Единственно верный. Vol.6.1
Помираем-помираем и никак не помрем.
Он пришел в себя довольно скоро и снова удивился холоду и темноте. Пронизывающая до костей стужа, впрочем, объяснялась довольно легко: не все помещения дворца отапливались, а шеф-инквизитора наверняка сочли перепившим дармового вина и перенесли в нетопленые покои, чтобы протрезвел. С темнотой тоже все было понятно: экстракт фумта вызывает временную потерю зрения; если же его было много - то паралич и последующую остановку сердца. Шани попробовал пошевелить рукой, и это удалось - он нащупал жесткое одеяло с торчащими толстыми нитями. Значит, либо ему повезло, и дозировка фумта была маленькой, либо сработало стабильно принимаемое им противоядие (он никогда не испытывал иллюзий по поводу того, на какой должности находится, с кем вынужден работать и что за люди его окружают), либо...
- Не шевелитесь, - донесся из темноты голос Дины. - Вы очень слабы, ваша бдительность.
- Сучка, - прошептал Шани. Губы и язык едва слушались. - Тварь... Ты меня отравила.
Теперь ему были понятны все эти переглядки рыжей дряни с Лушем, вот только где и в чем он умудрился перейти государю дорогу? Или дело не в нем лично, а в той выгоде, которую Луш получит из трагической смерти молодого шеф-инквизитора прогрессивных взглядов?
- Не разговаривайте, ваша бдительность, - посоветовала Дина и ее тонкая прохладная ладонь легла на лоб Шани. - Берегите силы. Не разговаривайте.
Разговаривать он пока и не собирался.
Когда-то давным-давно на Земле Саша Торнвальд занимался боевыми искусствами нового поколения, все действия которых вбивались буквально на подкорку и не требовали особенных силовых затрат. Делай раз, делай два, делай три - и вот уже Дина скулит от боли, будучи заброшенной на кровать и вжатой лицом в покрывало, искренне не понимая, как это находящийся при смерти человек умудрился ее скрутить, словно игрушку. Скорее всего, после таких акробатических экзерсисов у нее перелом запястья и вывих плеча. Неприятно, но что поделать…
- Вы думаете, я не бью женщин? - сказал Шани по-русски. - Очень даже бью.
Он пошарил перед собой: все правильно, архитекторша лежит лицом вниз, и его пальцы путаются в дорогом парике. Шани сдернул парик и швырнул в сторону; Дина мычала от боли. Поудобнее устроившись среди растрепанных покрывал и простыней, Шани перевернул девушку и тотчас же зажал ей рот ладонью, пока ее крики не привлекли сюда всю охрану дворца. На него снова накатила волна слабости; Шани закусил губу, чтобы не потерять сознание. Проклятый фумт, истребить бы его пестицидами, как сделали на Земле с марихуаной…
Дина плакала.
- Не нужно этого, девочка, - ласково посоветовал Шани. - Береги силы. И отвечай максимально честно, это в твоих интересах. Это Луш поручил тебе меня отравить?
Он убрал ладонь, и Дина зашлась в рыданиях. Шани похлопал по ее плечу, сжал запястье - нет, обошлось без переломов. Везучая. Обычно бывает намного хуже.
- Я повторяю вопрос, - промолвил он, надавливая на болевую точку над ключицей: - Это Луш поручил тебе меня отравить?
- Я не травила вас, - прошептала девушка, всхлипывая. - Государь просто поручил мне выпить с вами вина, которое подаст пятый кравчий...
На всякий случай Шани надавил болевую точку посильнее. Девушка взвизгнула.
- Я не знала, что там яд! Клянусь вам...
Зрение по-прежнему не возвращалось, да вдобавок Шани еще и начало тошнить. Похоже, архитекторша говорит искренне; в любом случае, у него пока слишком мало информации о случившемся. Он соскользнул с кровати и выпрямился; пол закачался под ногами, но Шани сумел устоять.
- Вставай, - приказал он. - Вставай и помоги мне.
Девушка завозилась, пытясь подняться. Шани слушал шорох ткани, шелест надеваемого парика; сердце бухало в груди так, словно пыталось вырваться на волю и сбежать. Грустно будет, если я сейчас умру, подумал Шани, очень грустно... Главное, непонятно, почему, и какую выгоду получат от моей безвременной кончины. Дина взяла его за руку. Пожалуй, она действительно не врет...
