Единственно верный. Vol.13.1
- Не утопил, - подтвердил Андрей. Шани взял пластинку, повертел в пальцах.
- Знаешь, кто был твой особист? - спросил он и сам не заметил, что снова перешел на русский. - Я так полагаю, что Максим Сергеевич Торнвальд, мой батюшка. Белесый, невзрачный... незадолго до второй женитьбы он как раз начал сотрудничать с Федеральной Службой Безопасности Гармонии. А от меня он отказался... точно так же, как и твои чада и домочадцы - от тебя. Тогда зачем ему все это затевать?
- Не знаю, - пожал плечами Андрей. - Может быть, он раскаялся и жалеет о своем отречении. Дея закрыта для земных полетов, десант сюда высадить нельзя, так что этот передатчик - единственный способ извлечь тебя отсюда.
- Думал бы он раньше... Я всю сознательную жизнь прожил здесь. Что мне делать в Гармонии? Ни я к ней не приспособлюсь, ни она ко мне, - Шани взял с лавки драбжу и снова принялся пощипывать струны: звуки у него выходили печальными и тихими. - Поэтому кину я лучше эту дрянь в печку - на тебя, Андрей Петрович, в этом вопросе положиться нельзя. И будем считать, что жизнь удалась, причем у нас обоих.
В это время в таверну стремительным шагом вошла пышнотелая и немолодая, но очень ухоженная дама с хитрым острым личиком, высоко взбитой прической с фальшивыми жемчугами и кокетливой мушкой на правой щеке. Скользнув быстрым взглядом по заведению, дама подхватила пышные юбки дорогого платья и поспешила к столу Шани. Бархатная сумочка на запястье хлопала по ее широкому бедру. Андрей заметил, что Коваш при виде дамы сурово поджал губы и нервно застучал пальцами по столешнице.
- Мой господин Андрей, ваша бдительность, добрый вечер, - дама склонилась пред Андреем в глубоком реверансе, а затем просочилась за стол и присела рядом с Шани. - Во-первых, как и заказывали: из Амье, нынешнего года, отличное качество, - из сумочки был извлечен небольшой деревянный ларчик с золотым листком на крышке; Шани отвлекся от своей драбжи и приоткрыл его - в душном воздухе таверны опьяняюще повеяло приторно-сладким травяным запахом.
- Наркотики, - обреченно произнес Андрей. Шани безучастно кивнул и полез в карман - несколько золотых кругляшков перекочевали в сумочку.
- Благодарю, ваша бдительность, - сказала дама. - Только не смешивайте со спиртным, в чистом виде лучше усваивается. Если с вином, то утром будет сильно голова болеть.
- Я в курсе, - сказал Шани. - Что еще?
- Яравна, сука ты старая, - не вытерпел Коваш. - Да я ж тебе все зубы твои гнилые пересчитаю, шалава! Что ты привязалась-то к нему, что не уймешься никак?
Яравна окинула его презрительным взглядом.
- Вот только урода спросить забыли, - язвительно и спокойно проронила она, скрестив руки на груди: когда такой жест делали мужчины, то это значило, что назревает драка. - В няньки записался? Ну так и сиди себе, не лезь.
- Я так полезу, что завтра тебя на дыбе растяну, - пригрозил Коваш. Лицо Яравны скривилось в брезгливой гримасе.
- Ты есть никто, мусор и сброд, и место твое возле сброда, а я благородная дама и фрейлина государыни, - сказала она. - Ты при мне стоять должен, а не зад на лавке отсиживать, - Коваш хищно оскалился, а Яравна отвернулась от него, взяла Шани под руку и заговорила: - Во-вторых, ваша бдительность, нашла прекрасную девушку. Молоденькая, очень хороша собой и в перспективе расцветет в потрясающую красавицу. Пусть русоволосая, но зато голубоглазая, стройная, весьма достойного воспитания, хоть и из мещан. Говорит, кстати, что знакома с вами, пусть и мельком.
- Вот как, - безразлично проронил Шани. Коваш с мольбой уставился на Андрея: ну сделай же что-нибудь!
