Интервью с видеохудожниками. Дмитрий Степанов
Позиция культуртрегера по отношению к деревне
и уважение, которое тут возможно, связано, как мне кажется,
с позицией невмешательства. Относиться к среде как наблюдатель
и, скорее, работать для той среды, из которой ты сам,
чтобы донести культурные ценности деревни.
Сегодняшним гостем проекта UDM.UPDATE стал Дмитрий Степанов. Интервью у начинающего нижегородского режиссера и фотографа взял Александр Юминов. Дмитрий работает с известной нижегородской арт-группой Провмыза, победителем Национального конкурса в области современного искусства «Инновация-2012» в номинации «Произведение визуального искусства»
- С чего для тебя начиналась работа?
- Работа началась с музыки. Я отобрал композицию и долго ее слушал. Я постоянно находился в пространстве музыки, и как раз из этого переживания возникло видео. Когда я стал соединять полученную картинку и звук, то понял, что присутствует диссонанс. Музыка слишком подходила к видео. Для меня это было знаком уплощения образа, сведения его к какому-то простому формальному коду. Естественно, я стал искать замену. Это было удобно делать в рамках проекта, потому что все его участники, в частности музыканты, работают в общем поле. И получилось так, что новый звук убрал аспект прямого иллюстрирования и ненужного мне акцентирования на узнаваемых и понятных вещах. Исчезла неестественность, и звук стал словно бы «надстоять» над изображением. И теперь, я надеюсь, стала зримой тональность отношений между автором и материалом.
-- Ты опирался на беспредметную съемку. Даже когда появляются персонажи, они не становятся решающими, оставаясь просто графическими элементами, ничего не объясняющими зрителю.
- Несмотря на кажущуюся абстрактность, для меня это не абстрактная вещь, хотя предметности, появляющиеся в этом видео, лишены каких либо отсылок к реальному. Я концентрировался на том, что моя работа должна быть очень конкретной. Я проведу параллель с одним высказыванием философа Жиля Делёза, который говорит о том, что философия занимается не абстракциями, а предельно конкретными вещами. Мне кажется, многие произведения искусства, которые мы сейчас воспринимаем как абстрактные, на самом деле работают с очень конкретными вещами. Моё видео не о кружочках, а о том, что может происходить с художником и что может происходить со зрителем. Я работал с определенным типом опыта, с определенным типом переживания художника, который можно охарактеризовать как опыт прямого проживания видимого непосредственно в момент восприятия. В моем видео появляются некие оптические объекты, необходимые для того, чтобы передать процесс наблюдения и восприятия, показать процесс, происходящий с художником в момент переживания увлеченности образом. Мне кажется, что такой опыт сродни опыту «прямого знания», с которым работают шаманы в традиционных культурах. Те, кого называют «ведающими», те, кто владеет чем-то таким, что недоступно нам в нашем рациональном мире, в нашем наивном бытовом восприятии. Они же имеют с этим почти тактильный, телесный контакт. Здесь же разворачиваются мои отношения с проектом в целом, поскольку я отталкивался от фигуры удмуртского «туно», «ведающего», размышляя, насколько свойственный шаману опыт близок опыту художника.
-- Все, что делалось в проекте, посвящено исследованию того, как прошлое может быть представлено в настоящем. Что ты думаешь об этом? Ты знаешь, кто твои предки?
- Я мало занимался этим вопросом. Бабушка и её брат с сестрой умерли, устных свидетельств получить уже нельзя. Я только знаю, что все они с юга Нижегородской области. По дедушкиной линии родня из Чувашии. Мне кажется, что вопрос этнической самоидентификации в современном мире ставить очень сложно, и меня как художника волнует другое. Для меня важна скорее принадлежность определенной культуре, нежели принадлежность крови. Я считаю, что с точки зрения культуры финно-угорская традиция, не являющаяся для меня родной, очень сильно повлияла если и не на сознание, то на культурный ландшафт территории, где живу и работаю.
-- Думаешь, что финно-угорскую культуру может ждать та же участь, что и восточную? Йога стала элементом фитнеса.
- Мне кажется, эта аналогия не очень работоспособна. В свое время обращение Запада к буддизму было спровоцировано кризисом основных систем мировоззрений и чередой больших катастроф. Собственно, во многом кризис европейских ценностей спровоцировал и задал перспективу и необходимость поисков чего-то иного. Мне кажется, что в современном российском обществе ситуация немного другая. И UDM.UPDATE как проект-исследование традиции еще видит впереди себя много времени, чтобы хоть как-то обеспечить возможность того, чтобы это стало большим общественным достоянием.