- Больно? - спросил Шани. Девушка всхлипнула.
- Больно... - едва слышно ответила она. Шани ухмыльнулся.
- Мне тоже. Если буду падать - а я буду - не пытайся меня подхватить. Не удержишь. Что это за комната?
- Красная спальня, - сказала Дина. Точно, подумал Шани, мог бы и сам догадаться. Недалеко от пиршественного зала и холодно, словно в морозильнике.
- Сейчас мы медленно выходим отсюда. Если получится, то спускаемся по лестнице, ты грузишь меня в карету, и я очень быстро отправляюсь домой, - во рту словно еж ощетинился тысячей ледяных игл; Шани болезненно сглотнул и продолжал: - Может получиться так, что на лестнице охрана откроет по нам огонь на поражение...
Дина охнула. Шани очень основательно качнуло. Не терять сознание, говорил он себе, ни в коем случае не терять сознание. Тьма перед ним становилась еще гуще, еще непроницаемей, щетинилась стволами аальхарнских пистолей и обещала очень крупные неприятности. Шани почувствовал, что его трясет.
- Так вот... если это случится, то падай и закрывай голову руками. И не думай обо мне.
Я упаду рядом, изрешеченный пулями по приказу государя, подумал Шани, но вслух не сказал. Дина сжала его руку.
- Я поняла, - сказала она, и Шани вдруг почувствовал, что она плачет, но уже не от боли.
Несколько шагов до двери дались ему с трудом, дальше стало легче. В коридоре было тихо и пусто, но впереди слышались голоса. Шани прислушался, но ничего не смог разобрать.
- Рука болит? - спросил он. Дина шмыгнула носом. Впереди послышались шаги - к ним шла группа людей, явно хорошо вооруженных и готовых нашпиговать свинцом всех, кто встретится им на пути. Все равно я не смогу их увидеть, подумал Шани, а жаль... И вообще умирать жаль...
А затем голос государя воскликнул:
- Заступник милосердный! Ваша бдительность...
И Шани свалился на паркет, потеряв сознание.
Когда он пришел в себя, то с нескрываемой радостью обнаружил, что зрение к нему вернулось. Шани лежал на знакомой кровати в Красной спальне, только сейчас в камин удосужились положить поленья, и в помещении было тепло. Олек хлопотал возле стола, вынимая из своей сумки всяческие травы и порошки и смешивая их в каменной чашке (Шани искренне надеялся, что в снадобье не пойдут ни толченый рог единорога, ни растертая в порошок кожа жабсов с Гнилых болот, ни прочие приятные снадобья), а в кресле в углу сидел государь лично. В неярком свете тонких свечей его лицо выглядело неприятно-зловещим. На банкетке возле кровати обнаружилась Дина, с болезненной гримасой потиравшая плечо, а возле дверей топтался главный караульничий дворца Шух, пузатый коротконогий крепыш, которому кто-то успел засветить фонарь под правым глазом.
- Олек, я не буду пить эту гадость, - сморщившись, произнес Шани и сел в кровати. Услышав его голос, Олек встрепенулся и едва не рассыпал все свои смеси, а Шани добавил: - Мне бы воды лучше.
Олек тотчас же бросился к нему с чашкой. Шани стал пить, слушая, как стучат зубы о глиняный край.
- Как вы себя чувствуете, ваша бдительность? - спросил Луш. Шани покосился в его сторону и решил прикинуться дурачком и посмотреть на развитие событий: этот способ никогда его не подводил.
- Вроде бы жив, - осторожно ответил он, отдавая лекарнику чашку. Сразу же стало мутить, но при отравлении фумтом всегда так. - Помню, Олек, мы с вами разговаривали про мой северный акцент, и все... Темнота.
Олек побледнел и отступил в сторону, прекрасно понимая, что именно ему, как человеку имеющему доступ к лекарствам и ядам, сейчас и припишут отравление шеф-инквизитора.
