя всяк недуг и всякую язю в людях"), 3) страдание, 4) беда ("в лютую впадет язю"), 5) порок, 6) преступление.
Значения слова "язва": 1) рана, язва, 2) беда, бедствие, 3) печаль, досада. Примечательно, что у слова язвеный помимо "раненый" есть значение удрученный, а также убитый. "язвити" - ранить, ударить, убить.
Те же значения мы находим в других словарях. Старославянский словарь : (По рукописям X-XI вв.). М.,1994. см. слова: язва (чаще употр. мн. число: язвы), яза, язя
http://www.ksana-k.narod.ru/dict/stsl/sl0793.png
http://www.ksana-k.narod.ru/dict/stsl/sl0807.png
В целом картина складывается однозначная. Особенно убедительно отождествление яги и язвы потому, что слово язва и производные имеют много значений, не относящихся собственно к болезни, напр., в современном русском язвить в значении «говорить неприятное». Слово язва употреблялось для обозначения всего негативного, было оценочным словом. Мы наблюдаем не расширение значения слова, обозначающего болезнь, а обратное явление: со временем значение слова сузилось вследствие утраты мировоззрения, построенного на пралогическом мышлении, которое весь мир истолковывало через призму магии. Отождествление яги и язвы не только помогает прояснить сказочный образ, но ещё дает ценнейшие данные по датировке. Поскольку два слова разошлись, значит персонаж «яга» появился в фольклоре раньше, иначе бы мы говорили и сейчас язва-баба. Кстати, уже автор «Повести временных лет» неоднократно обыгрывал различие древнерусских и старославянских форм, используя одно слово как два с разными, хотя и близкими, значениями: власть-волость, храм-хоромы, враг-ворог. Так и мы сейчас используем заимствованные слова, хотя есть слова с аналогичными значениями в родном языке. Но в случае с бабой-ягой это было сделано не намеренно, фольклор часто сохраняет архаические формы.
Когда же произошла замена г на з? «Мы не знаем пока точно, в каком веке происходили эти изменения и можем лишь с большой вероятностью предполагать, что вторая палатализация происходила накануне или, в отдельных диалектах, в эпоху возникновения письменности, т. е. в VIII-IX вв.» /Широков О.С. Славянские языки. http://old.portal-slovo.ru/rus/philology/russian/585/2201/&part=2 / Некоторые авторы датируют вторую палатализацию ещё раньше, после 5-6 века, чаще же всего в исследованиях и пособиях упоминается 8 век. Об отнесении второй палатализации к 6-8 векам см. книгу Бирнбаума / Бирнбаум Х. Праславянский язык: Достижения и проблемы в eгo реконструкции. Пер. с англ. М., 1986. http://ksana-k.narod.ru/menu/slave/birnbaum.html / Ориентировочно будем считать 8 век, хотя лингвистические реконструкции и датировки носят гипотетический характер. Значит, баба-яга как персонаж - старше 8 века, и на Руси само слово «яга» приняло «яза-язва», но наименование (почти имя) сохранило старое звучание. Обращу ваше внимание, что это помогает датировать не сам сюжет, а только самый верхний (поздний) его пласт, сам образ бабы-яги. Анализ сказок о бабе-яге, особенно сказки о Василисе Прекрасной, подтверждает полную нетронутость христианскими влияниями, что нельзя объяснить иначе как формированием сказочной основы до начала христианизации. Не только мировосприятие остается язычески-древнеславянским, но даже детали, стиль остаются неизменными. Конечно, сказочники добавляли свои вставки и привносили специфику собственной речи, но эти элементы довольно легко вычленить, особенно сравнивая сказки между собой, а также разные варианты одной сказки. На фоне полного отсутствия древних текстов, дающих материал по мифологии и верованиям дохристианской Руси, значительная древность сказок про бабу-ягу выглядит особенно примечательной.
«По другим представлениям, демоны болезней шатаются по белому свету и нападают на людей. Они поселяются в человеке, мучая и ослабляя его. Измучив людей в одном селе, они переходят в другое. При этом полагают, что болезнь сама не может войти в село, поэтому она часто поджидает какого-нибудь прохожего или крестьянина, возвращающегося из города к себе домой, и на его плечах въезжают в село, после чего там начинается эпидемия. Впрочем, если человек догадается и совершит нужные действия, он может уничтожить демона болезни и спасти односельчан. Об этом рассказывает быличка, записанная в XIX веке во время одной из эпидемий холеры. ----
Ехал вечером мужик к себе в село. Вдруг его кто-то окликает: «Стой, мужичок, подвези меня!» Оглянулся мужик, видит - гонится за ним старуха, худая, слабая, зипунишко на ней изорванный, из-под платка волосы растрепались. Жалко стало мужику старуху, остановил он лошадь, посадил ее к себе в телегу. «Ну, спасибо тебе, - говорит старуха, - услужил ты мне, услужу и я тебе». - «Чем же ты мне услужишь, бабушка?» - «Да ведь я - холера. Приду в деревню, пущу яд во все колодцы, кто из них напьется - захворает. А ты бери на свою семью воду из реки - я туда не буду яд пускать». Посмотрел мужик на старуху, а она черная, страшная, глаза, как уголья, горят. Ну, думает, хорошо, что сказала, угощу я тебя, старую ведьму. Привез ее к себе, водочки ей поднес, угостил. Улеглась она на печку и захрапела. Мужик взял топор, подкрался и отсек ей голову. Смотрит, а она вся начинена пузырьками с ядом. На другой день он отвез ее в волость. Осмотрели там старуху и дали мужику сто рублей награды.» /Левкиевская Е.Е. Мифы русского народа. М.,2000. http://www.booksite.ru/fulltext/myt/hsr/uss/kih/11.htm#62 /
важно отметить:
1) сходство описания холеры и бабы-яги,
2) отсечение главы,
3) «холера» отравляет ядом.
