О девушке с веслом.
Я хочу стать девушкой с веслом.
"- Эх, Петька, - сказал Чапаев, - объясняешь тебе, объясняешь. Любая
форма - это пустота. Но что это значит?
- Что?
- А то значит, что пустота - это любая форма. Закрой глаза. А теперь
открой.
Не знаю, как описать словами эту секунду.
То, что я увидел, было подобием светящегося всеми цветами радуги
потока, неизмеримо широкой реки, начинавшейся где-то в бесконечности и
уходящей в такую же бесконечность. Она простиралась вокруг нашего острова
во все стороны насколько хватало зрения, но все же это было не море, а
именно река, поток, потому что у него было явственно заметное течение.
Свет, которым он заливал нас троих, был очень ярким, но в нем не было
ничего ослепляющего или страшного, потому что он в то же самое время был
милостью, счастьем и любовью бесконечной силы - собственно говоря, эти три
слова, опохабленные литературой и искусством, совершенно не в состоянии
ничего передать. Просто глядеть на эти постоянно возникающие разноцветные
огни и искры было уже достаточно, потому что все, о чем я только мог
подумать или мечтать, было частью этого радужного потока, а еще точнее -
этот радужный поток и был всем тем, что я только мог подумать или
испытать, всем тем, что только могло быть или не быть, - и он, я это знал
наверное, не был чем-то отличным от меня. Он был мною, а я был им. Я
всегда был им, и больше ничем.
- Что это? - спросил я.
- Ничего, - ответил Чапаев.
- Да нет, я не в том смысле, - сказал я. - Как это называется?
- По-разному, - ответил Чапаев. - Я называю его условной рекой
абсолютной любви. Если сокращенно - Урал. Мы то становимся им, то
принимаем формы, но на самом деле нет ни форм, ни нас, ни даже Урала.
Поэтому и говорят - мы, формы, Урал.
- Но зачем мы это делаем?
Чапаев пожал плечами.
- Не знаю.
- А если по-человечески? - спросил я.
- Надо же чем-то занять себя в этой вечности, - сказал он. - Ну вот
мы и пытаемся переплыть Урал, которого на самом деле нет. Не бойся,
Петька, ныряй!
- А я смогу вынырнуть?
Чапаев смерил меня взглядом с ног до головы.
- Так ведь смог же, - сказал он. - Раз тут стоишь.
- А я буду опять собой?
- Петька, - сказал Чапаев, - ну как ты можешь не быть собой, когда ты
и есть абсолютно все, что только может быть?"
в.Пелевин.Чапаев и Пустота.
Я стою на берегу Пелевинского Урала, на лихом коне,которого не существует.
На берегу,которого нет реки,которая является всем,ничем и мной самим.В равной степени будучи плодом моего взгляда и объективным Абсолютом.Неси,меня конь,по бурным волнам вечности мыслей, и пусть только в моих руках будет весло.И пусть это весло не в силах направить меня против течения, и является таким же ничто,как я,река, и конь,но в один неповторимый и необъяснимый миг настоящего, я буду делать-свою-вещь.И дочь Солнца, и сын Луны, и брат Плутона,я буду Царь-девицей, с веслом, посреди аллеи парка Горького, из горького и твердого белого гипса,как символ минувшей эпохи,как трогательное виниловое воспоминание и надежда надежд на будущее.Господи,пусть я буду девушкой с веслом, и пусть шатры на берегу,которого нет,будут ждать меня.
А я буду грести беспокойные пустотные волны Урала, и этим вести движение жизни, и баламутить мировой океан.И каждый всплеск будет сказкой,и беспокойный взгляд в ничто сделает меня капитаном дибаркадера,судна,которое никогда никуда не приплывет,потому что оно уже в нигде, и потому что оно никогда ниоткуда в самом деле не отплывало.
Однажды,однажды я поверну.
Потому что мир- в-глазах смотрящего.
