"Нет времени для чудес", 1-4
***
Судьба Евгения хранила:
Сперва Madame за ним ходила,
Потом Monsieur ее сменил.
Ребенок был резов, но мил.
Шани отложил перо и несколько минут всматривался в написанное. Он уже многое забыл из Пушкина - в конце концов, сколько лет назад читал «Онегина»? Впрочем, занятия каллиграфией на материале земной литературы всегда помогали ему сосредоточиться и обрести спокойное состояние духа. Подумав, Шани окунул перо в чернильницу и быстро написал:
Monsieur l'Abbe, француз убогой,
Чтоб не измучилось дитя,
Учил его всему шутя,
Не докучал моралью строгой,
Слегка за шалости бранил
И в Летний сад гулять водил.
Последние две строки по написанию были далеки от каллиграфии, впрочем, сейчас Шани радовался и тому, что смог их вспомнить. Интересно, взял ли с собой доктор Лив электронные библиотеки? Надо же ему как-то коротать часы безделья…
Чего он хочет, этот землянин? Зачем подает знак, и почему именно теперь? Перо нырнуло в чернильницу, и Шани нарисовал на полях некрасивую носатую рожу, которой следовало изображать эфенди. Неудивительно, что Мари тогда закатила ему сцену с летающей посудой - дзёндари перепугалась не на шутку. Что ж, пусть теперь занимается смертью бедного Олека; вздохнув, Шани нарисовал рядом с носатой рожей стояк с лекарскими колбами. Олека будет не хватать. Блестящий исследователь, талантливый химик и, к тому же, цепкий управленец - редкое сочетание…
В дверь осторожно постучали. Шани отложил перо на подставку и пригласил гостя входить.
Впрочем, на пороге обнаружился не гость, а гостья - изящная и стройная, в черном платье с таким пышным кринолином, что Шани всерьез задумался о том, как дама поднимается по лестницам. Кудрявые светлые локоны были подняты в высокую прическу, увитую тонкими нитями жемчуга, густая вуаль почти полностью прятала лицо, оставляя открытыми лишь чувственные пухлые губы, слегка подведенные красным. Идеальная осанка, походка танцовщицы, тонкие руки в кружевных перчатках - все выдавало в гостье даму из высшего общества.
- Мой государь, - негромко промолвила дама и сделала реверанс, - я искренне радуюсь возможности снова вас видеть.
- Присаживайтесь, Эмин, - сказал Шани. - Как добрались?
Губы гостьи изогнулись в очаровательной улыбке.
- Благодарю вас, сир, прекрасно. Железные дороги сократили мир, - дама откинула вуаль, открыв острое напудренное лицо со впалыми темными глазами и слишком длинным для женщины носом. Шани усмехнулся.
- Мне давно интересно, дорогой Эмин, как вы выглядите без косметики.
- Уверяю вас, сир, заурядно, - сказал Эмин Верьет, сотрудник второго класса амьенской секретной службы и по совместительству давний информатор Шани. Насколько было известно, никто и никогда не видел его в мужском обличье; если Эмину задавали вопросы о том, почему он носит женское платье, то в ответ следовало предсказуемое «родители хотели дочку». Впрочем, во всем остальном это был мужчина, вспыльчивый и горячий. Артуро Привец, личник Шани, однажды решил проверить принадлежность Эмина к женскому полу и получил такой короткий прямой в челюсть, что отдалось чуть ли не до дипломатического скандала.
- Однажды я вас умою, - пообещал Шани и добавил: - Просто из любопытства.
Эмин улыбнулся и осторожно сел в кресло, стараясь не измять многочисленные юбки.
- Я привез вам подарок, - сказал он и бесцеремонно взял со стола лист с давешней каллиграфией. Шани не протестовал: в конце концов, именно Эмин когда-то сказал ему, что каллиграфия - лучший способ привести нервы в порядок и достичь концентрации разума. - Узнал об эфенди все, что смог.
- Рассказывайте, - мрачно произнес Шани. Эмин как-то неопределенно пожал плечами, и этот жест очень Шани не понравился.
- Во-первых, титул. Он его попросту купил, на основе законов Третьего сулифата, что всякий родственник владыки может именоваться эфенди. Адиль выкупил в жены одну из гаремных девочек, якобы дочь шейха, и стал его зятем. Девочка, кстати, вскоре после свадьбы умерла, но это уже не суть важно. В качестве эфенди он получил возможность быть представленным ко двору владыки Хилери и завязать деловые контакты в великом множестве кругов.
