Декамерон
Цикл "Ночной экспресс"
Перекрёсток
Мистраль
Тени прошлого
ВРИО ангелов
Непогода
И всё казалось было хорошо и свет и действо: группа промышленных альпинистов уже приступила к своей работе на фасаде нового торгово-развлекательного центра. Но Васька, точнее Василий Николаевич, вздохнул, Он был прав - марево и сегодня довлело над долиной и, картинка получалась не слишком, немного «замыленной». Фотографировали из-за реки одолженным телеобъективом, по-другому никак. Конечно десять утра не то время, когда нужно выходить на подобные съёмки, но будут ли рано утром монтажники? Да и не были фотографы фанатами, просто приехали поснимать чтобы внести разнообразие в выходные. И в случае удачи повесить картинку над столом в «кают-компании», или ещё где.
-Ладно, делаем как есть, попробуем подправить после. - Сергей заглянул в видоискатель, несколько раз отжал тросик, затвор камеры послушно отзывался характерными щелчками.
-Мальчики, а как можно спуститься к реке?
Мужчины обернулись и переглянулись. Несмотря на прошедшие три года они узнали женщину сразу. То же светло-русое каре, золотая цепь, и главное - губки то ли «бантиком», то ли «куриной жопкой» - неприятная пренебрежительная конфигирация, о которой ещё говорят: «кисляк». Хотя есть мнение, что «кисляк» может выглядеть и совершенно иначе.
-А Вы снова к нам? - Ответил вопросом на вопрос Васька. - Одна и без охраны? - Васька иногда мог быть грубоватым даже с женщинами.
Даму передёрнуло. Она не узнала их, но по лицам мужчин, излучающих презрение, догадалась о контексте. И круто развернувшись, быстро удалилась.
В сущности, какие счёты они предъявляли ей, глядя в след растворяющемуся в толпе силуэту? Каждый мог ошибаться, быть неправым. Да и можно ли было из той истории выйти иначе, чисто, чище? Эти двое, да и не они одни, а и ещё несколько десятков человек считали, что можно было.
Кирилла вряд ли можно было считать баловнем судьбы. По нескольким причинам. Но кое-что у него всё-таки было. И в первую очередь, то, о чём, наверное, мечтают многие парни. Высокий, спортивный, немного нескладный, невероятно похожий на Дэвида Духовны, он пользовался невероятным успехом у женщин. Всегда. Весёлый и заводной, он в то же время часто находился в состоянии некоей апатии и задумчивости. И эта искромётность в купе с печальным взглядом агента Малдера, тихой благодатной улыбкой, вероятно, убийственным дуплетом, действовали на девушек. Порода, такт, открытость, умение слушать и рассказывать, дружить и учиться - все эти качества способствовали успеху. Успеху у женщин, просто у людей, потенциальному успеху по жизни. Так примерно и было. Или, во всяком случае, казалось. Именно такие парни рекламируют бельё и бритвы, играют роковых красавцев в дорогих сериалах. Или, по крайней мере, такими их представляют глянец и СМИ.
Кирилл отслужил срочную не где-нибудь, а, как и отец - в погранвойсках. И сразу после армии попал в отдел, все годы своей службы оставаясь самым молодым сотрудником. Конечно, девушки отвлекали его от работы и днём и ночью. Кирилку можно было запросто застать спящим «на производстве», он забирался в укромный уголок и отрубался сразу. Если поблизости не было начальства. Но этому парню находящемуся годами в состоянии перманентной влюблённости подобные шалости частенько прощались. Во-первых: как платят, так и работаем, и здесь каждый по-своему мстил системе, и система всё равно всегда брала верх. А во-вторых, парень был смышлён, и никогда не перечил ни старшим, ни ровне, и с готовностью отзывался и впрягался в новые поручения и нагрузки. А эти его рассказы о светской жизни ночного города за послеобеденным чаем, телефонное общение с девушками, оживляли микроклимат в коллективе, добавляли перчинку, то самое необходимое состояние «springtime». Каждый сотрудник, возвращаясь с необычного выезда, заявлял что-то вроде: «Нет, вы только послушайте!» И вносил свою лепту в дело положительной психкоррекции жизнедеятельности коллег, своей, как говорится, «малой родины» в условиях абсолютного безразличия системы к подобным вопросам. Кирилла же, выдавая перипетии жизнедеятельности городского обывателя, пропускал их через своё видение, фильтр весёлого, доброжелательного повесы, которого помимо всего прочего в городе частенько ждали новые встречи с новыми девушками. Ему подсовывали бумажки с телефонами, глядя на него дамы бледнели, краснели, и во всё это легко верилось - потому что подтверждения этим явлениям были, как говорится, налицо... Эти тексты про то и про это, о собственно событии, его участниках первой и второй очереди - как затейливые матрёшки, выпрыгивали одна из другой и, заставляя подчас слушателей сотрясаться от смеха и пускать слёзы в чай.