- Показать ее, ваша бдительность? - продолжала Яравна. - Она ждет.
Шани так же безразлично кивнул, и сводня выскользнула из-за стола и кинулась из таверны - живой товар ждал ее на улице.
- Ваша бдительность, не надо, - умоляюще проговорил Коваш. - Пойдемте домой. И праздник сегодня большой... грех это.
Шани взял драбжу и наиграл первые аккорды знаменитого в Аальхарне уголовного романса "Ходил я, мальчик, да по краю..." Андрей подумал, что все, что они могли бы сказать и сделать, неминуемо окажется бесполезным - то, что случилось с Шани, еще слишком свежо и живо.
- Я уже раскаиваюсь, - серьезно сказал Шани. - Заступник простит, и ты меня прости.
- Хотя бы траву эту окаянную отдайте, - взмолился Коваш. Шани послушно протянул ему полученную от Яравны коробочку, и заплечных дел мастер произнес: - В печку ее кину.
- Грустно мне тебя таким видеть, - сокрушенно произнес Андрей. - Очень грустно...
Он хотел было добавить, что все еще наладится - сказать, словом, те привычные и банальные вещи, которые все говорят в таких случаях и которые никому и никогда не приносят облегчения - просто потому, что не доходят до сердца, до внутренней, потаенной сути - но тут появилась Яравна с девушкой. Невысокого роста, худенькая, совсем еще ребенок, она смотрела на Шани с тем романтическим восторгом, с каким девушки Гармонии взирали на популярных певцов и кинозвезд - так, будто сбывалась мечта всей ее сознательной жизни.
- А, Нита Блам, старая знакомая, - протянул Шани, скользнув по ней очень нехорошим, оценивающим взглядом - так придирчивая покупательница на рынке выбирает кусок мяса получше. Девочка, однако же, радостно улыбалась. - Как там дела в инквизиции?
- Идут понемногу, - ответила она. - Мне работа нравится, ваша бдительность. Спасибо, что посодействовали.
- Да не за что, - равнодушно сказал Шани. - Тебе четырнадцать есть?
Нита и Яравна согласно кивнули. Андрею мучительно хотелось оказаться как можно дальше отсюда, или прогнать девчонку, крикнув ей, что она не понимает того, что ее сейчас продают, и продадут потом еще и еще, но он сидел в странном оцепенении и не шевелился, будто кто-то хотел, чтобы он досмотрел эту сцену до конца.
- Метрика с собой?
Девушка вопросительно взглянула на Яравну; та достала из сумочки лист плотной бумаги и протянула бывшему шеф-инквизитору. Тот все так же безразлично изучил записи и передал метрику обратно.
- Прекрасно, - каким-то безжизненным голосом проронил Шани. - Тогда что ж тянуть, пойдем.
Но уйти он никуда не смог: Андрей и сам удивился тому, как легко вдруг замахнулась его рука - поначалу он даже и не понял, отчего это Шани ссыпался под стол без сознания: только драбжа печально звякнула, свалившись на пол. Яравна и Нита дружно ахнули, а Коваш одобрительно прогудел:
- Вот так, мой господин. Правильно, - и полез поднимать бывшего патрона. Андрей обернулся к Яравне и сказал тяжело и веско, словно бы не своим голосом:
- Ты знаешь, кто я?
За свою карьеру сводни Яравна повидала всякие виды, но, судя по внезапной бледности, ей сейчас стало действительно страшно.
- Знаю, мой господин, - пролепетала она. - Ты Заступник на земле, ты спас меня…
- Как спас, так и погублю, - мрачно сказал Андрей и мотнул головой в сторону Шани, которого Коваш кое-как пристроил на лавке, - если к нему еще подойдешь. Придет сам - беги как черт от ладана.
Яравна понятия не имела о том, кто такие черт и ладан, но, судя по ее виду, готова была убежать в самые дальние дали на предельно возможной скорости. Нита всхлипывала.
- Повинуюсь тебе, мой господин, - вымолвила сводня. - Все сделаю так, как ты скажешь.