«Если же болезнь все-таки проникала в дом, ее старались задобрить, чтобы она не слишком сильно мучила больного. ... Если же болезнь не покидала человека добром, ее пытались изгнать с помощью заговоров и различных магических действий. Знахарь читал над больным заговор, в котором болезнь изгонялась последовательно из головы, из глаз, из бровей, из рук, ног, суставов и кровеносных жил и отсылалась на темные леса, на мхи, на болота, туда, где собаки не лают, петухи не кричат, колокола не звонят. Применяли и особые средства, которые якобы не нравятся демону той или иной болезни.» /Левкиевская Мифы, там же/
Итак, болезнь - персонаж, с которым можно торговаться, вести переговоры, обитает эта болезнь в лесу, на болотах.
В 1654 г. в России свирепствовала чума. В 1656 году была напечатана (на 55 страницах) речь патриарха Никона, которая содержит несколько интереснейших высказываний, наряду с многочисленными библейскими цитатами.
«Но и от сих зде назнаменуем, яко мнози не ведуще божіа о наc промысла, и не воспoминающе свои согрешеній, грехи ко грехом прилагают глаголюще, яко сего ради человека или оного таковая язва бысть в мире и сіе глаголютъ туне... тако еже кто согрешаетъ, за сіе самъ и судъ воспріимет, а не инiи за негo./…/ и чюдо како их симъ таковымъ лживымъ сновидцомъ мнoзи ненаказанніи пoслёдуют. /…/ oни бo лжепрорoчествующіи повелеваютъ вамъ послушати, лукавыхъ своихъ снoвидёній.»
http://religio.rags.ru/journal/2010/2010_03/N_3-10%28fin%29_200-223.pdf
*даю свой перевод, так как Никонова и Юсупов перевели «Поучение» халтурно, с многочисленными ошибками, искажающими смысл в важных деталях.*
«Но на то здесь указываем, что многие, не веря в Божию о нас заботу и не думая о своих грехах, грех к греху добавляют, говоря, что из-за того или другого человека началась такая болезнь, и это говорят напрасно... так что если кто грешит, за это сам и осужден будет, а не другие за него. /…/ И удивительно, что этим лживым сновидцам многие неучи следуют! /…/ Эти лжепророчествующие велят вам следовать их ложным сновидениям.»
«Поучение» Никона уникально. Это не столько поучение, сколько апология. Его позиционируют как проповедь, но на самом деле это попытка самооправдания в ответ на обвинение со стороны народных представителей - «лжепророков», обвиняющих его, что своими грехами он стал причиной чумы. Тем самым мы получаем исключительный документ, раскрывающий народные представления 17 века о болезни (язве), в частности эпидемии чумы, и её причинах. Нашлись люди, которым якобы были сны, и которые указывали на виновников эпидемии. Думаю, церковь не выступила бы против суеверий, если бы не был обвинен, в числе прочих, и сам патриарх. Есть все основания считать, что «лжепророки» видели проблему не столько в грехах как их понимала церковь, сколько в «порче», «злокозненности». Отголоски этого мировоззрения можно встретить и теперь в виде «теории заговора», когда людям мерещатся злодеи, из-за которых всё в стране (или у них лично) плохо.
Если есть зло - значит кто-то его призвал, совершил злое колдовство - не обязательно ритуал, это могло быть и словесное пожелание, проклятие. Так объясняли болезни в народе ещё в начале 20 века, особенно на окраинах, например, на Севере. "Болезни олончанин объясняет или присутствием злого духа или введением в тело постороннего предмета каким-нибудь злым человеком, и колдуны будто-бы извлекают из надреза, сделанного на теле, разные вещи: камни, щетины, волосы, песок и др. ... Верят в "сглаз", слово, дурную мысль недоброго человека, или, как они называют, болезни от "сглаза", "призора". /.../ Есть болезни у олончан, которые нападают ни с того ни с сего; как только появляется оспа, которую они почему-то называют "Марией Ивановной", крестьне соберутся толпой, берут разные дары, входят в горницу, где находится заболевший, говорят следующее: "Здравствуй матушка, Мария Ивановна, здравствуй на многие лета! Благодарствуй, что посетила нас, рабов твоих покорных, не будь нам злой мечехой, будь нам родной матерью! Ты лики порти, да в гробы не складывай, не побрезгуй дарами нашими!" Больному подносят дары, и он должен непременно отведать и рыбника и водочки, вообще всего, чем его угощают. Лечат оспу ржаными лепешками, прикладывают их ещё горячими к местам, где оспа выступает, затем кланяются больному в ноги и просят со слезами оспищу-матушку помиловать хворого; после этого больного ведут в сильно натопленную баню. Иногда выздоравливают, несмотря на такое лечение, чаще же, конечно, умирают" /Черемина (Корш) Н.А. Озёрный край. М.,1909. с.74-75. Необычайно интереснен обряд доставания колдуном предметов из заболевшего, вложенных якобы другим, злым колдуном - это точное повторение "лечения", которое проводят колдуны примитивных австралийских племен, один в один. Но нам важнее рассказ про оспу - он почти полностью совпадает с образами сказок о яге. Если ей угодить, или её обмануть - останешься в живых. Характерно и обращение к болезни как к пожилой женщине, матушке-благодетельнице, последнее - конечно, "военная хитрость". Не случайны и "пир" с баней. Не отсюда ли баня в сказке?
ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О СМЕРТИ
Люди древности воспринимали смерть совсем иначе, чем мы. Я говорю о представителях и охотников-собирателей, и раннеземледельческих племенах, и народах, занимавшихся скотоводством и/или земледелием. Мы зачастую неспособны понять их мотивацию, их отношение к факту чужой смерти. Вот что можно узнать об аборигенах Камчатки - ительменах: «Категорически запрещалось спасать утопающего или засыпанного снежной лавиной, так как считалось, что тем самым лишаются желаемой пищи духи воды и гор.» /История и культура ительменов: историко-этнографические очерки. М.,1990. с.141. автор раздела - Н.К. Старкова/. Смерть не считали абсолютным злом, не воспринимали как что-то неизбежное и присущее всем людям. Именно это позволило миллионам китайцев в средние века верить в существование бессмертных людей. У греков бессмертный Геракл тоже был человеком, а не богом. И ведь это уже на поздней стадии развития представлений о смерти. А как же думали на ранней? На ранней люди знали, что такое смерть. Эмпирически. При этом не понимали смерти, но объясняли её. Вот эта раздвоенность естественных чувств и пралогической, магической системы объяснения и заводит этнографов и религиоведов в тупик. Они принимают слова и сказки за выражение всего мировосприятия аборигенов, тогда как это только «объяснительный» слой мышления.
Когда говорят о представлениях о смерти «первобытных» (раннеземледельческих) и древних народов, то уделяют внимание почти только «загробным» представлениям и погребальным ритуалам. Это большая ошибка. Изучать представления о посмертной жизни необходимо, но это только половина, причем не самая важная. Важнее, как мыслили умирание, сам процесс и момент смерти, как относились к смерти. То есть здесь нужно говорить о представлениях о жизни, а не о послежизни. На первый взгляд, «дикари» в смерть вообще не верили. Человек переходит из одного мира в другой. Но их поведение, их сказки говорят о том, что естественное, здравое представление о смерти как о конце никуда не уходило. В пралогическом мышлении эти два пласта существовали параллельно. Религия «добила» естественное представление, искоренила его из сознания, поэтому мы сейчас и не замечаем двойственность отношения к смерти «дикарей». Наглядным доказательством служит то, что высоко ценилась храбрость воина - она была редкостью. Большинство было боязливыми, даже трусливыми и не хотели умирать. Бесстрашные воины, «берсерки» становились легендой и образцом для подражания. Но заметно, что весь этот боевой героизм носит искусственный характер. Разум не мог полностью подавить чувства. Да и разум испытывал к смерти неприязнь.
Теперь о покойниках. Русское слово «хоронить» означает хранить, то есть сторожить, оберегать. Не думайте, что речь об оберегании покойников - речь об оберегании живых. Хорошим был человек или плохим - он не должен вернуться. В Китае души всех умерших считались превратившимися в злых духов. Представление об опасности покойников было всеобщим. Надгробия - камень на могиле - должно было придавливать покойника. «В доисторической Испании прибивание мертвых гвоздями к доскам, на которые их клали в могилу, было традиционным погребальным обычаем. Были обнаружены целые кладбища, где скелеты похороненных людей носили все признаки «повторного убийства». Чаще всего это были черепа, пробитые огромными гвоздями. Этот обычай существовал в течение очень длительного времени и позднее сохранился у некоторых групп населения» /Липс Ю. Происхождение вещей: (из истории культуры человечества). Пер. с нем. М.,1954.с.386-387/. Пережитки этих обрядов можно видеть в приколачивании крышки гроба. Живых нужно оберегать от покойников, мертвые должны жить в стране мертвых. Это четкое разделение показывает, что всё же представление о посмертной жизни никак не приравнивалось к жизни земной. Что касается бабы-яги, то она не являлась ожившим покойником или духом из мира мёртвых, а изображается живой старухой, которая причастна к миру смерти, но не принадлежит ему - она несёт смерть сама. Как я покажу дальше, яга - старуха, которую следует убить. Сказки о яге намного легче понять, если не изобретать хитроумных мифологических объяснений так, как это делал Пропп. Тогда мы увидим, что изба бабы-яги - самая настоящая, поэтому и можно посадить ягу в печь.
Самое сложное в анализе древнейших, в том числе древнеславянских, представлений о смерти - это рассмотрение верований, связанных с причинами смерти. Вот здесь и правда фантазия была богатая, пралогическое мышление развернулось во всей красе. Смерть не представлялась единой и имеющей единую причину. Большая часть причин смерти - магического характера или действие духов. В некоторых племенах даже проводили посмертное вскрытие с целью установления причин смерти! Причем искали не болезнь или следы яда, а признаки колдовства. Либо человек умер от чужого колдовства, либо сам был колдун. Много интересного об этом можно прочесть у Леви-Брюля и других этнографических книгах. Иногда любая смерть считалась следствием вредоносной магии, не только от болезни, но даже от падения с дерева или если зверь съел. Злой колдун мог и превращаться в зверей (отсюда позднейшее - звери на службе ведьм). В смерти человека всегда был кто-то виноват, зачастую виновника искали и предавали смерти. Смысл обычаев кровной мести идет от этого поиска виновных, чаще всего в другом племени. Если кто-то умер - значит надо найти злого колдуна, наславшего болезнь.
Когда возникло иное, философское и высоко-религиозное представления о неизбежной, естественной смерти, рядом с ним продолжало существовать и старое, сохранявшееся крестьянством, «тёмным» народом. По этому поводу Монтень писал: «Я не говорю уже о людях невежественных и тёмных, которые видят со страху то своих вышедших из могил и завернутых в саваны предков, то оборотней, то домовых или ещё каких чудищ». И ещё в другом месте: «Вполне вероятно, что вера в чудеса, видения, колдовство и иные необыкновенные вещи имеет своим источником главным образом воображение, воздействующее с особой силой на души людей простых и невежественных, поскольку они податливее других. Из них настолько вышибли способность здраво судить, воспользовавшись их легковерием, что им кажется, что они видят то, чего на самом деле вовсе не видят» /Монтень М. Опыты. Кн.2-3. Пер. с фр. 2-е из. М.,1981.с.72, с.93/. Только Монтень переворачивает последовательность: не из народа вышибли способность здраво судить, а образованное общество со временем приобрело другой взгляд, заменивший пралогический взгляд на смерть, отсюда и разрыв.
В 16-17 веков под влиянием христианской литературы и заимствованных с Запада образов представления о смерти постепенно меняются и на Руси, по крайней мере в книжной среде.