Так как коллектив занимался не развозом пицц, и тема: «шерше ля фам!» частенько присутствовал в сюжетах городских происшествий, то если бы это было кому-то надо, сотрудники могли бы переписать «Декамерон» заново. И тогда после начальной фразы: «Один немолодой, но жадный до любви горожанин как-то…» или «Однажды одна ревнивица…» каждый с присутствующий мог потянуть руку вверх, и рассказать реальные историй, в которых он так или иначе был сведущ, или даже как-то поучаствовал. В одну из таких вот историй и попал Кирилка. Попал, как говорится, так попал. За все годы, что он работал в отделе, да и потом, никто не видел парня в ярости, никто не слышал о ревности, или его «разборках» с девушками, или соперниками. Казалась его личное - внеслужебное житие, то ли медовое, то ли бедовое, наполнено своей внутренней гармонией, несмотря на сложную любовную геометрию, что через женщин не видать Кирилке горечи и расстройств. Ан нет. Васька, или точнее Василий Николаевич, начал бы повествование, пожалуй, вот так: «Одна гордая и жестокосердная иногородняя женщина, попала в неприятности и …» Но можно и по-другому, по-современному.
Кирилла проработал в профессии пять лет и уволился. Как он и сам признавался, давние приятели и приятельницы - школьный ещё круг - начали за глаза называть его «агентом» и «нашим ментом». После пары лет Кирилловой службы они заметили изменения в поведении друга. Былой бесшабашности не стало и в помине. Они - его окружение - продолжали жить в счастливом безрассудном неведении, или точнее презрения к потенциальным проблемам, он же знал не понаслышке о некоторых вещах, и уже не мог расслабиться как раньше. Так или иначе, но после семи лет в погонах этот, в общем-то, сугубо гражданский человек вернулся в свою стихию. Новую работу нашёл в полном соответствии со стилем и ритмом своих былых воскресных устремлений - среди музыки, барных стоек и обеспеченных людей. Очень скоро он подправил своё материальное положение, появились дорогие вещи, машина. Но отрыв от прежней работы, а скорее всё-таки от людей, давался молодому человеку непросто. Кирилка приезжал на все праздники, старался накрыть стол, сиял, был искренне рад каждой встрече. И всё это было взаимно. Всегда. Система с её надругательством над КЗоТ, извечным: «Вперёд, быстрее, отдых будет на пенсии!», отняв многое, дала ощущение сопричастности, товарищества, подтверждаемое не на словах, а на деле, днём и ночью, тогда как новый бизнес не принёс новых друзей. «Там крутятся деньги, но каждый за себя и под себя, и большие проблемы с доверием». Его новые рассказы были про ящики испорченных бананов, которые но никогда не видел, но оплачивал лично. Про дорогое спиртное, которое «ушло» из бара между сменами, и за которое теперь ежемесячно вычиталось из его и официантки зарплат. Он опять «торчал штуку баксов шефу» за какой-то реквизит и провизию. «Торчать» - мы не помнили этих слов его словарном наборе - кому-то тысячу долларов, да ещё и опять, и притом говорить об этом как о потерянных носках - в те годы и в нашем сообществе, было бесконечно красиво и пленительно.