Джа,дай мне сил принять все то,что ты посылаешь.
"- Эх, Петька, - сказал Чапаев, - объясняешь тебе, объясняешь. Любая
форма - это пустота. Но что это значит?
- Что?
- А то значит, что пустота - это любая форма. Закрой глаза. А теперь
открой.
Не знаю, как описать словами эту секунду.
То, что я увидел, было подобием светящегося всеми цветами радуги
потока, неизмеримо широкой реки, начинавшейся где-то в бесконечности и
уходящей в такую же бесконечность. Она простиралась вокруг нашего острова
во все стороны насколько хватало зрения, но все же это было не море, а
именно река, поток, потому что у него было явственно заметное течение.
Свет, которым он заливал нас троих, был очень ярким, но в нем не было
ничего ослепляющего или страшного, потому что он в то же самое время был
милостью, счастьем и любовью бесконечной силы - собственно говоря, эти три
слова, опохабленные литературой и искусством, совершенно не в состоянии
ничего передать. Просто глядеть на эти постоянно возникающие разноцветные
огни и искры было уже достаточно, потому что все, о чем я только мог
подумать или мечтать, было частью этого радужного потока, а еще точнее -
этот радужный поток и был всем тем, что я только мог подумать или
испытать, всем тем, что только могло быть или не быть, - и он, я это знал
наверное, не был чем-то отличным от меня. Он был мною, а я был им. Я
всегда был им, и больше ничем.
- Что это? - спросил я.
- Ничего, - ответил Чапаев.
- Да нет, я не в том смысле, - сказал я. - Как это называется?
- По-разному, - ответил Чапаев. - Я называю его условной рекой
абсолютной любви. Если сокращенно - Урал. Мы то становимся им, то
принимаем формы, но на самом деле нет ни форм, ни нас, ни даже Урала.
Поэтому и говорят - мы, формы, Урал.
- Но зачем мы это делаем?
Чапаев пожал плечами.
- Не знаю.
- А если по-человечески? - спросил я.
- Надо же чем-то занять себя в этой вечности, - сказал он. - Ну вот
мы и пытаемся переплыть Урал, которого на самом деле нет. Не бойся,
Петька, ныряй!
- А я смогу вынырнуть?
Чапаев смерил меня взглядом с ног до головы.
- Так ведь смог же, - сказал он. - Раз тут стоишь.
- А я буду опять собой?
- Петька, - сказал Чапаев, - ну как ты можешь не быть собой, когда ты
и есть абсолютно все, что только может быть?"
в.Пелевин.Чапаев и Пустота.
Я стою на берегу Пелевинского Урала, на лихом коне,которого не существует.
На берегу,которого нет реки,которая является всем,ничем и мной самим.В равной степени будучи плодом моего взгляда и объективным Абсолютом.Неси,меня конь,по бурным волнам вечности мыслей, и пусть только в моих руках будет весло.И пусть это весло не в силах направить меня против течения, и является таким же ничто,как я,река, и конь,но в один неповторимый и необъяснимый миг настоящего, я буду делать-свою-вещь.И дочь Солнца, и сын Луны, и брат Плутона,я буду Царь-девицей, с веслом, посреди аллеи парка Горького, из горького и твердого белого гипса,как символ минувшей эпохи,как трогательное виниловое воспоминание и надежда надежд на будущее.Господи,пусть я буду девушкой с веслом, и пусть шатры на берегу,которого нет,будут ждать меня.
А я буду грести беспокойные пустотные волны Урала, и этим вести движение жизни, и баламутить мировой океан.И каждый всплеск будет сказкой,и беспокойный взгляд в ничто сделает меня капитаном дибаркадера,судна,которое никогда никуда не приплывет,потому что оно уже в нигде, и потому что оно никогда ниоткуда в самом деле не отплывало.
Однажды,однажды я поверну.
Потому что мир- в-глазах смотрящего.
Джа,дай мне сил принять все то,что ты посылаешь.