- Хвала Заступнику, вы живы, - проворчал Луш. - А я говорил вам, что ваши прогрессивные взгляды не доведут до добра, - сварливо продолжал он. - Кругом колдуны! Еретики! И эта мерзость пробралась прямо во дворец! - государь бросил гневный взгляд в сторону Шуха. - А вы куда смотрели, Шух?
Тот сделал каменно-непроницаемое лицо и вытянулся во фрунт. Шани подумал, что теперь его можно хоть на ломти нарезать: ни слова не скажет, кроме: виноват, сир! Искуплю, сир!
- Сегодня попытались отравить самого шеф-инквизитора, - продолжал Луш, - причем на государевом балу. Двойная дерзость! Удар и по моей персоне тоже.
Дина бросила на Шани такой взгляд, который можно было толковать одним лишь образом: не выдавайте! Если бы выяснилось, что последний бокал Шани выпил в ее компании, то государеву фаворитку с темным прошлым ждал бы костер и только костер, а до этого - пытки. Шани едва заметно качнул головой. Осталось выяснить, к чему клонит Луш.
- Сир, - сказал Шани, - я полагаю, что в этой сложной ситуации, - еще один спазм тошноты скрутил желудок; пришлось сделать паузу, - вы примете наиболее верное решение.
Он не сразу понял, что Дина стиснула его пальцы и дрожит в ужасе. Если Лушу сейчас захочется избавиться от нее, то чего же проще? Скажет, что видел фаворитку, передающей бокал шеф-инквизитору, а в бокале как раз и был яд. Все. Игра закончена. И, скорее всего, Шани придется допрашивать ее лично...
Что ж, девочка должна была понимать, на что идет. В конце концов, когда-то он ее предупредил.
- Разумеется, у меня есть решение, - произнес Луш. - Для начала найти ту тварь, что пыталась вас убить, Шух этим уже занимается. А еще я собираюсь ужесточить закон о ереси, колдовской и прочей. Вы превосходный специалист, ваша бдительность, вам я полностью доверяю, но вы сами видите, до чего доводят послабления в этом вопросе. Ни-ка-кой, - произнес он вразбивку, - никакой милости к еретикам и ведьмам! Костер и конфискация имущества в казну, невзирая на чины и лица!
Шани едва не расхохотался. Гениально! Государь нашел действительно прекрасный способ залезть в чужие карманы, а владельцы этих карманов протестовать не смогут по причине собственного пребывания в состоянии пепла.
Умница государь. Просто умница. Глубокий эконом.
- Вы приняли прекрасное решение, государь, - произнес Шани, прикидывая, какой знатный вельможа первым будет обвинен в ереси. Скорее всего, какой-нибудь Гиршем - знатных кровей и по богатству соперничавший с государевой фамилией. Вряд ли Луш станет мелочиться и волочить в подвалы инквизиции купцов да мещан, с которых взять можно разве что мешок муки. - Как только я поправлюсь, то сразу же приступлю к исполнению служебных обязанностей. Скорее всего, прямо завтра.
- Похвальное рвение, но не стоит торопиться, стране вы нужны здоровым, - кивнул Луш и повернулся в сторону Шуха. - Вам я предписываю немедленно заняться расследованием. Отыщите того, кто подавал шеф-инквизитору напитки и еду, а уж признание и сообщников из него вытрясут.
Шух вытянулся еще сильнее и выкатил грудь. Смотри, друг, не лопни, подумал Шани. Конечно, пятого кравчего поволокут в допросную, а там он заговорит. Там все говорят, даже глухие, немые и полные идиоты. Если в деле обнаружится ересь - а она обнаружится, ради этого все и затевалось - то беднягу переведут в инквизицию, и там он заговорит еще быстрее и подробнее. И финал его будет, как говорили давным-давно на Земле, немного предсказуем.
Просто еще одна пешка, снятая с доски, подумал Шани. Покосился на Дину - та все еще держала его за руку.
- Вам, Олек, я поручаю в самые краткие сроки поставить шеф-инквизитора на ноги, - продолжал раздавать приказы Луш. - В данной ситуации его работа будет просто неоценима для государства. Ну а вы, девица Сур... - государь посмотрел на Дину, прямо сказать, не слишком добрым взглядом, - пожалуй, оставайтесь сегодня здесь. У вас прекрасно получается быть сестрой милосердия.