- Пошла вон.
Яравна выскочила из таверны так спешно, что сбила с ног двух подгулявших мужичков. Нита смотрела то на Шани, то на Андрея. Ее бледные губы дрожали.
- А ты? - спросил Андрей. - Думай хоть, куда идешь.
Нита шмыгнула носом, и по ее щекам полились слезы. Андрей вдруг ощутил скучную пустоту внутри - внезапно ему стало очень тоскливо.
- Кому тебя завтра продадут? Вальчику? - устало спросил он. - Ну и всплывешь тогда в речке, и концов не найдут…
Девчонка подхватила подол и убежала следом за Яравной. Коваш смотрел на Андрея с беспредельным уважением.
- Так их, шалав, господин, - одобрил он.
На улице шел снег, тихий и мягкий. Андрей запахнул куртку и некоторое время постоял, запрокинув голову к низкому небу - снежинки падали на его лицо, и их прикосновение было спокойным и ласковым. Потом из таверны вышел Коваш и выволок Шани, который бормотал что-то невразумительное - скорее всего, матерился.
- Спасибо, господин, - промолвил Коваш сердечно. - Прямо и не знаю, если бы не вы…
- Ты очень хорошо о нем заботишься, Коваш, - устало сказал Андрей. Втроем они неторопливо пошагали к площади Звезд; заплечных дел мастер по-прежнему осторожно поддерживал Шани. Порой их обгоняли радостные дети, хохочущие, румяные, с маленькими звездами на палочках: по преданию, именно такая звезда горела над домом Заступника в вечер его рождения. Народ посерьезнее и постарше степенно прогуливался и обменивался со знакомыми традиционными подарками: пряничными человечками и половинками яблок. Андрей поднял воротник куртки - сейчас ему не хотелось, чтобы кто-то его узнал и подошел.
- Как же не заботиться… - ответил Коваш. - Он меня дважды от смерти спас.
- Да ничего особенного, - подал голос Шани. Он уже оклемался от удара Андрей и теперь перемигивался с проходящими красотками: одна даже подарила ему пряничного человечка. - Подумаешь...
- Ага, подумаешь, медоед, - сказал Коваш и объяснил Андрею: - Мы тогда вдвоем следствие вели... ну и так получилось, что везли еретика из глуши. А он возьми да и убеги. Мы - за ним...
Молодая семейная пара радостно поприветствовала Андрея; женщина подарила ему карамельное яблоко и от избытка чувств расцеловала в обе щеки. Андей смущенно пожелал им счастливого праздника: проживя десять лет в глуши, он никак не мог привыкнуть ко всеобщему вниманию.
- А тут извольте: медоед. И не маленький... когда маленькие, они, говорят, смирные да ласковые, а этот здоровый такой. С сединой по горбине. Я-то сам городской, никогда медоедов не видал. И такой тут страх взял - пошевелиться не могу. А он прямо на меня прет. Огроменная, господин мой, туша. В общем, если бы не его бдительность, то там бы мне и лечь. А он выстрелил - и прямо медоеду в глаз.
Андрей посмотрел на Шани, который, нахмурившись, раскуривал маленькую тонкую трубку - такой привычки за ним тоже раньше не водилось. Будто бы воочию Андрей увидел мрачный заснеженный лес, могучего зверя, который уже приготовился полакомиться вкусной добычей и человека, что вскинул руку с пистолью. Инквизиторским штатным пистолям далеко до настоящих охотничьих - а вот поди ж ты, не струсил, не побежал, выстрелил... Казалось, тот человек теперь далеко-далеко; Андрей с горечью подумал, что в действительности настоящий Шани умер от болезни Траубера, свалившись с лошади в заметеленном поле. То, что от него осталось - просто оболочка. Треснувший кувшин, из которого вытекла вода.
Ты тоже в этом виноват, заметил внутренний голос. По большому счету, у вас здесь никого нет ближе и важнее друг друга. На этой планетке на задворках Вселенной вы роднее кровных родственников. А ты прохлопал, просмотрел, потерял - упустил момент, когда он стал падать, и не подхватил...