Встреча с «жестокосердной иногородней женщиной» произошла именно в этот период - через три года после увольнения Кирилла. Новость о том, что Кирилла среди бела дня скрутили, и вывезли в сопредельный район по подозрению в совершении разбойного нападения, повергло отделение в ступор и шок. В хорошем коллективе не бывает бывших, особенно если людей по штату меньше чем пальцев на обеих руках и человек оставил о себе хорошую память. Само управление - орган, в котором они героически трудились, напоминало большой муравейник, или большую деревню, где многое было известно если не всем, то многим. В известных пределах, большой тайной не была и внутренняя жизнь смежников как по горизонтали, так и по вертикали, тем более, что многое вообще доводилось в приказном порядке. В городе постоянно кого-то срочно снимали, переводили, увольняли, выпроваживали на пенсию, арестовывали. Регулярно заседали суды чести. Но по большей части новости эти были логическим завершением карьер горе-правоохранителей. В середине девяностых начальник управления, собрав офицерский состав, в ярости тряс над головой тринадцатью заявлениями - молодой участковый обложил данью все торговые точки на своей территории. В прошлом месяце пожилой майор в очередной раз сев за руль «крепко выпимши», «поймал» иностранную делегацию у въезда на экономический форум. Другой, дознаватель, уже не раз изумлявший коллег, на сей раз приказал предпринимателю, торговавшему нижним бельём "во избежание проблем" подготовить небольшую партию для своей жены… На суде, находившиеся в зале женщины, сочли его поступок не только противозаконным, но и в то же время «матримониально правильным», ведь он указал в "своей трогательной записке" только одни женские параметры: «50 разм. и чашечки третий номер.» Они тихонько интересовались, если вдруг ЭТО уже изъято, можно ли покопаться в конфискате, пользуясь случаем? Просто посмотреть качество… Мужчины отвлеклись от телефонов, бумаг, кто-то проснулся, представитель ОБЭП предложил ввезти для сотрудниц необходимое, можно и из Лондона, и всё за счёт ОБЭП: «вот только краевую комиссию отправим назад на родину». «Разбираемый», молча, краснел, подперев взглядом пол. Суд чести старшего офицерского состава тогда перерос в тематический фестиваль и прошёл ярко и незабываемо.
Ситуация же с Кириллом была совершенно иной. Сотрудники оседлали телефоны, собиралась делегация для выезда в соседний РОВД. Речь не шла о давлении, хотелось выяснить правду и удержать Фемиду, обитавшую во тьме и иллюзиях от глупостей. Или подлостей. У сотрудников был опыт и в этой сфере, к счастью пока не на своих шкурах, но отделение могло переписать не только «Декамерон». Страсти накалились до предела так как тамошние сотрудники, узнав, кто звонит, бросали трубки. Давили и сверху: «Не вмешиваться!». День прошёл напряжённо. Отделение привыкло к напряжённым дням другого типа. Когда на их территории произошло что-то эдакое, и они тоже оказывались в «игре». И все работают на результат, звонят телефоны, и все забыли, если этого требуется, про семьи и часы. Но тут колокол бил по ним самим, одному из них. Извечная шутка о том, что если кому-то вдруг не хватает средств на жизнь, и этот кто-то хочет на досуге заняться квартирным или банковским делом - пусть это делает в соседнем районе, подразумевала наличие некоторого опыт и недопустимость ухудшения статистики и положительной динамики раскрываемости в родном районе. Здесь же - вооружённое нападение на женщину, которую де подвозил Кирилл в течении аж получаса, ради цепочки, был абсурд в кубе. Начиная от личности подозреваемого, его финансового положения и избранном способе обогащения. Не одни лишь сотрудники отделения высказывались по данному вопросу. Следствие и розыск управления, все кому приходилось иметь дело с Кириллом, давали соответствующие ручательства и характеристики. Рвался узнать правду и отец парня со своими сотрудниками из другого федерального учреждения. Кирилл упорно не признавался. Всё это ставило в тупик следствие по делу о разбое. Потерпевшая же уверенно опознала водителя напавшего на неё. На чаше её весов находилось описание машины и мужчины, практически полностью соответствующие Кириллу и его красной восьмёрке. Описание, данное сразу после нападения, и за много часов до её опознания «в лицо». Потерпевшая, вместе с оперативниками розыска приехали в город, так как отсюда и вёз её «водитель-разбойник». Группа кружила по улицам, и тут женщина увидела Кирилку, привезшего свою какую-то девушку в бутик: высокого, симпатичного, и на красной восьмёрке…
-Этот. - И через три минуты машина уже гнала во всю прыть на свою территорию. Без права на звонок и прочее. Узнав, кого они "поймали", сотрудники чужого розыска только ускорили темп. Отец первым узнал о задержании. Далеко не сразу и после часов очных ставок и допросов сына. Женщина ликовала, опытный следователь, представители местного руководствам давили, Кирилл, знал толк - только смеялся им в лицо. Это очень осложняло всем жизнь.
