***
Стою, жду пешеходного зелёного. На светофоре. Вообще, можно было и перейти. То есть машин не было. Но я немного формального подошёл к этому вопросу. Это в этот раз. То есть иногда я перехожу в таких случаях. Но не в этот раз. Нет, Оля Морева, никого не сбили. И не пытались. И вообще все счастливы. Ну или кто как. Я вот да. Но к делу это отношения не имеет. Точно так же я мог бы тогда перейти на красный. Или быть несчастливым, что мне и казалось. Ничего бы не поменялось.
Извините, я путаюсь, в словах. Я волнуюсь. Это очень для меня волнительно, что я хочу вам сказать. Это меня до глубины души тронуло.
Прошу внимания, господа!
Стою я сегодня на светофоре. На красный переходит отец с сыном лет десяти. Рассеяный такой, видать, парнишка. По сторонам всё смотрит. А папа с бородой. Ведёт его куда-то. К метро, видать. Спешит.
Переходит отец с сыном на красный и говорит отец сыну: «Это только со мной можно на красный переходить. Ты меня понял?!». И дёргает его так за руку. Дёргает, как когда ударить хотят, но всё же несильно дёргает. И эта его последняя фраза и этот жест были для меня, чёрт побери, огромной эмоциональной силы. В этом было всё.
«Я твой отец. Ты мой сын. Я тебя люблю. Я жизнь за тебя отдам и буду тем счастлив, что ты счастлив. Я себя не пожалею, жену свою, мать твою, не пожалею, чтобы ты только был счастлив.
Ты понимаешь, что если с тобой что случится, когда ты один будешь переходить на красный, я себе этого не прощу никогда?! Я до конца дней своих мучится с этим буду. Я изводить себя этим до конца дней своих буду!
Нет, ты этого не понимаешь! Тебе и не нужно этого понимать.
Я с тобой строг, но это для твоего же блага. Я ударить тебя могу, если это будет для твоего же блага. Пусть ты и не узнаешь этого никогда. Пусть ты меня всю жизнь ненавидить будешь, мучителем своим считать будешь. Не поймёшь, не простишь никогда. Я тебя люблю и единственное, что мне важно - чтобы ты был счастлив.»
И это были не голые слова. Ведь и слов-то таких произнесено не было. Это было… как если бы на секунду распахнулась дверь, за которой вся их любовь и все их отошения. И вообще все отношения между отцам и детьми за все времена. Весь тот трагизм доведённой до абсолюта любви.
И тому я был свидетелем сегодня, когда ждал зелёного светофора.
Извините, я путаюсь, в словах. Я волнуюсь. Это очень для меня волнительно, что я хочу вам сказать. Это меня до глубины души тронуло.
Прошу внимания, господа!
Стою я сегодня на светофоре. На красный переходит отец с сыном лет десяти. Рассеяный такой, видать, парнишка. По сторонам всё смотрит. А папа с бородой. Ведёт его куда-то. К метро, видать. Спешит.
Переходит отец с сыном на красный и говорит отец сыну: «Это только со мной можно на красный переходить. Ты меня понял?!». И дёргает его так за руку. Дёргает, как когда ударить хотят, но всё же несильно дёргает. И эта его последняя фраза и этот жест были для меня, чёрт побери, огромной эмоциональной силы. В этом было всё.
«Я твой отец. Ты мой сын. Я тебя люблю. Я жизнь за тебя отдам и буду тем счастлив, что ты счастлив. Я себя не пожалею, жену свою, мать твою, не пожалею, чтобы ты только был счастлив.
Ты понимаешь, что если с тобой что случится, когда ты один будешь переходить на красный, я себе этого не прощу никогда?! Я до конца дней своих мучится с этим буду. Я изводить себя этим до конца дней своих буду!
Нет, ты этого не понимаешь! Тебе и не нужно этого понимать.
Я с тобой строг, но это для твоего же блага. Я ударить тебя могу, если это будет для твоего же блага. Пусть ты и не узнаешь этого никогда. Пусть ты меня всю жизнь ненавидить будешь, мучителем своим считать будешь. Не поймёшь, не простишь никогда. Я тебя люблю и единственное, что мне важно - чтобы ты был счастлив.»
И это были не голые слова. Ведь и слов-то таких произнесено не было. Это было… как если бы на секунду распахнулась дверь, за которой вся их любовь и все их отошения. И вообще все отношения между отцам и детьми за все времена. Весь тот трагизм доведённой до абсолюта любви.
И тому я был свидетелем сегодня, когда ждал зелёного светофора.