- Ладно тебе, - поморщился Шани. - Захвалишь.
Табак в его трубке содержал значительную примесь хмельного вира, который употребляли по всему Аальхарну - легкий наркотик приносил ощущение тепла и эйфории. Андрей подумал, что надо бы отобрать трубку и кисет, но какой в этом, по большому счету, смысл? Дома у Шани этого добра наверняка целый мешок...
- А второй случай? - спросил он.
- А второй случай попроще, - сказал Шани. - Хотели нашего Коваша обвинить в ереси и колдовстве. Даже пузырек фумта в доме нашли. А я доказал, что ни к ереси, ни к колдовству он отношения не имеет, а фумт принадлежит его супруге, которая после смерти мужа планировала продать имущество и уехать в Амье с любовником. Так что вместо костра Коваш получил свободу и от жены, и от всех обвинений. Вот так.
- От баб все зло, - убежденно заявил заплечных дел мастер. Видно, на душе у него действительно скопилось немало, потому что он остановился посреди дороги и горячо проговорил: - Вот и вы, ваша бдительность... Ну кто эта девка вам была? Подумаешь! Вы и виделись-то всего ничего, не то что там в романах понаписано. От кого там так страдать, как вы маетесь, ну ведь сердце кровью обливается, как на вас взглянешь! А шлюха и есть шлюха, и нашим и вашим, и с вами и с государем, и бог весть с кем еще. Ну что вы убиваетесь по ней, ровно всю жизнь прожили да миловались как голуби.
Шани помолчал, потом вдруг, нахмурившись, посмотрел на трубку в руке.
- Драбжу в "Луне" забыл, - с усталой растерянностью произнес он. - Ладно, завтра заберу... Ну что, други, вот и мой дом. Всем приятного вечера, с праздником и до свидания.
- Ваша бдительность... - упавшим голосом проговорил Коваш. На Шани сейчас было жутко смотреть - казалось, его вот-вот разорвет внутренним напряжением. Андрей предусмотрительно взял его за предплечье.
- Ничего ты не понимаешь, - сказал Шани. - Ты думаешь, я по Дине убиваюсь? Да я и не вспоминаю о ней больше. Просто на самом деле я умер. И мертвый хожу среди людей, пью, ем, снимаю шлюх и порчу благородных барышень, разговариваю с тобой, огребаю в рожу - но я мертв. И создаю видимость жизни только радо того, чтобы отсрочить гниение.
Коваш охнул и поспешно обвел лицо кругом.
- Вот и все, - сказал Шани и взялся за ручку двери. - На самом деле все элементарно. До свидания, друзья мои, всего вам доброго.
Андрей подумал, что сейчас бывший шеф-инквизитор зайдет в пустой тихий дом - слуги наверняка разошлись праздновать - поднимется по застеленной дорогим пушистым ковром лестнице на второй этаж, разведет огонь в камине и сядет в кресло. Компанию ему составит бутылка дорогого вина. А когда огонь погаснет, то Шани вынет из внутреннего кармана своего гражданского камзола маленький пузырек с фумтом и, поднеся к губам, осушит до капли. Страшная смерть сравняет счет, приведя внешнюю оболочку к внутреннему знаменателю.
- Шани, - позвал Андрей. - А пойдем ко мне в гости? Несса с утра грозилась каких-то особенных пряников напечь.
- Несса... - повторил Шани задумчиво, словно с трудом припоминал, кто это. - Как она, кстати?
- Хорошо. Хозяйство ведет, читает понемногу.
Шани усмехнулся, но ладони с ручки двери не убрал.
- Смотри, чтобы не стала записной кокеткой, - посоветовал он. - С деревенскими это часто случается.
- Так что, пойдем?
Шани пожал плечами.
- Не знаю. Спать хочу после твоего укола.
Разумеется, спать он вовсе не хотел - Андрей знал принцип действия медикамента, снимающего опьянение.
- Я не хочу тебя оставлять тут одного, - честно признался Андрей.
- Да брось, - отмахнулся Шани. - Ничего плохого со мной уже не случится.