«Охъ, неумолимая смерть, люта еси и немилостива, никто убо можетъ избежати тя, ни за красотою, ни за младостию, разлагаеши, благородия не стыдишися, ни седин милуеши, но всех купно, богатыхъ и убогихъ, яко класие, пожинаеши» писал в 17 веке галицкий юродивый Стефан Трофимович Нечаев. http://odrl.pushkinskijdom.ru/LinkClick.aspx?fileticket=kzoyMJ0vKpE%3d&tabid=2302
Здесь мы уже видим смерть с косой, не олицетворенную, но так и напрашивающуюся на аллегорическое изображение в виде старухи с косой или скелета с косой. Именно так изображалась смерть на гравюрах об Анике-воине, которые широко ходили в народе в 18-начале 19 века. В поздней народной культуре 19-начала 20в. такое восприятие смерти становится обычным.
«Во многих контекстах смерть персонифицирована - она предстает в виде старухи с косой и прочим оружием: «Страшная смерть на мя косу закладает» (Варнецов В. Сборник русских духовных стихов. СПб.,1860. №206) … Слово смерть является в текстах со множеством эпитетов: чудная, страшная, престрашная, уродливая, злая, голодная и холодная, лютая, неумолимая, немилостивая. «О неумолимая смерть, люта ecи и немилостива», - поется в известном старообрядческом стихе. Часто упоминается напрасная смерть: Не предайте мя злой смерти напрасной.» /Никитина С.Е. Устная народная культура и языковое сознание. М.,1993. гл.: Ад, смерть и страшный суд http://philologos.narod.ru/nikitina/Part_22.htm /
В сказках о бабе-яге мы не находим и следа этих поздних представлений о смерти. Народная культура сохраняла архаический пласт, не затронутый новыми веяниями. Баба-яга не могла стать богиней, даже если бы Русь не приняла христианство, разве что люди стали бы верить в одну-единственную бабу-ягу вместо множества. А вот превратиться со временем в олицетворение болезни и смерти яга могла - под влиянием книжной христианской и околохристианской культуры. Но её древний образ был утрачен, сказочный персонаж вызывал всё меньше страха. Народ уже не помнил, что яга - это язва, потому и выдумывал семейство лихорадок (впрочем, не были ли они поначалу дочерьми бабы-яги?).
«Славяне полагали, что душа расстается с телом, когда к человеку приходит Смерть. В преданиях она описывается чаще всего как старая женщина с большими зубами, костлявыми руками и ногами, в белом саване, с заступом, граблями, пилой и косой за плечами. Пилой она отпиливает умирающему человеку руки и ноги, а косой отсекает ему голову. По другим представлениям, с кончика ее косы капает яд. Когда одна из ядовитых капель попадает на человека, он умирает. Часто Смерть изображали в виде человеческого скелета с провалившимся носом, одетого в белое покрывало, с косой в руках.» /Левкиевская Е.Е. Мифы русского народа http://www.booksite.ru/fulltext/myt/hsr/uss/kih/11.htm#62 /
Отметим:
1) старуха с костлявыми ногами
2) отрезает голову (ср. черепа бабы-яги)
3) убивает ядом
Эти черты сближают представления о смерти и с образом язвы-болезни, и со сказочной ягой. Конечно, здесь Левкиевская излагает не древние славянские представления о смерти, а в основном позднейшие, времени записи фольклорного материала, то есть с середины 19 века. Образ Яги постепенно сближался с олицетворением смерти, заимствованным с запада. Но это сближение шло скорее в сознании воспринимающих сказки, чем в самих сказках, сохраняющих более архаическое мировоззрение.
ЯГА = ЯЗВА
«Баба Яга - первоначально - положительный персонаж древней русской мифологии, прародительница рода, хранительница его жизненного пространства, его обычаев и традиций, жизненного уклада, присматривавшая при этом и за подрастающим поколением» - вот типичный текст о бабе-яге, взятый из интернета. И таких переделок образа можно встретить сотни. Общая тенденция делать из бабы-яги добрую бабушку весьма сильна, хотя мне непонятно, как из поедания детей выводится забота о них. При этом некоторые хотят даже в богиню её превратить, забывая, что в исключительно добрых богов никто никогда не верил. Главная ошибка состоит в том, что единичность персонажа сказки принимается за веру в одну бабу ягу. На самом деле сказки рассказывались детям, и слушавшие думали, что вот здесь, в соседнем лесу, может обитать яга-баба. Детей учили её бояться. Если в сказке фигурирует один леший, дракон, людоед или принц, отсюда никак не следует, что во всех сказках один и тот же леший, дракон, людоед, принц. Образы могут быть схожими, но рассказ ведется об одном типе персонажей, а не об одном персонаже. Ключом к идентификации всегда являлось имя. Не только обычные слушатели сказок, но и исследователи фольклора принимали бабу-ягу за одного персонажа, считая «яга» именем. Что яга не имя - указывает сам характер выражения. Раньше говорили яга-баба, то есть яга представала в образе бабы, а не бабу называли Ягой. Иногда слово яга в сказке отделяется от слова баба. Пониманию множественности "баб-ёг"препятствовала утрата значения слова «яга». Давайте же покопаемся в лингвистике, заодно выясним и почему яга не могла быть доброй.