-- Современное искусство - это искусство жеста, а значит четкой артикуляции своей позиции.
- Конечно, современное искусство - искусство жеста и провокации, но я уверен, что любое искусство по отношению к своей эпохе является в определенном роде жестом, если мы пытаемся смотреть на него непосредственно из контекста. Смыслы, которые мы сейчас вычитываем из классики, будь то Вермеер, Веласкес, Леонардо да Винчи или Караваджо, могли сильно отличаться от тех смыслов, которые были ясны из их контекста. Художники всегда взаимодействовали не только с историей эстетики, но и с актуальным. В нашем случае очень важна позиция незамыкания в границах. Есть современное искусство и у него есть характерные коды, но это искусство никак не оторвано от истории эстетики.
-- Насколько современный художник может отказаться от этой артикуляции ради уважения к исходному материалу?
- Художнику, мне кажется, следует находиться одной половиной в актуальном - с умением в нем ориентироваться, чтобы не становится бездумным копиистом, и в то же время понимать логику трансформации законов искусства на протяжении всей истории. Основная претензия, которая может быть выражена по отношению к одной из важных линий современного искусства, - в том, что текст оказывается гораздо важнее самого произведения, и произведение становится всего лишь медиа-поводом, а образность исчезает. Сочетание концептуализации и образа в единое тело - та задача, которую следовало бы поставить. На мой взгляд, уважение к «материалу» связано именно с сохранением работы с образом.
-- В чем заключается уважение к деревне?
- На этот вопрос нельзя ответить однозначно. Позиция культуртрегера по отношению к деревне и уважение, которое тут возможно, связано, как мне кажется, с позицией невмешательства. Относиться к среде как наблюдатель и, скорее, работать для той среды, из которой ты сам, чтобы донести культурные ценности деревни. Есть же классические примеры из этнографии, как у аборигенов менялась жизнь после встречи с исследователями. Это такой вопрос, который невозможно решить один раз и универсально. Что мы можем сделать для деревни? Мы можем её исследовать, задокументировать её культурное наследие. Мы можем объяснить городу ценность этого культурного наследия и можем на общественно-политическом уровне предпринять какие-то действия, препятствующие разрушению деревни. Не только найти финансирование для проекта, но, что мне кажется первичным, проговорить и найти общие точки взаимодействия между городом и деревней. Позиция художника, естественно, будет отличаться от позиции куратора, но самое важное, я еще раз повторюсь, это уважение.
-- Что для тебя является общим между современным искусством и традицией?
- Есть классическая метафора из средневековой алхимии - шар. Мы, находясь внутри шара, не можем найти такую точку в пространстве, позволяющую охватить взглядом этот шар целиком, мы всегда видим лишь какую-то его часть. Для того чтобы хоть как-то приблизиться к тому, чтобы увидеть весь шар как целое, мы вынуждены менять точки зрения. Это походит на происходящее в современном мире. Нам все время нужно менять точку зрения для того, чтобы понимать, что же происходит вокруг нас, охватить как можно большее количество аспектов целого. Однако именно здесь важно иметь внутреннюю позицию, чтобы не попасть в ситуацию, описываемую Фуко в «Герменевтике субъекта»: stultus («глупец») - тот, кто не может удержать внимание на чем-то одном. При больших интенсивностях это, конечно же, приводит рано или поздно к частному или коллективному безумию. В этом смысле традиция для современного человека может стать опорой, внутренней позицией.
-- А разве с этим не может справится наука?
- Но мы же можем выбирать из разных стратегий. Можно вспомнить, например, Гераклита, который отводит войне и борьбе очень важное место в жизни мира. В нашем современном прочтении этого высказывания (уже через Ницше и философов XX века) можно видеть, что любое знание никогда не стремится к истине как таковой, но всегда имеет иной интерес, всегда стремится к установлению определенных форм власти. Традиция и наука - всего лишь разные картины мира. Например, наука экспериментально поможет мне выявить ошибки и заблуждения религиозного сознания, но, когда мне нужно решить этический вопрос, связанный с моим пребыванием и действиями в конкретной среде, наука зачастую не может сказать, как мне себя вести. Решать этический вопрос могу только «я сам», однако это «я сам» редко может крепиться за что-либо, когда оно возникает на пустом месте. Необходима четкая эстетическая и философская позиция.
Click to view