Он и предположить не мог, насколько ошибается.
- Знаешь, кто был твой особист? - спросил он и сам не заметил, что снова перешел на русский. - Я так полагаю, что Максим Сергеевич Торнвальд, мой батюшка. Белесый, невзрачный... незадолго до второй женитьбы он как раз начал сотрудничать с Федеральной Службой Безопасности Гармонии. А от меня он отказался... точно так же, как и твои чада и домочадцы - от тебя. Тогда зачем ему все это затевать?
- Не знаю, - пожал плечами Андрей. - Может быть, он раскаялся и жалеет о своем отречении. Дея закрыта для земных полетов, десант сюда высадить нельзя, так что этот передатчик - единственный способ извлечь тебя отсюда.
- Думал бы он раньше... Я всю сознательную жизнь прожил здесь. Что мне делать в Гармонии? Ни я к ней не приспособлюсь, ни она ко мне, - Шани взял с лавки драбжу и снова принялся пощипывать струны: звуки у него выходили печальными и тихими. - Поэтому кину я лучше эту дрянь в печку - на тебя, Андрей Петрович, в этом вопросе положиться нельзя. И будем считать, что жизнь удалась, причем у нас обоих.
В это время в таверну стремительным шагом вошла пышнотелая и немолодая, но очень ухоженная дама с хитрым острым личиком, высоко взбитой прической с фальшивыми жемчугами и кокетливой мушкой на правой щеке. Скользнув быстрым взглядом по заведению, дама подхватила пышные юбки дорогого платья и поспешила к столу Шани. Бархатная сумочка на запястье хлопала по ее широкому бедру. Андрей заметил, что Коваш при виде дамы сурово поджал губы и нервно застучал пальцами по столешнице.
- Мой господин Андрей, ваша бдительность, добрый вечер, - дама склонилась пред Андреем в глубоком реверансе, а затем просочилась за стол и присела рядом с Шани. - Во-первых, как и заказывали: из Амье, нынешнего года, отличное качество, - из сумочки был извлечен небольшой деревянный ларчик с золотым листком на крышке; Шани отвлекся от своей драбжи и приоткрыл его - в душном воздухе таверны опьяняюще повеяло приторно-сладким травяным запахом.
- Наркотики, - обреченно произнес Андрей. Шани безучастно кивнул и полез в карман - несколько золотых кругляшков перекочевали в сумочку.
- Благодарю, ваша бдительность, - сказала дама. - Только не смешивайте со спиртным, в чистом виде лучше усваивается. Если с вином, то утром будет сильно голова болеть.
- Я в курсе, - сказал Шани. - Что еще?
- Яравна, сука ты старая, - не вытерпел Коваш. - Да я ж тебе все зубы твои гнилые пересчитаю, шалава! Что ты привязалась-то к нему, что не уймешься никак?
Яравна окинула его презрительным взглядом.
- Вот только урода спросить забыли, - язвительно и спокойно проронила она, скрестив руки на груди: когда такой жест делали мужчины, то это значило, что назревает драка. - В няньки записался? Ну так и сиди себе, не лезь.
- Я так полезу, что завтра тебя на дыбе растяну, - пригрозил Коваш. Лицо Яравны скривилось в брезгливой гримасе.
- Ты есть никто, мусор и сброд, и место твое возле сброда, а я благородная дама и фрейлина государыни, - сказала она. - Ты при мне стоять должен, а не зад на лавке отсиживать, - Коваш хищно оскалился, а Яравна отвернулась от него, взяла Шани под руку и заговорила: - Во-вторых, ваша бдительность, нашла прекрасную девушку. Молоденькая, очень хороша собой и в перспективе расцветет в потрясающую красавицу. Пусть русоволосая, но зато голубоглазая, стройная, весьма достойного воспитания, хоть и из мещан. Говорит, кстати, что знакома с вами, пусть и мельком.
- Вот как, - безразлично проронил Шани. Коваш с мольбой уставился на Андрея: ну сделай же что-нибудь!
- Показать ее, ваша бдительность? - продолжала Яравна. - Она ждет.
