Ты стал одним из замерших камней, что смотрят на жатву этого года, не становясь ни жнецами, ни колосьями. Ты не пил буйного мёда этого Имболка, не сеял железные зёрна - не тебе и есть хлеб этой осени, пресный или горький; не тебе пить тот напиток, которым встретят ближайший Самайн. Искрия не растёт в воюющем Городе; она растёт под стенами золотого дворца, возле хижины на журавлиных болотах, на берегу листьев. Куда бы ты ни нёс её, в каком бы укрытии ни растил - у тебя заняты руки.
Не ты запутался в паутине на этот раз - и всё же ты приходишь к ней, к Паутине Мёртвых,
когда задаёшь те вопросы, чьи ответы не творятся руками, занятыми искрией. Когда ты спрашиваешь о дожде, который всё не приходит и не приходит, остров отвечает; когда ты спрашиваешь, что случилось с вышедшими из моря, остров отвечает; когда ты спрашиваешь, для чего вышли красные чудища из-под земли, они отвечают прямо и от своего имени.
Но когда ты спрашиваешь, кто виноват, остров молчит: его воды не поят это слово, оно давно принадлежит паутине. Что бы ты ни сделал с любым ответом на этот вопрос, каждый шаг уведёт тебя дальше от острова, прочь; у паутины множество клейких входов, клейких, и вошедшие в неё с разных сторон оказываются едины. Все ответы на этот вопрос давно принадлежат тем, кто ищет своего Кукловода, который будет виновен в каждом движении их собственных рук. Какой бы ответ ты ни разделил с ними - ты окажешься в той же паутине, письма из которой доходят только до Лекснана.
Позаботься о путающихся, ищущих новой земли корнях; позаботься о листьях, на которые оседает горячая пыль августа - и письма с острова найдут тебя вновь.
This entry was originally posted at
http://yutaku.dreamwidth.org/331291.html. Please comment there using
OpenID.