Шани понимающе кивнул, узнавая земную хватку. Если лет через десять эфенди Адиль воссядет на амьенском троне, то Шани этому не удивится. Хотя, возможно, трон не входит в планы предприимчивого гостя с Земли.
- Во-вторых, занятия. Эфенди очень разносторонний человек. Он и химик, и лекарник, и исследователь. Я навел справки… он потрясающе осведомлен во всех областях знаний. И самое интересное - то, что я сейчас не могу объяснить - это заказы, которые он делал в нашем лекарском ведомстве.
Шани не мог сдержать кривой ухмылки. Лекарское ведомство Амье было просто звучной фразой: практически никаких самостоятельных исследований оно не вело, предпочитая с восточной привычкой либо покупать у Аальхарна патенты давно пошедших в производство лекарств, либо засылать шпионов. Тот же Эмин, кстати говоря, пару лет назад пытался заполучить рецепт новейшего анальгетика.
- И что же заказывал эфенди?
- Препараты для стимуляции разума, - с неохотой признался Эмин. - Их используют для больных, которые выздоравливают после апоплексического удара, но эфенди закупал их в таком количестве, словно у него целый лазарет на попечении. И я не понимаю этого, - он помолчал и признался: - И меня очень раздражает, что я не понимаю.
Шани откинулся в кресле и принялся крутить в руках перо. Доктор Лив во время недавней войны пытался воскрешать мертвых - что, если его опыты увенчались успехом? И здешние, пока еще несовершенные, ноотропы ему нужны для воскрешенных покойников? Мысль была настолько бредовой, что Шани чуть не выматерился вслух - впрочем, эфенди явно не из тех людей, которые что-то делают без основания.
- Полагаю, моя госпожа, мы с этим разберемся, - произнес Шани. - Вы привезли какие-то документы по поводу эфенди?
По губам Эмина скользнула какая-то жалкая улыбка. Пальцы левой руки нырнули в кружевной рукав правой, и на стол перед Шани лег смятый лист бумаги.
- Привез, и не только их.
Шани придвинул лист поближе и прочел ломкие буквы, написанные словно пьяной рукой: «Поскольку нахождение на Родине подвергает опасности мое здоровье и саму жизнь, то я, Эмин Абриль де Верьет, гражданин и дворянин Амье, осмеливаюсь просить государя всеаальхарнского об убежище».
Судьба Евгения хранила:
Сперва Madame за ним ходила,
Потом Monsieur ее сменил.
Ребенок был резов, но мил.
Шани отложил перо и несколько минут всматривался в написанное. Он уже многое забыл из Пушкина - в конце концов, сколько лет назад читал «Онегина»? Впрочем, занятия каллиграфией на материале земной литературы всегда помогали ему сосредоточиться и обрести спокойное состояние духа. Подумав, Шани окунул перо в чернильницу и быстро написал:
Monsieur l'Abbe, француз убогой,
Чтоб не измучилось дитя,
Учил его всему шутя,
Не докучал моралью строгой,
Слегка за шалости бранил
И в Летний сад гулять водил.
Последние две строки по написанию были далеки от каллиграфии, впрочем, сейчас Шани радовался и тому, что смог их вспомнить. Интересно, взял ли с собой доктор Лив электронные библиотеки? Надо же ему как-то коротать часы безделья…
Чего он хочет, этот землянин? Зачем подает знак, и почему именно теперь? Перо нырнуло в чернильницу, и Шани нарисовал на полях некрасивую носатую рожу, которой следовало изображать эфенди. Неудивительно, что Мари тогда закатила ему сцену с летающей посудой - дзёндари перепугалась не на шутку. Что ж, пусть теперь занимается смертью бедного Олека; вздохнув, Шани нарисовал рядом с носатой рожей стояк с лекарскими колбами. Олека будет не хватать. Блестящий исследователь, талантливый химик и, к тому же, цепкий управленец - редкое сочетание…
В дверь осторожно постучали. Шани отложил перо на подставку и пригласил гостя входить.
Впрочем, на пороге обнаружился не гость, а гостья - изящная и стройная, в черном платье с таким пышным кринолином, что Шани всерьез задумался о том, как дама поднимается по лестницам. Кудрявые светлые локоны были подняты в высокую прическу, увитую тонкими нитями жемчуга, густая вуаль почти полностью прятала лицо, оставляя открытыми лишь чувственные пухлые губы, слегка подведенные красным. Идеальная осанка, походка танцовщицы, тонкие руки в кружевных перчатках - все выдавало в гостье даму из высшего общества.