Шани так же безразлично кивнул, и сводня выскользнула из-за стола и кинулась из таверны - живой товар ждал ее на улице.
- Ваша бдительность, не надо, - умоляюще проговорил Коваш. - Пойдемте домой. И праздник сегодня большой... грех это.
Шани взял драбжу и наиграл первые аккорды знаменитого в Аальхарне уголовного романса "Ходил я, мальчик, да по краю..." Андрей подумал, что все, что они могли бы сказать и сделать, неминуемо окажется бесполезным - то, что случилось с Шани, еще слишком свежо и живо.
- Я уже раскаиваюсь, - серьезно сказал Шани. - Заступник простит, и ты меня прости.
- Хотя бы траву эту окаянную отдайте, - взмолился Коваш. Шани послушно протянул ему полученную от Яравны коробочку, и заплечных дел мастер произнес: - В печку ее кину.
- Грустно мне тебя таким видеть, - сокрушенно произнес Андрей. - Очень грустно...
Он хотел было добавить, что все еще наладится - сказать, словом, те привычные и банальные вещи, которые все говорят в таких случаях и которые никому и никогда не приносят облегчения - просто потому, что не доходят до сердца, до внутренней, потаенной сути - но тут появилась Яравна с девушкой. Невысокого роста, худенькая, совсем еще ребенок, она смотрела на Шани с тем романтическим восторгом, с каким девушки Гармонии взирали на популярных певцов и кинозвезд - так, будто сбывалась мечта всей ее сознательной жизни.
- А, Нита Блам, старая знакомая, - протянул Шани, скользнув по ней очень нехорошим, оценивающим взглядом - так придирчивая покупательница на рынке выбирает кусок мяса получше. Девочка, однако же, радостно улыбалась. - Как там дела в инквизиции?
- Идут понемногу, - ответила она. - Мне работа нравится, ваша бдительность. Спасибо, что посодействовали.
- Да не за что, - равнодушно сказал Шани. - Тебе четырнадцать есть?
Нита и Яравна согласно кивнули. Андрею мучительно хотелось оказаться как можно дальше отсюда, или прогнать девчонку, крикнув ей, что она не понимает того, что ее сейчас продают, и продадут потом еще и еще, но он сидел в странном оцепенении и не шевелился, будто кто-то хотел, чтобы он досмотрел эту сцену до конца.
- Метрика с собой?
Девушка вопросительно взглянула на Яравну; та достала из сумочки лист плотной бумаги и протянула бывшему шеф-инквизитору. Тот все так же безразлично изучил записи и передал метрику обратно.
- Прекрасно, - каким-то безжизненным голосом проронил Шани. - Тогда что ж тянуть, пойдем.
Но уйти он никуда не смог: Андрей и сам удивился тому, как легко вдруг замахнулась его рука - поначалу он даже и не понял, отчего это Шани ссыпался под стол без сознания: только драбжа печально звякнула, свалившись на пол. Яравна и Нита дружно ахнули, а Коваш одобрительно прогудел:
- Вот так, мой господин. Правильно, - и полез поднимать бывшего патрона. Андрей обернулся к Яравне и сказал тяжело и веско, словно бы не своим голосом:
- Ты знаешь, кто я?
За свою карьеру сводни Яравна повидала всякие виды, но, судя по внезапной бледности, ей сейчас стало действительно страшно.
- Знаю, мой господин, - пролепетала она. - Ты Заступник на земле, ты спас меня…
- Как спас, так и погублю, - мрачно сказал Андрей и мотнул головой в сторону Шани, которого Коваш кое-как пристроил на лавке, - если к нему еще подойдешь. Придет сам - беги как черт от ладана.
Яравна понятия не имела о том, кто такие черт и ладан, но, судя по ее виду, готова была убежать в самые дальние дали на предельно возможной скорости. Нита всхлипывала.
- Повинуюсь тебе, мой господин, - вымолвила сводня. - Все сделаю так, как ты скажешь.
- Пошла вон.