Есть много попыток этимологической расшифровки слова «яга». Зачастую исходят из того, что слово не русское и не славянское по происхождению. Так поначалу и я думал. Но как говорится, «ларчик просто открывался». Этимологические экскурсы бесполезны потому, что яга - всем известное слово, только его можно понять лишь хорошо зная историю древнерусского языка, потому что мы теперь его произносим иначе. В первой статье о яге мной был сделан вывод, что яга означает болезнь, напасть. Так и оказалось! Буквально. Мы все знаем слово «язва», так вот яга - и есть язва. В древней Руси чаще писали не «язва», а «яза». Почему-то такое очевидное объяснение наименования сказочного персонажа мало кому в голову приходило. Единственным справочником, где «баба-яга» возводится к «язве», является очень подробный этимологический словарь П.Я. Черных. Во втором томе нам понадобятся слова «яга» и «язва» / Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка. Т.2. М.,1999. с.495, 496. http://etymolog.ruslang.ru/chernykh.php?id=467&vol=2 /
Черных дает много материала для отождествления «яга» и «яза». Советую прочесть (не хочу копировать из-за объёма, а также сложности воспроизведения шрифтов)
Характерно и само значение слов, в древнерусском (по памятникам с 11в.) язва - "рана", "беда", "печаль". Многое говорит и современное значение слова «язва» - перен. «вред», «зло». Часто в народе вредную женщину так и называли - «язва». По-украински язва, как и в древней Руси - чума. Как же «г» превратилось в «з»? Раньше писали не "ноге", а "нозе" (отсюда "заноза"), не «в Боге», а «в Бозе». Процесс языковых изменений праславянского языка, в рамках которого произошел переход г>з называется второй палатализацией. Об этом можно прочесть в любом учебнике старославянского языка или курсе истории древнерусского языка. «Вторая палатализация - это изменение заднеязычных согласных в мягкие свистящие: к > ц’, г > з’, х > с’ » /Никифоров С. Старославянский язык. 2005
http://www.i-u.ru/biblio/archive/nikiforov_staro/01.aspx / Есть слова, которые наглядно показывают переход от праславянского «г» к «з», зачастую в разных формах «г» чередовалось с «з». Слово gvezda превратилось в «звезда».
Но не ошибся ли Черных, дает ли он правильную этимологическую интерпретацию слова «яга»? Чтобы проверить, посмотрим, какое значение имело древнерусское «яза», «язя», «язва».
Многое дает словарь Срезневского, особенно благодаря примерам из древнейших славянских рукописей. Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам. Т.3. (1912) http://imwerden.de/cat/modules.php?name=books&pa=showbook&pid=897
яза /вм. язя/ - болезнь ("посьлет язу, или бес, или смерть" Изборник 1073г.)
язя (последняя буква - юс малый). Значения: 1) рана, язва, 2) немощь, болезнь ("целя всяк недуг и всякую язю в людях"), 3) страдание, 4) беда ("в лютую впадет язю"), 5) порок, 6) преступление.
Значения слова "язва": 1) рана, язва, 2) беда, бедствие, 3) печаль, досада. Примечательно, что у слова язвеный помимо "раненый" есть значение удрученный, а также убитый. "язвити" - ранить, ударить, убить.
Те же значения мы находим в других словарях. Старославянский словарь : (По рукописям X-XI вв.). М.,1994. см. слова: язва (чаще употр. мн. число: язвы), яза, язя
http://www.ksana-k.narod.ru/dict/stsl/sl0793.png
http://www.ksana-k.narod.ru/dict/stsl/sl0807.png
В целом картина складывается однозначная. Особенно убедительно отождествление яги и язвы потому, что слово язва и производные имеют много значений, не относящихся собственно к болезни, напр., в современном русском язвить в значении «говорить неприятное». Слово язва употреблялось для обозначения всего негативного, было оценочным словом. Мы наблюдаем не расширение значения слова, обозначающего болезнь, а обратное явление: со временем значение слова сузилось вследствие утраты мировоззрения, построенного на пралогическом мышлении, которое весь мир истолковывало через призму магии. Отождествление яги и язвы не только помогает прояснить сказочный образ, но ещё дает ценнейшие данные по датировке. Поскольку два слова разошлись, значит персонаж «яга» появился в фольклоре раньше, иначе бы мы говорили и сейчас язва-баба. Кстати, уже автор «Повести временных лет» неоднократно обыгрывал различие древнерусских и старославянских форм, используя одно слово как два с разными, хотя и близкими, значениями: власть-волость, храм-хоромы, враг-ворог. Так и мы сейчас используем заимствованные слова, хотя есть слова с аналогичными значениями в родном языке. Но в случае с бабой-ягой это было сделано не намеренно, фольклор часто сохраняет архаические формы.
Когда же произошла замена г на з? «Мы не знаем пока точно, в каком веке происходили эти изменения и можем лишь с большой вероятностью предполагать, что вторая палатализация происходила накануне или, в отдельных диалектах, в эпоху возникновения письменности, т. е. в VIII-IX вв.» /Широков О.С. Славянские языки. http://old.portal-slovo.ru/rus/philology/russian/585/2201/&part=2 / Некоторые авторы датируют вторую палатализацию ещё раньше, после 5-6 века, чаще же всего в исследованиях и пособиях упоминается 8 век. Об отнесении второй палатализации к 6-8 векам см. книгу Бирнбаума / Бирнбаум Х. Праславянский язык: Достижения и проблемы в eгo реконструкции. Пер. с англ. М., 1986. http://ksana-k.narod.ru/menu/slave/birnbaum.html / Ориентировочно будем считать 8 век, хотя лингвистические реконструкции и датировки носят гипотетический характер. Значит, баба-яга как персонаж - старше 8 века, и на Руси само слово «яга» приняло «яза-язва», но наименование (почти имя) сохранило старое звучание. Обращу ваше внимание, что это помогает датировать не сам сюжет, а только самый верхний (поздний) его пласт, сам образ бабы-яги. Анализ сказок о бабе-яге, особенно сказки о Василисе Прекрасной, подтверждает полную нетронутость христианскими влияниями, что нельзя объяснить иначе как формированием сказочной основы до начала христианизации. Не только мировосприятие остается язычески-древнеславянским, но даже детали, стиль остаются неизменными. Конечно, сказочники добавляли свои вставки и привносили специфику собственной речи, но эти элементы довольно легко вычленить, особенно сравнивая сказки между собой, а также разные варианты одной сказки. На фоне полного отсутствия древних текстов, дающих материал по мифологии и верованиям дохристианской Руси, значительная древность сказок про бабу-ягу выглядит особенно примечательной.