Бывших коллег не пустили в сопредельный район, не пустили сверху. Не хотели пускать и отца Кирилла. Даже на порог райотдела. Представители руководства и дежурная служба преградили путь. Он выторговал лишь встречу через стекло и короткий разговор в присутствии наблюдателей. Как буд-то боялись, что отец передаст шифрованную инструкцию или стечкин. «Мне лишь в глаза сына взглянуть…» - просил он и, взглянув через полчаса переговоров, удовлетворённо выдохнул. «Он невиновен, и скоро будет на свободе.» - сказал батя, прощаясь с сыскарями. Всё это накаляло атмосферу в РОВД. Телефоны звонили, и принятое решение о донельзя объективном расследовании начало реализовываться. В камеру Кирилла не рискнули закрыть и подозреваемый сидел в одном из кабинетов розыска пристёгнутым к батарее. Часть местных оперативников поверила ему, Кирилку кормили, принесли журналы, включили телевизор. Опера постарше и руководство шипели и покрикивали на «молодняк», наивный и неопытный, «вступающий в сговор с матёрым преступником». Кириллу выдали бумагу и он подробно расписал где и с кем проводил время в течении прошлых суток. На его счастье во время «совершения им преступления» парень активно общался и всё время был на глазах тех или иных лиц, да ещё и в сотне километров от места разбоя. Сотрудники задержавшего Кирилла РОВД весь следующий день проверяли его алиби, документировали, обзванивали, искали нож, обследовали автомобиль на предмет возможности пребывания в нём потерпевшей, интересовались, есть ли ещё одна красная машина в пользовании семьи подозреваемого, пытались оценить, успел бы он в ночи пронестись туда и обратно на ней. А вечером задержанный был на свободе. Но перед тем как отпустить Кирилла была приглашена потерпевшая и сотрудники уголовного розыска, следователь, извиняясь, пытались объясниться и примирить стороны. Эта сцена, со слов Кирилла, чем-то тогда напомнила ему концовки романов Агаты Кристи, когда всё наконец-то становится на свои места и истина торжествует. Сотрудники милиции зачитывали показания свидетелей, наперебой приводили аргументы - доказывали даме, что дело не в том, что он кем-то был и чей-то сын, что они никого не покрывают и стараются изо всех сил бдить интересы курортников. Она укоризненно качала головой и хмурила лоб, печально вздыхала. Уже под конец «прощальной встречи» пока милиционеры были чуть в стороне, женщина подошла к Кириллу, с которого уже сняли наручники, и сказала на ухо: «Да я в тот же день поняла, что ошиблась, что не ты это был, но кто-то же должен был ответить? Правда, красавчик?» И резко развернувшись на каблуках, покинула кабинет.
Именно в тот день Сергей и Васька, приехавшие забирать Кирилла, впервые и увидели её. Даму как раз провожали и усаживали в такси. Миловидная, немного за тридцать, исполненная достоинства и с новым золотом на шее и специфической «мордой лица», она захлопнула дверцу с шашечками и, казалось, навсегда уехала из их жизни. Сергея и Ваську не интересовало тогда, кто она такая и откуда приехала, и будут ли дальше вестись поиски преступника. На верху лестницы уже нарисовался Кирилка. Он сиял своей гагаринской улыбкой, и разводил руки в стороны в жесте полном радости и смущения и означавшем: «вот такая вышла незадача, братцы». Пора было возвращаться.