Яравна выскочила из таверны так спешно, что сбила с ног двух подгулявших мужичков. Нита смотрела то на Шани, то на Андрея. Ее бледные губы дрожали.
- А ты? - спросил Андрей. - Думай хоть, куда идешь.
Нита шмыгнула носом, и по ее щекам полились слезы. Андрей вдруг ощутил скучную пустоту внутри - внезапно ему стало очень тоскливо.
- Кому тебя завтра продадут? Вальчику? - устало спросил он. - Ну и всплывешь тогда в речке, и концов не найдут…
Девчонка подхватила подол и убежала следом за Яравной. Коваш смотрел на Андрея с беспредельным уважением.
- Так их, шалав, господин, - одобрил он.
На улице шел снег, тихий и мягкий. Андрей запахнул куртку и некоторое время постоял, запрокинув голову к низкому небу - снежинки падали на его лицо, и их прикосновение было спокойным и ласковым. Потом из таверны вышел Коваш и выволок Шани, который бормотал что-то невразумительное - скорее всего, матерился.
- Спасибо, господин, - промолвил Коваш сердечно. - Прямо и не знаю, если бы не вы…
- Ты очень хорошо о нем заботишься, Коваш, - устало сказал Андрей. Втроем они неторопливо пошагали к площади Звезд; заплечных дел мастер по-прежнему осторожно поддерживал Шани. Порой их обгоняли радостные дети, хохочущие, румяные, с маленькими звездами на палочках: по преданию, именно такая звезда горела над домом Заступника в вечер его рождения. Народ посерьезнее и постарше степенно прогуливался и обменивался со знакомыми традиционными подарками: пряничными человечками и половинками яблок. Андрей поднял воротник куртки - сейчас ему не хотелось, чтобы кто-то его узнал и подошел.
- Как же не заботиться… - ответил Коваш. - Он меня дважды от смерти спас.
- Да ничего особенного, - подал голос Шани. Он уже оклемался от удара Андрей и теперь перемигивался с проходящими красотками: одна даже подарила ему пряничного человечка. - Подумаешь...
- Ага, подумаешь, медоед, - сказал Коваш и объяснил Андрею: - Мы тогда вдвоем следствие вели... ну и так получилось, что везли еретика из глуши. А он возьми да и убеги. Мы - за ним...
Молодая семейная пара радостно поприветствовала Андрея; женщина подарила ему карамельное яблоко и от избытка чувств расцеловала в обе щеки. Андей смущенно пожелал им счастливого праздника: проживя десять лет в глуши, он никак не мог привыкнуть ко всеобщему вниманию.
- А тут извольте: медоед. И не маленький... когда маленькие, они, говорят, смирные да ласковые, а этот здоровый такой. С сединой по горбине. Я-то сам городской, никогда медоедов не видал. И такой тут страх взял - пошевелиться не могу. А он прямо на меня прет. Огроменная, господин мой, туша. В общем, если бы не его бдительность, то там бы мне и лечь. А он выстрелил - и прямо медоеду в глаз.
Андрей посмотрел на Шани, который, нахмурившись, раскуривал маленькую тонкую трубку - такой привычки за ним тоже раньше не водилось. Будто бы воочию Андрей увидел мрачный заснеженный лес, могучего зверя, который уже приготовился полакомиться вкусной добычей и человека, что вскинул руку с пистолью. Инквизиторским штатным пистолям далеко до настоящих охотничьих - а вот поди ж ты, не струсил, не побежал, выстрелил... Казалось, тот человек теперь далеко-далеко; Андрей с горечью подумал, что в действительности настоящий Шани умер от болезни Траубера, свалившись с лошади в заметеленном поле. То, что от него осталось - просто оболочка. Треснувший кувшин, из которого вытекла вода.
Ты тоже в этом виноват, заметил внутренний голос. По большому счету, у вас здесь никого нет ближе и важнее друг друга. На этой планетке на задворках Вселенной вы роднее кровных родственников. А ты прохлопал, просмотрел, потерял - упустил момент, когда он стал падать, и не подхватил...
- Ладно тебе, - поморщился Шани. - Захвалишь.