Он пришел в себя довольно скоро и снова удивился холоду и темноте. Пронизывающая до костей стужа, впрочем, объяснялась довольно легко: не все помещения дворца отапливались, а шеф-инквизитора наверняка сочли перепившим дармового вина и перенесли в нетопленые покои, чтобы протрезвел. С темнотой тоже все было понятно: экстракт фумта вызывает временную потерю зрения; если же его было много - то паралич и последующую остановку сердца. Шани попробовал пошевелить рукой, и это удалось - он нащупал жесткое одеяло с торчащими толстыми нитями. Значит, либо ему повезло, и дозировка фумта была маленькой, либо сработало стабильно принимаемое им противоядие (он никогда не испытывал иллюзий по поводу того, на какой должности находится, с кем вынужден работать и что за люди его окружают), либо...
- Не шевелитесь, - донесся из темноты голос Дины. - Вы очень слабы, ваша бдительность.
- Сучка, - прошептал Шани. Губы и язык едва слушались. - Тварь... Ты меня отравила.
Теперь ему были понятны все эти переглядки рыжей дряни с Лушем, вот только где и в чем он умудрился перейти государю дорогу? Или дело не в нем лично, а в той выгоде, которую Луш получит из трагической смерти молодого шеф-инквизитора прогрессивных взглядов?
- Не разговаривайте, ваша бдительность, - посоветовала Дина и ее тонкая прохладная ладонь легла на лоб Шани. - Берегите силы. Не разговаривайте.
Разговаривать он пока и не собирался.
Когда-то давным-давно на Земле Саша Торнвальд занимался боевыми искусствами нового поколения, все действия которых вбивались буквально на подкорку и не требовали особенных силовых затрат. Делай раз, делай два, делай три - и вот уже Дина скулит от боли, будучи заброшенной на кровать и вжатой лицом в покрывало, искренне не понимая, как это находящийся при смерти человек умудрился ее скрутить, словно игрушку. Скорее всего, после таких акробатических экзерсисов у нее перелом запястья и вывих плеча. Неприятно, но что поделать…
- Вы думаете, я не бью женщин? - сказал Шани по-русски. - Очень даже бью.
Он пошарил перед собой: все правильно, архитекторша лежит лицом вниз, и его пальцы путаются в дорогом парике. Шани сдернул парик и швырнул в сторону; Дина мычала от боли. Поудобнее устроившись среди растрепанных покрывал и простыней, Шани перевернул девушку и тотчас же зажал ей рот ладонью, пока ее крики не привлекли сюда всю охрану дворца. На него снова накатила волна слабости; Шани закусил губу, чтобы не потерять сознание. Проклятый фумт, истребить бы его пестицидами, как сделали на Земле с марихуаной…
Дина плакала.
- Не нужно этого, девочка, - ласково посоветовал Шани. - Береги силы. И отвечай максимально честно, это в твоих интересах. Это Луш поручил тебе меня отравить?
Он убрал ладонь, и Дина зашлась в рыданиях. Шани похлопал по ее плечу, сжал запястье - нет, обошлось без переломов. Везучая. Обычно бывает намного хуже.
- Я повторяю вопрос, - промолвил он, надавливая на болевую точку над ключицей: - Это Луш поручил тебе меня отравить?
- Я не травила вас, - прошептала девушка, всхлипывая. - Государь просто поручил мне выпить с вами вина, которое подаст пятый кравчий...
На всякий случай Шани надавил болевую точку посильнее. Девушка взвизгнула.
- Я не знала, что там яд! Клянусь вам...
Зрение по-прежнему не возвращалось, да вдобавок Шани еще и начало тошнить. Похоже, архитекторша говорит искренне; в любом случае, у него пока слишком мало информации о случившемся. Он соскользнул с кровати и выпрямился; пол закачался под ногами, но Шани сумел устоять.
- Вставай, - приказал он. - Вставай и помоги мне.
Девушка завозилась, пытясь подняться. Шани слушал шорох ткани, шелест надеваемого парика; сердце бухало в груди так, словно пыталось вырваться на волю и сбежать. Грустно будет, если я сейчас умру, подумал Шани, очень грустно... Главное, непонятно, почему, и какую выгоду получат от моей безвременной кончины. Дина взяла его за руку. Пожалуй, она действительно не врет...