Перекрёсток
Мистраль
Тени прошлого
ВРИО ангелов
Непогода
И всё казалось было хорошо и свет и действо: группа промышленных альпинистов уже приступила к своей работе на фасаде нового торгово-развлекательного центра. Но Васька, точнее Василий Николаевич, вздохнул, Он был прав - марево и сегодня довлело над долиной и, картинка получалась не слишком, немного «замыленной». Фотографировали из-за реки одолженным телеобъективом, по-другому никак. Конечно десять утра не то время, когда нужно выходить на подобные съёмки, но будут ли рано утром монтажники? Да и не были фотографы фанатами, просто приехали поснимать чтобы внести разнообразие в выходные. И в случае удачи повесить картинку над столом в «кают-компании», или ещё где.
-Ладно, делаем как есть, попробуем подправить после. - Сергей заглянул в видоискатель, несколько раз отжал тросик, затвор камеры послушно отзывался характерными щелчками.
-Мальчики, а как можно спуститься к реке?
Мужчины обернулись и переглянулись. Несмотря на прошедшие три года они узнали женщину сразу. То же светло-русое каре, золотая цепь, и главное - губки то ли «бантиком», то ли «куриной жопкой» - неприятная пренебрежительная конфигирация, о которой ещё говорят: «кисляк». Хотя есть мнение, что «кисляк» может выглядеть и совершенно иначе.
-А Вы снова к нам? - Ответил вопросом на вопрос Васька. - Одна и без охраны? - Васька иногда мог быть грубоватым даже с женщинами.
Даму передёрнуло. Она не узнала их, но по лицам мужчин, излучающих презрение, догадалась о контексте. И круто развернувшись, быстро удалилась.
В сущности, какие счёты они предъявляли ей, глядя в след растворяющемуся в толпе силуэту? Каждый мог ошибаться, быть неправым. Да и можно ли было из той истории выйти иначе, чисто, чище? Эти двое, да и не они одни, а и ещё несколько десятков человек считали, что можно было.
Кирилла вряд ли можно было считать баловнем судьбы. По нескольким причинам. Но кое-что у него всё-таки было. И в первую очередь, то, о чём, наверное, мечтают многие парни. Высокий, спортивный, немного нескладный, невероятно похожий на Дэвида Духовны, он пользовался невероятным успехом у женщин. Всегда. Весёлый и заводной, он в то же время часто находился в состоянии некоей апатии и задумчивости. И эта искромётность в купе с печальным взглядом агента Малдера, тихой благодатной улыбкой, вероятно, убийственным дуплетом, действовали на девушек. Порода, такт, открытость, умение слушать и рассказывать, дружить и учиться - все эти качества способствовали успеху. Успеху у женщин, просто у людей, потенциальному успеху по жизни. Так примерно и было. Или, во всяком случае, казалось. Именно такие парни рекламируют бельё и бритвы, играют роковых красавцев в дорогих сериалах. Или, по крайней мере, такими их представляют глянец и СМИ.
Кирилл отслужил срочную не где-нибудь, а, как и отец - в погранвойсках. И сразу после армии попал в отдел, все годы своей службы оставаясь самым молодым сотрудником. Конечно, девушки отвлекали его от работы и днём и ночью. Кирилку можно было запросто застать спящим «на производстве», он забирался в укромный уголок и отрубался сразу. Если поблизости не было начальства. Но этому парню находящемуся годами в состоянии перманентной влюблённости подобные шалости частенько прощались. Во-первых: как платят, так и работаем, и здесь каждый по-своему мстил системе, и система всё равно всегда брала верх. А во-вторых, парень был смышлён, и никогда не перечил ни старшим, ни ровне, и с готовностью отзывался и впрягался в новые поручения и нагрузки. А эти его рассказы о светской жизни ночного города за послеобеденным чаем, телефонное общение с девушками, оживляли микроклимат в коллективе, добавляли перчинку, то самое необходимое состояние «springtime». Каждый сотрудник, возвращаясь с необычного выезда, заявлял что-то вроде: «Нет, вы только послушайте!» И вносил свою лепту в дело положительной психкоррекции жизнедеятельности коллег, своей, как говорится, «малой родины» в условиях абсолютного безразличия системы к подобным вопросам. Кирилла же, выдавая перипетии жизнедеятельности городского обывателя, пропускал их через своё видение, фильтр весёлого, доброжелательного повесы, которого помимо всего прочего в городе частенько ждали новые встречи с новыми девушками. Ему подсовывали бумажки с телефонами, глядя на него дамы бледнели, краснели, и во всё это легко верилось - потому что подтверждения этим явлениям были, как говорится, налицо... Эти тексты про то и про это, о собственно событии, его участниках первой и второй очереди - как затейливые матрёшки, выпрыгивали одна из другой и, заставляя подчас слушателей сотрясаться от смеха и пускать слёзы в чай.