«По другим представлениям, демоны болезней шатаются по белому свету и нападают на людей. Они поселяются в человеке, мучая и ослабляя его. Измучив людей в одном селе, они переходят в другое. При этом полагают, что болезнь сама не может войти в село, поэтому она часто поджидает какого-нибудь прохожего или крестьянина, возвращающегося из города к себе домой, и на его плечах въезжают в село, после чего там начинается эпидемия. Впрочем, если человек догадается и совершит нужные действия, он может уничтожить демона болезни и спасти односельчан. Об этом рассказывает быличка, записанная в XIX веке во время одной из эпидемий холеры. ----
Ехал вечером мужик к себе в село. Вдруг его кто-то окликает: «Стой, мужичок, подвези меня!» Оглянулся мужик, видит - гонится за ним старуха, худая, слабая, зипунишко на ней изорванный, из-под платка волосы растрепались. Жалко стало мужику старуху, остановил он лошадь, посадил ее к себе в телегу. «Ну, спасибо тебе, - говорит старуха, - услужил ты мне, услужу и я тебе». - «Чем же ты мне услужишь, бабушка?» - «Да ведь я - холера. Приду в деревню, пущу яд во все колодцы, кто из них напьется - захворает. А ты бери на свою семью воду из реки - я туда не буду яд пускать». Посмотрел мужик на старуху, а она черная, страшная, глаза, как уголья, горят. Ну, думает, хорошо, что сказала, угощу я тебя, старую ведьму. Привез ее к себе, водочки ей поднес, угостил. Улеглась она на печку и захрапела. Мужик взял топор, подкрался и отсек ей голову. Смотрит, а она вся начинена пузырьками с ядом. На другой день он отвез ее в волость. Осмотрели там старуху и дали мужику сто рублей награды.» /Левкиевская Е.Е. Мифы русского народа. М.,2000. http://www.booksite.ru/fulltext/myt/hsr/uss/kih/11.htm#62 /
важно отметить:
1) сходство описания холеры и бабы-яги,
2) отсечение главы,
3) «холера» отравляет ядом.
«Если же болезнь все-таки проникала в дом, ее старались задобрить, чтобы она не слишком сильно мучила больного. ... Если же болезнь не покидала человека добром, ее пытались изгнать с помощью заговоров и различных магических действий. Знахарь читал над больным заговор, в котором болезнь изгонялась последовательно из головы, из глаз, из бровей, из рук, ног, суставов и кровеносных жил и отсылалась на темные леса, на мхи, на болота, туда, где собаки не лают, петухи не кричат, колокола не звонят. Применяли и особые средства, которые якобы не нравятся демону той или иной болезни.» /Левкиевская Мифы, там же/
Итак, болезнь - персонаж, с которым можно торговаться, вести переговоры, обитает эта болезнь в лесу, на болотах.
В 1654 г. в России свирепствовала чума. В 1656 году была напечатана (на 55 страницах) речь патриарха Никона, которая содержит несколько интереснейших высказываний, наряду с многочисленными библейскими цитатами.
«Но и от сих зде назнаменуем, яко мнози не ведуще божіа о наc промысла, и не воспoминающе свои согрешеній, грехи ко грехом прилагают глаголюще, яко сего ради человека или оного таковая язва бысть в мире и сіе глаголютъ туне... тако еже кто согрешаетъ, за сіе самъ и судъ воспріимет, а не инiи за негo./…/ и чюдо како их симъ таковымъ лживымъ сновидцомъ мнoзи ненаказанніи пoслёдуют. /…/ oни бo лжепрорoчествующіи повелеваютъ вамъ послушати, лукавыхъ своихъ снoвидёній.»
http://religio.rags.ru/journal/2010/2010_03/N_3-10%28fin%29_200-223.pdf
*даю свой перевод, так как Никонова и Юсупов перевели «Поучение» халтурно, с многочисленными ошибками, искажающими смысл в важных деталях.*
«Но на то здесь указываем, что многие, не веря в Божию о нас заботу и не думая о своих грехах, грех к греху добавляют, говоря, что из-за того или другого человека началась такая болезнь, и это говорят напрасно... так что если кто грешит, за это сам и осужден будет, а не другие за него. /…/ И удивительно, что этим лживым сновидцам многие неучи следуют! /…/ Эти лжепророчествующие велят вам следовать их ложным сновидениям.»
«Поучение» Никона уникально. Это не столько поучение, сколько апология. Его позиционируют как проповедь, но на самом деле это попытка самооправдания в ответ на обвинение со стороны народных представителей - «лжепророков», обвиняющих его, что своими грехами он стал причиной чумы. Тем самым мы получаем исключительный документ, раскрывающий народные представления 17 века о болезни (язве), в частности эпидемии чумы, и её причинах. Нашлись люди, которым якобы были сны, и которые указывали на виновников эпидемии. Думаю, церковь не выступила бы против суеверий, если бы не был обвинен, в числе прочих, и сам патриарх. Есть все основания считать, что «лжепророки» видели проблему не столько в грехах как их понимала церковь, сколько в «порче», «злокозненности». Отголоски этого мировоззрения можно встретить и теперь в виде «теории заговора», когда людям мерещатся злодеи, из-за которых всё в стране (или у них лично) плохо.