- Больно? - спросил Шани. Девушка всхлипнула.
- Больно... - едва слышно ответила она. Шани ухмыльнулся.
- Мне тоже. Если буду падать - а я буду - не пытайся меня подхватить. Не удержишь. Что это за комната?
- Красная спальня, - сказала Дина. Точно, подумал Шани, мог бы и сам догадаться. Недалеко от пиршественного зала и холодно, словно в морозильнике.
- Сейчас мы медленно выходим отсюда. Если получится, то спускаемся по лестнице, ты грузишь меня в карету, и я очень быстро отправляюсь домой, - во рту словно еж ощетинился тысячей ледяных игл; Шани болезненно сглотнул и продолжал: - Может получиться так, что на лестнице охрана откроет по нам огонь на поражение...
Дина охнула. Шани очень основательно качнуло. Не терять сознание, говорил он себе, ни в коем случае не терять сознание. Тьма перед ним становилась еще гуще, еще непроницаемей, щетинилась стволами аальхарнских пистолей и обещала очень крупные неприятности. Шани почувствовал, что его трясет.
- Так вот... если это случится, то падай и закрывай голову руками. И не думай обо мне.
Я упаду рядом, изрешеченный пулями по приказу государя, подумал Шани, но вслух не сказал. Дина сжала его руку.
- Я поняла, - сказала она, и Шани вдруг почувствовал, что она плачет, но уже не от боли.
Несколько шагов до двери дались ему с трудом, дальше стало легче. В коридоре было тихо и пусто, но впереди слышались голоса. Шани прислушался, но ничего не смог разобрать.
- Рука болит? - спросил он. Дина шмыгнула носом. Впереди послышались шаги - к ним шла группа людей, явно хорошо вооруженных и готовых нашпиговать свинцом всех, кто встретится им на пути. Все равно я не смогу их увидеть, подумал Шани, а жаль... И вообще умирать жаль...
А затем голос государя воскликнул:
- Заступник милосердный! Ваша бдительность...
И Шани свалился на паркет, потеряв сознание.
Когда он пришел в себя, то с нескрываемой радостью обнаружил, что зрение к нему вернулось. Шани лежал на знакомой кровати в Красной спальне, только сейчас в камин удосужились положить поленья, и в помещении было тепло. Олек хлопотал возле стола, вынимая из своей сумки всяческие травы и порошки и смешивая их в каменной чашке (Шани искренне надеялся, что в снадобье не пойдут ни толченый рог единорога, ни растертая в порошок кожа жабсов с Гнилых болот, ни прочие приятные снадобья), а в кресле в углу сидел государь лично. В неярком свете тонких свечей его лицо выглядело неприятно-зловещим. На банкетке возле кровати обнаружилась Дина, с болезненной гримасой потиравшая плечо, а возле дверей топтался главный караульничий дворца Шух, пузатый коротконогий крепыш, которому кто-то успел засветить фонарь под правым глазом.
- Олек, я не буду пить эту гадость, - сморщившись, произнес Шани и сел в кровати. Услышав его голос, Олек встрепенулся и едва не рассыпал все свои смеси, а Шани добавил: - Мне бы воды лучше.
Олек тотчас же бросился к нему с чашкой. Шани стал пить, слушая, как стучат зубы о глиняный край.
- Как вы себя чувствуете, ваша бдительность? - спросил Луш. Шани покосился в его сторону и решил прикинуться дурачком и посмотреть на развитие событий: этот способ никогда его не подводил.
- Вроде бы жив, - осторожно ответил он, отдавая лекарнику чашку. Сразу же стало мутить, но при отравлении фумтом всегда так. - Помню, Олек, мы с вами разговаривали про мой северный акцент, и все... Темнота.
Олек побледнел и отступил в сторону, прекрасно понимая, что именно ему, как человеку имеющему доступ к лекарствам и ядам, сейчас и припишут отравление шеф-инквизитора.