- Мой государь, - негромко промолвила дама и сделала реверанс, - я искренне радуюсь возможности снова вас видеть.
- Присаживайтесь, Эмин, - сказал Шани. - Как добрались?
Губы гостьи изогнулись в очаровательной улыбке.
- Благодарю вас, сир, прекрасно. Железные дороги сократили мир, - дама откинула вуаль, открыв острое напудренное лицо со впалыми темными глазами и слишком длинным для женщины носом. Шани усмехнулся.
- Мне давно интересно, дорогой Эмин, как вы выглядите без косметики.
- Уверяю вас, сир, заурядно, - сказал Эмин Верьет, сотрудник второго класса амьенской секретной службы и по совместительству давний информатор Шани. Насколько было известно, никто и никогда не видел его в мужском обличье; если Эмину задавали вопросы о том, почему он носит женское платье, то в ответ следовало предсказуемое «родители хотели дочку». Впрочем, во всем остальном это был мужчина, вспыльчивый и горячий. Артуро Привец, личник Шани, однажды решил проверить принадлежность Эмина к женскому полу и получил такой короткий прямой в челюсть, что отдалось чуть ли не до дипломатического скандала.
- Однажды я вас умою, - пообещал Шани и добавил: - Просто из любопытства.
Эмин улыбнулся и осторожно сел в кресло, стараясь не измять многочисленные юбки.
- Я привез вам подарок, - сказал он и бесцеремонно взял со стола лист с давешней каллиграфией. Шани не протестовал: в конце концов, именно Эмин когда-то сказал ему, что каллиграфия - лучший способ привести нервы в порядок и достичь концентрации разума. - Узнал об эфенди все, что смог.
- Рассказывайте, - мрачно произнес Шани. Эмин как-то неопределенно пожал плечами, и этот жест очень Шани не понравился.
- Во-первых, титул. Он его попросту купил, на основе законов Третьего сулифата, что всякий родственник владыки может именоваться эфенди. Адиль выкупил в жены одну из гаремных девочек, якобы дочь шейха, и стал его зятем. Девочка, кстати, вскоре после свадьбы умерла, но это уже не суть важно. В качестве эфенди он получил возможность быть представленным ко двору владыки Хилери и завязать деловые контакты в великом множестве кругов.
Шани понимающе кивнул, узнавая земную хватку. Если лет через десять эфенди Адиль воссядет на амьенском троне, то Шани этому не удивится. Хотя, возможно, трон не входит в планы предприимчивого гостя с Земли.
- Во-вторых, занятия. Эфенди очень разносторонний человек. Он и химик, и лекарник, и исследователь. Я навел справки… он потрясающе осведомлен во всех областях знаний. И самое интересное - то, что я сейчас не могу объяснить - это заказы, которые он делал в нашем лекарском ведомстве.
Шани не мог сдержать кривой ухмылки. Лекарское ведомство Амье было просто звучной фразой: практически никаких самостоятельных исследований оно не вело, предпочитая с восточной привычкой либо покупать у Аальхарна патенты давно пошедших в производство лекарств, либо засылать шпионов. Тот же Эмин, кстати говоря, пару лет назад пытался заполучить рецепт новейшего анальгетика.
- И что же заказывал эфенди?
- Препараты для стимуляции разума, - с неохотой признался Эмин. - Их используют для больных, которые выздоравливают после апоплексического удара, но эфенди закупал их в таком количестве, словно у него целый лазарет на попечении. И я не понимаю этого, - он помолчал и признался: - И меня очень раздражает, что я не понимаю.
Шани откинулся в кресле и принялся крутить в руках перо. Доктор Лив во время недавней войны пытался воскрешать мертвых - что, если его опыты увенчались успехом? И здешние, пока еще несовершенные, ноотропы ему нужны для воскрешенных покойников? Мысль была настолько бредовой, что Шани чуть не выматерился вслух - впрочем, эфенди явно не из тех людей, которые что-то делают без основания.
- Полагаю, моя госпожа, мы с этим разберемся, - произнес Шани. - Вы привезли какие-то документы по поводу эфенди?
По губам Эмина скользнула какая-то жалкая улыбка. Пальцы левой руки нырнули в кружевной рукав правой, и на стол перед Шани лег смятый лист бумаги.
- Привез, и не только их.
Шани придвинул лист поближе и прочел ломкие буквы, написанные словно пьяной рукой: «Поскольку нахождение на Родине подвергает опасности мое здоровье и саму жизнь, то я, Эмин Абриль де Верьет, гражданин и дворянин Амье, осмеливаюсь просить государя всеаальхарнского об убежище».