Если есть зло - значит кто-то его призвал, совершил злое колдовство - не обязательно ритуал, это могло быть и словесное пожелание, проклятие. Так объясняли болезни в народе ещё в начале 20 века, особенно на окраинах, например, на Севере. "Болезни олончанин объясняет или присутствием злого духа или введением в тело постороннего предмета каким-нибудь злым человеком, и колдуны будто-бы извлекают из надреза, сделанного на теле, разные вещи: камни, щетины, волосы, песок и др. ... Верят в "сглаз", слово, дурную мысль недоброго человека, или, как они называют, болезни от "сглаза", "призора". /.../ Есть болезни у олончан, которые нападают ни с того ни с сего; как только появляется оспа, которую они почему-то называют "Марией Ивановной", крестьне соберутся толпой, берут разные дары, входят в горницу, где находится заболевший, говорят следующее: "Здравствуй матушка, Мария Ивановна, здравствуй на многие лета! Благодарствуй, что посетила нас, рабов твоих покорных, не будь нам злой мечехой, будь нам родной матерью! Ты лики порти, да в гробы не складывай, не побрезгуй дарами нашими!" Больному подносят дары, и он должен непременно отведать и рыбника и водочки, вообще всего, чем его угощают. Лечат оспу ржаными лепешками, прикладывают их ещё горячими к местам, где оспа выступает, затем кланяются больному в ноги и просят со слезами оспищу-матушку помиловать хворого; после этого больного ведут в сильно натопленную баню. Иногда выздоравливают, несмотря на такое лечение, чаще же, конечно, умирают" /Черемина (Корш) Н.А. Озёрный край. М.,1909. с.74-75. Необычайно интереснен обряд доставания колдуном предметов из заболевшего, вложенных якобы другим, злым колдуном - это точное повторение "лечения", которое проводят колдуны примитивных австралийских племен, один в один. Но нам важнее рассказ про оспу - он почти полностью совпадает с образами сказок о яге. Если ей угодить, или её обмануть - останешься в живых. Характерно и обращение к болезни как к пожилой женщине, матушке-благодетельнице, последнее - конечно, "военная хитрость". Не случайны и "пир" с баней. Не отсюда ли баня в сказке?
ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О СМЕРТИ
Люди древности воспринимали смерть совсем иначе, чем мы. Я говорю о представителях и охотников-собирателей, и раннеземледельческих племенах, и народах, занимавшихся скотоводством и/или земледелием. Мы зачастую неспособны понять их мотивацию, их отношение к факту чужой смерти. Вот что можно узнать об аборигенах Камчатки - ительменах: «Категорически запрещалось спасать утопающего или засыпанного снежной лавиной, так как считалось, что тем самым лишаются желаемой пищи духи воды и гор.» /История и культура ительменов: историко-этнографические очерки. М.,1990. с.141. автор раздела - Н.К. Старкова/. Смерть не считали абсолютным злом, не воспринимали как что-то неизбежное и присущее всем людям. Именно это позволило миллионам китайцев в средние века верить в существование бессмертных людей. У греков бессмертный Геракл тоже был человеком, а не богом. И ведь это уже на поздней стадии развития представлений о смерти. А как же думали на ранней? На ранней люди знали, что такое смерть. Эмпирически. При этом не понимали смерти, но объясняли её. Вот эта раздвоенность естественных чувств и пралогической, магической системы объяснения и заводит этнографов и религиоведов в тупик. Они принимают слова и сказки за выражение всего мировосприятия аборигенов, тогда как это только «объяснительный» слой мышления.
Когда говорят о представлениях о смерти «первобытных» (раннеземледельческих) и древних народов, то уделяют внимание почти только «загробным» представлениям и погребальным ритуалам. Это большая ошибка. Изучать представления о посмертной жизни необходимо, но это только половина, причем не самая важная. Важнее, как мыслили умирание, сам процесс и момент смерти, как относились к смерти. То есть здесь нужно говорить о представлениях о жизни, а не о послежизни. На первый взгляд, «дикари» в смерть вообще не верили. Человек переходит из одного мира в другой. Но их поведение, их сказки говорят о том, что естественное, здравое представление о смерти как о конце никуда не уходило. В пралогическом мышлении эти два пласта существовали параллельно. Религия «добила» естественное представление, искоренила его из сознания, поэтому мы сейчас и не замечаем двойственность отношения к смерти «дикарей». Наглядным доказательством служит то, что высоко ценилась храбрость воина - она была редкостью. Большинство было боязливыми, даже трусливыми и не хотели умирать. Бесстрашные воины, «берсерки» становились легендой и образцом для подражания. Но заметно, что весь этот боевой героизм носит искусственный характер. Разум не мог полностью подавить чувства. Да и разум испытывал к смерти неприязнь.
Теперь о покойниках. Русское слово «хоронить» означает хранить, то есть сторожить, оберегать. Не думайте, что речь об оберегании покойников - речь об оберегании живых. Хорошим был человек или плохим - он не должен вернуться. В Китае души всех умерших считались превратившимися в злых духов. Представление об опасности покойников было всеобщим. Надгробия - камень на могиле - должно было придавливать покойника. «В доисторической Испании прибивание мертвых гвоздями к доскам, на которые их клали в могилу, было традиционным погребальным обычаем. Были обнаружены целые кладбища, где скелеты похороненных людей носили все признаки «повторного убийства». Чаще всего это были черепа, пробитые огромными гвоздями. Этот обычай существовал в течение очень длительного времени и позднее сохранился у некоторых групп населения» /Липс Ю. Происхождение вещей: (из истории культуры человечества). Пер. с нем. М.,1954.с.386-387/. Пережитки этих обрядов можно видеть в приколачивании крышки гроба. Живых нужно оберегать от покойников, мертвые должны жить в стране мертвых. Это четкое разделение показывает, что всё же представление о посмертной жизни никак не приравнивалось к жизни земной. Что касается бабы-яги, то она не являлась ожившим покойником или духом из мира мёртвых, а изображается живой старухой, которая причастна к миру смерти, но не принадлежит ему - она несёт смерть сама. Как я покажу дальше, яга - старуха, которую следует убить. Сказки о яге намного легче понять, если не изобретать хитроумных мифологических объяснений так, как это делал Пропп. Тогда мы увидим, что изба бабы-яги - самая настоящая, поэтому и можно посадить ягу в печь.