Табак в его трубке содержал значительную примесь хмельного вира, который употребляли по всему Аальхарну - легкий наркотик приносил ощущение тепла и эйфории. Андрей подумал, что надо бы отобрать трубку и кисет, но какой в этом, по большому счету, смысл? Дома у Шани этого добра наверняка целый мешок...
- А второй случай? - спросил он.
- А второй случай попроще, - сказал Шани. - Хотели нашего Коваша обвинить в ереси и колдовстве. Даже пузырек фумта в доме нашли. А я доказал, что ни к ереси, ни к колдовству он отношения не имеет, а фумт принадлежит его супруге, которая после смерти мужа планировала продать имущество и уехать в Амье с любовником. Так что вместо костра Коваш получил свободу и от жены, и от всех обвинений. Вот так.
- От баб все зло, - убежденно заявил заплечных дел мастер. Видно, на душе у него действительно скопилось немало, потому что он остановился посреди дороги и горячо проговорил: - Вот и вы, ваша бдительность... Ну кто эта девка вам была? Подумаешь! Вы и виделись-то всего ничего, не то что там в романах понаписано. От кого там так страдать, как вы маетесь, ну ведь сердце кровью обливается, как на вас взглянешь! А шлюха и есть шлюха, и нашим и вашим, и с вами и с государем, и бог весть с кем еще. Ну что вы убиваетесь по ней, ровно всю жизнь прожили да миловались как голуби.
Шани помолчал, потом вдруг, нахмурившись, посмотрел на трубку в руке.
- Драбжу в "Луне" забыл, - с усталой растерянностью произнес он. - Ладно, завтра заберу... Ну что, други, вот и мой дом. Всем приятного вечера, с праздником и до свидания.
- Ваша бдительность... - упавшим голосом проговорил Коваш. На Шани сейчас было жутко смотреть - казалось, его вот-вот разорвет внутренним напряжением. Андрей предусмотрительно взял его за предплечье.
- Ничего ты не понимаешь, - сказал Шани. - Ты думаешь, я по Дине убиваюсь? Да я и не вспоминаю о ней больше. Просто на самом деле я умер. И мертвый хожу среди людей, пью, ем, снимаю шлюх и порчу благородных барышень, разговариваю с тобой, огребаю в рожу - но я мертв. И создаю видимость жизни только радо того, чтобы отсрочить гниение.
Коваш охнул и поспешно обвел лицо кругом.
- Вот и все, - сказал Шани и взялся за ручку двери. - На самом деле все элементарно. До свидания, друзья мои, всего вам доброго.
Андрей подумал, что сейчас бывший шеф-инквизитор зайдет в пустой тихий дом - слуги наверняка разошлись праздновать - поднимется по застеленной дорогим пушистым ковром лестнице на второй этаж, разведет огонь в камине и сядет в кресло. Компанию ему составит бутылка дорогого вина. А когда огонь погаснет, то Шани вынет из внутреннего кармана своего гражданского камзола маленький пузырек с фумтом и, поднеся к губам, осушит до капли. Страшная смерть сравняет счет, приведя внешнюю оболочку к внутреннему знаменателю.
- Шани, - позвал Андрей. - А пойдем ко мне в гости? Несса с утра грозилась каких-то особенных пряников напечь.
- Несса... - повторил Шани задумчиво, словно с трудом припоминал, кто это. - Как она, кстати?
- Хорошо. Хозяйство ведет, читает понемногу.
Шани усмехнулся, но ладони с ручки двери не убрал.
- Смотри, чтобы не стала записной кокеткой, - посоветовал он. - С деревенскими это часто случается.
- Так что, пойдем?
Шани пожал плечами.
- Не знаю. Спать хочу после твоего укола.
Разумеется, спать он вовсе не хотел - Андрей знал принцип действия медикамента, снимающего опьянение.
- Я не хочу тебя оставлять тут одного, - честно признался Андрей.
- Да брось, - отмахнулся Шани. - Ничего плохого со мной уже не случится.
Он и предположить не мог, насколько ошибается.