Так как коллектив занимался не развозом пицц, и тема: «шерше ля фам!» частенько присутствовал в сюжетах городских происшествий, то если бы это было кому-то надо, сотрудники могли бы переписать «Декамерон» заново. И тогда после начальной фразы: «Один немолодой, но жадный до любви горожанин как-то…» или «Однажды одна ревнивица…» каждый с присутствующий мог потянуть руку вверх, и рассказать реальные историй, в которых он так или иначе был сведущ, или даже как-то поучаствовал. В одну из таких вот историй и попал Кирилка. Попал, как говорится, так попал. За все годы, что он работал в отделе, да и потом, никто не видел парня в ярости, никто не слышал о ревности, или его «разборках» с девушками, или соперниками. Казалась его личное - внеслужебное житие, то ли медовое, то ли бедовое, наполнено своей внутренней гармонией, несмотря на сложную любовную геометрию, что через женщин не видать Кирилке горечи и расстройств. Ан нет. Васька, или точнее Василий Николаевич, начал бы повествование, пожалуй, вот так: «Одна гордая и жестокосердная иногородняя женщина, попала в неприятности и …» Но можно и по-другому, по-современному.
Кирилла проработал в профессии пять лет и уволился. Как он и сам признавался, давние приятели и приятельницы - школьный ещё круг - начали за глаза называть его «агентом» и «нашим ментом». После пары лет Кирилловой службы они заметили изменения в поведении друга. Былой бесшабашности не стало и в помине. Они - его окружение - продолжали жить в счастливом безрассудном неведении, или точнее презрения к потенциальным проблемам, он же знал не понаслышке о некоторых вещах, и уже не мог расслабиться как раньше. Так или иначе, но после семи лет в погонах этот, в общем-то, сугубо гражданский человек вернулся в свою стихию. Новую работу нашёл в полном соответствии со стилем и ритмом своих былых воскресных устремлений - среди музыки, барных стоек и обеспеченных людей. Очень скоро он подправил своё материальное положение, появились дорогие вещи, машина. Но отрыв от прежней работы, а скорее всё-таки от людей, давался молодому человеку непросто. Кирилка приезжал на все праздники, старался накрыть стол, сиял, был искренне рад каждой встрече. И всё это было взаимно. Всегда. Система с её надругательством над КЗоТ, извечным: «Вперёд, быстрее, отдых будет на пенсии!», отняв многое, дала ощущение сопричастности, товарищества, подтверждаемое не на словах, а на деле, днём и ночью, тогда как новый бизнес не принёс новых друзей. «Там крутятся деньги, но каждый за себя и под себя, и большие проблемы с доверием». Его новые рассказы были про ящики испорченных бананов, которые но никогда не видел, но оплачивал лично. Про дорогое спиртное, которое «ушло» из бара между сменами, и за которое теперь ежемесячно вычиталось из его и официантки зарплат. Он опять «торчал штуку баксов шефу» за какой-то реквизит и провизию. «Торчать» - мы не помнили этих слов его словарном наборе - кому-то тысячу долларов, да ещё и опять, и притом говорить об этом как о потерянных носках - в те годы и в нашем сообществе, было бесконечно красиво и пленительно.