Самое сложное в анализе древнейших, в том числе древнеславянских, представлений о смерти - это рассмотрение верований, связанных с причинами смерти. Вот здесь и правда фантазия была богатая, пралогическое мышление развернулось во всей красе. Смерть не представлялась единой и имеющей единую причину. Большая часть причин смерти - магического характера или действие духов. В некоторых племенах даже проводили посмертное вскрытие с целью установления причин смерти! Причем искали не болезнь или следы яда, а признаки колдовства. Либо человек умер от чужого колдовства, либо сам был колдун. Много интересного об этом можно прочесть у Леви-Брюля и других этнографических книгах. Иногда любая смерть считалась следствием вредоносной магии, не только от болезни, но даже от падения с дерева или если зверь съел. Злой колдун мог и превращаться в зверей (отсюда позднейшее - звери на службе ведьм). В смерти человека всегда был кто-то виноват, зачастую виновника искали и предавали смерти. Смысл обычаев кровной мести идет от этого поиска виновных, чаще всего в другом племени. Если кто-то умер - значит надо найти злого колдуна, наславшего болезнь.
Когда возникло иное, философское и высоко-религиозное представления о неизбежной, естественной смерти, рядом с ним продолжало существовать и старое, сохранявшееся крестьянством, «тёмным» народом. По этому поводу Монтень писал: «Я не говорю уже о людях невежественных и тёмных, которые видят со страху то своих вышедших из могил и завернутых в саваны предков, то оборотней, то домовых или ещё каких чудищ». И ещё в другом месте: «Вполне вероятно, что вера в чудеса, видения, колдовство и иные необыкновенные вещи имеет своим источником главным образом воображение, воздействующее с особой силой на души людей простых и невежественных, поскольку они податливее других. Из них настолько вышибли способность здраво судить, воспользовавшись их легковерием, что им кажется, что они видят то, чего на самом деле вовсе не видят» /Монтень М. Опыты. Кн.2-3. Пер. с фр. 2-е из. М.,1981.с.72, с.93/. Только Монтень переворачивает последовательность: не из народа вышибли способность здраво судить, а образованное общество со временем приобрело другой взгляд, заменивший пралогический взгляд на смерть, отсюда и разрыв.
В 16-17 веков под влиянием христианской литературы и заимствованных с Запада образов представления о смерти постепенно меняются и на Руси, по крайней мере в книжной среде.
«Охъ, неумолимая смерть, люта еси и немилостива, никто убо можетъ избежати тя, ни за красотою, ни за младостию, разлагаеши, благородия не стыдишися, ни седин милуеши, но всех купно, богатыхъ и убогихъ, яко класие, пожинаеши» писал в 17 веке галицкий юродивый Стефан Трофимович Нечаев. http://odrl.pushkinskijdom.ru/LinkClick.aspx?fileticket=kzoyMJ0vKpE%3d&tabid=2302
Здесь мы уже видим смерть с косой, не олицетворенную, но так и напрашивающуюся на аллегорическое изображение в виде старухи с косой или скелета с косой. Именно так изображалась смерть на гравюрах об Анике-воине, которые широко ходили в народе в 18-начале 19 века. В поздней народной культуре 19-начала 20в. такое восприятие смерти становится обычным.
«Во многих контекстах смерть персонифицирована - она предстает в виде старухи с косой и прочим оружием: «Страшная смерть на мя косу закладает» (Варнецов В. Сборник русских духовных стихов. СПб.,1860. №206) … Слово смерть является в текстах со множеством эпитетов: чудная, страшная, престрашная, уродливая, злая, голодная и холодная, лютая, неумолимая, немилостивая. «О неумолимая смерть, люта ecи и немилостива», - поется в известном старообрядческом стихе. Часто упоминается напрасная смерть: Не предайте мя злой смерти напрасной.» /Никитина С.Е. Устная народная культура и языковое сознание. М.,1993. гл.: Ад, смерть и страшный суд http://philologos.narod.ru/nikitina/Part_22.htm /
В сказках о бабе-яге мы не находим и следа этих поздних представлений о смерти. Народная культура сохраняла архаический пласт, не затронутый новыми веяниями. Баба-яга не могла стать богиней, даже если бы Русь не приняла христианство, разве что люди стали бы верить в одну-единственную бабу-ягу вместо множества. А вот превратиться со временем в олицетворение болезни и смерти яга могла - под влиянием книжной христианской и околохристианской культуры. Но её древний образ был утрачен, сказочный персонаж вызывал всё меньше страха. Народ уже не помнил, что яга - это язва, потому и выдумывал семейство лихорадок (впрочем, не были ли они поначалу дочерьми бабы-яги?).
«Славяне полагали, что душа расстается с телом, когда к человеку приходит Смерть. В преданиях она описывается чаще всего как старая женщина с большими зубами, костлявыми руками и ногами, в белом саване, с заступом, граблями, пилой и косой за плечами. Пилой она отпиливает умирающему человеку руки и ноги, а косой отсекает ему голову. По другим представлениям, с кончика ее косы капает яд. Когда одна из ядовитых капель попадает на человека, он умирает. Часто Смерть изображали в виде человеческого скелета с провалившимся носом, одетого в белое покрывало, с косой в руках.» /Левкиевская Е.Е. Мифы русского народа http://www.booksite.ru/fulltext/myt/hsr/uss/kih/11.htm#62 /
Отметим:
1) старуха с костлявыми ногами
2) отрезает голову (ср. черепа бабы-яги)
3) убивает ядом
Эти черты сближают представления о смерти и с образом язвы-болезни, и со сказочной ягой. Конечно, здесь Левкиевская излагает не древние славянские представления о смерти, а в основном позднейшие, времени записи фольклорного материала, то есть с середины 19 века. Образ Яги постепенно сближался с олицетворением смерти, заимствованным с запада. Но это сближение шло скорее в сознании воспринимающих сказки, чем в самих сказках, сохраняющих более архаическое мировоззрение.