- Хвала Заступнику, вы живы, - проворчал Луш. - А я говорил вам, что ваши прогрессивные взгляды не доведут до добра, - сварливо продолжал он. - Кругом колдуны! Еретики! И эта мерзость пробралась прямо во дворец! - государь бросил гневный взгляд в сторону Шуха. - А вы куда смотрели, Шух?
Тот сделал каменно-непроницаемое лицо и вытянулся во фрунт. Шани подумал, что теперь его можно хоть на ломти нарезать: ни слова не скажет, кроме: виноват, сир! Искуплю, сир!
- Сегодня попытались отравить самого шеф-инквизитора, - продолжал Луш, - причем на государевом балу. Двойная дерзость! Удар и по моей персоне тоже.
Дина бросила на Шани такой взгляд, который можно было толковать одним лишь образом: не выдавайте! Если бы выяснилось, что последний бокал Шани выпил в ее компании, то государеву фаворитку с темным прошлым ждал бы костер и только костер, а до этого - пытки. Шани едва заметно качнул головой. Осталось выяснить, к чему клонит Луш.
- Сир, - сказал Шани, - я полагаю, что в этой сложной ситуации, - еще один спазм тошноты скрутил желудок; пришлось сделать паузу, - вы примете наиболее верное решение.
Он не сразу понял, что Дина стиснула его пальцы и дрожит в ужасе. Если Лушу сейчас захочется избавиться от нее, то чего же проще? Скажет, что видел фаворитку, передающей бокал шеф-инквизитору, а в бокале как раз и был яд. Все. Игра закончена. И, скорее всего, Шани придется допрашивать ее лично...
Что ж, девочка должна была понимать, на что идет. В конце концов, когда-то он ее предупредил.
- Разумеется, у меня есть решение, - произнес Луш. - Для начала найти ту тварь, что пыталась вас убить, Шух этим уже занимается. А еще я собираюсь ужесточить закон о ереси, колдовской и прочей. Вы превосходный специалист, ваша бдительность, вам я полностью доверяю, но вы сами видите, до чего доводят послабления в этом вопросе. Ни-ка-кой, - произнес он вразбивку, - никакой милости к еретикам и ведьмам! Костер и конфискация имущества в казну, невзирая на чины и лица!
Шани едва не расхохотался. Гениально! Государь нашел действительно прекрасный способ залезть в чужие карманы, а владельцы этих карманов протестовать не смогут по причине собственного пребывания в состоянии пепла.
Умница государь. Просто умница. Глубокий эконом.
- Вы приняли прекрасное решение, государь, - произнес Шани, прикидывая, какой знатный вельможа первым будет обвинен в ереси. Скорее всего, какой-нибудь Гиршем - знатных кровей и по богатству соперничавший с государевой фамилией. Вряд ли Луш станет мелочиться и волочить в подвалы инквизиции купцов да мещан, с которых взять можно разве что мешок муки. - Как только я поправлюсь, то сразу же приступлю к исполнению служебных обязанностей. Скорее всего, прямо завтра.
- Похвальное рвение, но не стоит торопиться, стране вы нужны здоровым, - кивнул Луш и повернулся в сторону Шуха. - Вам я предписываю немедленно заняться расследованием. Отыщите того, кто подавал шеф-инквизитору напитки и еду, а уж признание и сообщников из него вытрясут.
Шух вытянулся еще сильнее и выкатил грудь. Смотри, друг, не лопни, подумал Шани. Конечно, пятого кравчего поволокут в допросную, а там он заговорит. Там все говорят, даже глухие, немые и полные идиоты. Если в деле обнаружится ересь - а она обнаружится, ради этого все и затевалось - то беднягу переведут в инквизицию, и там он заговорит еще быстрее и подробнее. И финал его будет, как говорили давным-давно на Земле, немного предсказуем.
Просто еще одна пешка, снятая с доски, подумал Шани. Покосился на Дину - та все еще держала его за руку.
- Вам, Олек, я поручаю в самые краткие сроки поставить шеф-инквизитора на ноги, - продолжал раздавать приказы Луш. - В данной ситуации его работа будет просто неоценима для государства. Ну а вы, девица Сур... - государь посмотрел на Дину, прямо сказать, не слишком добрым взглядом, - пожалуй, оставайтесь сегодня здесь. У вас прекрасно получается быть сестрой милосердия.