Встреча с «жестокосердной иногородней женщиной» произошла именно в этот период - через три года после увольнения Кирилла. Новость о том, что Кирилла среди бела дня скрутили, и вывезли в сопредельный район по подозрению в совершении разбойного нападения, повергло отделение в ступор и шок. В хорошем коллективе не бывает бывших, особенно если людей по штату меньше чем пальцев на обеих руках и человек оставил о себе хорошую память. Само управление - орган, в котором они героически трудились, напоминало большой муравейник, или большую деревню, где многое было известно если не всем, то многим. В известных пределах, большой тайной не была и внутренняя жизнь смежников как по горизонтали, так и по вертикали, тем более, что многое вообще доводилось в приказном порядке. В городе постоянно кого-то срочно снимали, переводили, увольняли, выпроваживали на пенсию, арестовывали. Регулярно заседали суды чести. Но по большей части новости эти были логическим завершением карьер горе-правоохранителей. В середине девяностых начальник управления, собрав офицерский состав, в ярости тряс над головой тринадцатью заявлениями - молодой участковый обложил данью все торговые точки на своей территории. В прошлом месяце пожилой майор в очередной раз сев за руль «крепко выпимши», «поймал» иностранную делегацию у въезда на экономический форум. Другой, дознаватель, уже не раз изумлявший коллег, на сей раз приказал предпринимателю, торговавшему нижним бельём "во избежание проблем" подготовить небольшую партию для своей жены… На суде, находившиеся в зале женщины, сочли его поступок не только противозаконным, но и в то же время «матримониально правильным», ведь он указал в "своей трогательной записке" только одни женские параметры: «50 разм. и чашечки третий номер.» Они тихонько интересовались, если вдруг ЭТО уже изъято, можно ли покопаться в конфискате, пользуясь случаем? Просто посмотреть качество… Мужчины отвлеклись от телефонов, бумаг, кто-то проснулся, представитель ОБЭП предложил ввезти для сотрудниц необходимое, можно и из Лондона, и всё за счёт ОБЭП: «вот только краевую комиссию отправим назад на родину». «Разбираемый», молча, краснел, подперев взглядом пол. Суд чести старшего офицерского состава тогда перерос в тематический фестиваль и прошёл ярко и незабываемо.
Ситуация же с Кириллом была совершенно иной. Сотрудники оседлали телефоны, собиралась делегация для выезда в соседний РОВД. Речь не шла о давлении, хотелось выяснить правду и удержать Фемиду, обитавшую во тьме и иллюзиях от глупостей. Или подлостей. У сотрудников был опыт и в этой сфере, к счастью пока не на своих шкурах, но отделение могло переписать не только «Декамерон». Страсти накалились до предела так как тамошние сотрудники, узнав, кто звонит, бросали трубки. Давили и сверху: «Не вмешиваться!». День прошёл напряжённо. Отделение привыкло к напряжённым дням другого типа. Когда на их территории произошло что-то эдакое, и они тоже оказывались в «игре». И все работают на результат, звонят телефоны, и все забыли, если этого требуется, про семьи и часы. Но тут колокол бил по ним самим, одному из них. Извечная шутка о том, что если кому-то вдруг не хватает средств на жизнь, и этот кто-то хочет на досуге заняться квартирным или банковским делом - пусть это делает в соседнем районе, подразумевала наличие некоторого опыт и недопустимость ухудшения статистики и положительной динамики раскрываемости в родном районе. Здесь же - вооружённое нападение на женщину, которую де подвозил Кирилл в течении аж получаса, ради цепочки, был абсурд в кубе. Начиная от личности подозреваемого, его финансового положения и избранном способе обогащения. Не одни лишь сотрудники отделения высказывались по данному вопросу. Следствие и розыск управления, все кому приходилось иметь дело с Кириллом, давали соответствующие ручательства и характеристики. Рвался узнать правду и отец парня со своими сотрудниками из другого федерального учреждения. Кирилл упорно не признавался. Всё это ставило в тупик следствие по делу о разбое. Потерпевшая же уверенно опознала водителя напавшего на неё. На чаше её весов находилось описание машины и мужчины, практически полностью соответствующие Кириллу и его красной восьмёрке. Описание, данное сразу после нападения, и за много часов до её опознания «в лицо». Потерпевшая, вместе с оперативниками розыска приехали в город, так как отсюда и вёз её «водитель-разбойник». Группа кружила по улицам, и тут женщина увидела Кирилку, привезшего свою какую-то девушку в бутик: высокого, симпатичного, и на красной восьмёрке…
-Этот. - И через три минуты машина уже гнала во всю прыть на свою территорию. Без права на звонок и прочее. Узнав, кого они "поймали", сотрудники чужого розыска только ускорили темп. Отец первым узнал о задержании. Далеко не сразу и после часов очных ставок и допросов сына. Женщина ликовала, опытный следователь, представители местного руководствам давили, Кирилл, знал толк - только смеялся им в лицо. Это очень осложняло всем жизнь.
Бывших коллег не пустили в сопредельный район, не пустили сверху. Не хотели пускать и отца Кирилла. Даже на порог райотдела. Представители руководства и дежурная служба преградили путь. Он выторговал лишь встречу через стекло и короткий разговор в присутствии наблюдателей. Как буд-то боялись, что отец передаст шифрованную инструкцию или стечкин. «Мне лишь в глаза сына взглянуть…» - просил он и, взглянув через полчаса переговоров, удовлетворённо выдохнул. «Он невиновен, и скоро будет на свободе.» - сказал батя, прощаясь с сыскарями. Всё это накаляло атмосферу в РОВД. Телефоны звонили, и принятое решение о донельзя объективном расследовании начало реализовываться. В камеру Кирилла не рискнули закрыть и подозреваемый сидел в одном из кабинетов розыска пристёгнутым к батарее. Часть местных оперативников поверила ему, Кирилку кормили, принесли журналы, включили телевизор. Опера постарше и руководство шипели и покрикивали на «молодняк», наивный и неопытный, «вступающий в сговор с матёрым преступником». Кириллу выдали бумагу и он подробно расписал где и с кем проводил время в течении прошлых суток. На его счастье во время «совершения им преступления» парень активно общался и всё время был на глазах тех или иных лиц, да ещё и в сотне километров от места разбоя. Сотрудники задержавшего Кирилла РОВД весь следующий день проверяли его алиби, документировали, обзванивали, искали нож, обследовали автомобиль на предмет возможности пребывания в нём потерпевшей, интересовались, есть ли ещё одна красная машина в пользовании семьи подозреваемого, пытались оценить, успел бы он в ночи пронестись туда и обратно на ней. А вечером задержанный был на свободе. Но перед тем как отпустить Кирилла была приглашена потерпевшая и сотрудники уголовного розыска, следователь, извиняясь, пытались объясниться и примирить стороны. Эта сцена, со слов Кирилла, чем-то тогда напомнила ему концовки романов Агаты Кристи, когда всё наконец-то становится на свои места и истина торжествует. Сотрудники милиции зачитывали показания свидетелей, наперебой приводили аргументы - доказывали даме, что дело не в том, что он кем-то был и чей-то сын, что они никого не покрывают и стараются изо всех сил бдить интересы курортников. Она укоризненно качала головой и хмурила лоб, печально вздыхала. Уже под конец «прощальной встречи» пока милиционеры были чуть в стороне, женщина подошла к Кириллу, с которого уже сняли наручники, и сказала на ухо: «Да я в тот же день поняла, что ошиблась, что не ты это был, но кто-то же должен был ответить? Правда, красавчик?» И резко развернувшись на каблуках, покинула кабинет.
Именно в тот день Сергей и Васька, приехавшие забирать Кирилла, впервые и увидели её. Даму как раз провожали и усаживали в такси. Миловидная, немного за тридцать, исполненная достоинства и с новым золотом на шее и специфической «мордой лица», она захлопнула дверцу с шашечками и, казалось, навсегда уехала из их жизни. Сергея и Ваську не интересовало тогда, кто она такая и откуда приехала, и будут ли дальше вестись поиски преступника. На верху лестницы уже нарисовался Кирилка. Он сиял своей гагаринской улыбкой, и разводил руки в стороны в жесте полном радости и смущения и означавшем: «вот такая вышла незадача, братцы». Пора было возвращаться.