Страшные тайны испанской недвижимости, часть третья
Сегодня вечером покажу вам продолжение почти детективной эпопеи Ирины Медведевой про испанскую недвижимость. Все истории, которыми она делилась со мною и с вами, можно поглядеть по этому тэгу.
Первую часть можно прочитать здесь
Вторую часть можно прочитать здесь.
В третьей части я собиралась рассказать о банковской недвижимости, но вчера (в воскресенье вечером!) по мою душу явилась полиция, и планы изменились.
Я решила написать о самой страшной опасности, подстерегающей владельца недвижимости в любой стране. Избежать этой опасности не удается почти никому. Некоторые пытаются, но возможности есть не у всех. Спасая свою нервную систему, один испанец из соседнего городка несколько лет назад продал за семь миллионов евро любимую виллу, купил небольшой остров у берегов Панамы и запретил доступ на остров всем посторонним.
Думаю, вы уже догадались, о чем пойдет речь. Сегодня я порадую вас историями о соседях.
Увидев у калитки полицейскую машину, я сбегала за фотоаппаратом, чтобы с террасы запечатлеть служителей закона.
Полицейский предложил мне спуститься.
- Вы знаете, что фотографировать полицию запрещено? - спросил он. - Зачем вы это делаете?
- Мне нравятся полицейские, - сказала я, решив, что немного лести не помешает. - У вас очень красивая форма.
Беседу с представителями закона я пересказывать не буду - она касалась разрешений на использование дороги.
Полицию в очередной раз на меня натравил сосед.
После того, как московские соседи чуть не линчевали меня, заподозрив в похищении козла (см. рассказ « О козле и народном гневе»), я тоже некоторое время мечтала об острове.
В Испании с соседями мне, в основном, везло. Сама я соседка почти идеальная - со всеми здороваюсь, скандалов и пьяных дебошей не устраиваю, музыку громко не включаю и проблем не создаю.
Но даже в старушке Европе свихнувшиеся соседи, подобно бензопиле маньяка, настигают вас в самый неподходящий момент.
Арендатор, поселившийся под моей квартирой в Барселоне, ударами помял мне бронированную дверь. Он начинал ломиться в дверь через минуту после того, как я включала домашнюю хлебопечку, чтобы приготовить бородинский хлеб. Хлебопечка перемешивала тесто в течение двадцати минут. Я этот звук едва слышала, но соседа он приводил в бешенство. Рев пылесоса и грохот блендера соседа не раздражали. Из всех существующих на свете электроприборов он ненавидел лишь маленькую безобидную хлебопечку.
Во все существующие инстанции сосед писал доносы о спрятанной у меня в квартире подпольной хлебной фабрике. Я демонстрировала инстанциям миниатюрный аппарат, выпекающий за 4 часа одну буханку хлеба. Этой буханки мне хватало на неделю. Инстанции крутили пальцем у виска и отправляли соседа жарить спаржу (испанский аналог посыла на три буквы).
Война из-за хлебопечки превратилась в захватывающий детектив, но про это будет отдельный рассказ.
Похожая история с соседом-стукачом случилась во времена моего счастливого советского детства. В то время я жила в Москве, на Ленинском проспекте, в кооперативе для преподавателей МГУ.
На праздники мы часто собирались в квартире математиков - моих соседей по этажу и пели застольные песни.
На художника, живущего под математиками, хоровое пение действовало примерно так же, как хлебопечка на испанца.
Доносы на соседей он строчил во все возможные инстанции, включая партком МГУ, хотя математики в партии не состояли.
Художник был человеком интеллигентным, что отражалось на стиле его письма. В ЖЭК он накатал «телегу» по поводу белья, которое математики развешивали на общей сушилке во дворе.
«Взор случайных прохожих оскорбляет Людино снежно-белое исподнее белье и иссиня-черное исподнее Мишино» - писал интеллигентный художник (текст доноса воспроизводится по Мишиным мемуарам).
В надежде, что математиков посадят за политическую неблагонадежность, художник написал в милицию, что в ночь под старый новый год соседи сверху наряду с «Вихри враждебные» пели еще и «Боже, царя храни».
- Лет десять назад он бы точно вас засадил, - сказал пришедший к математикам милиционер. - Ведите себя потише. Этот стукач не успокоится, он вас достанет.
Но вернемся в Испанию.
Во второй раз соседи настигли меня в апартаментах, которые я купила для сдачи в туристическую аренду. Комплекс апартаментов принадлежал немцам. Это был оазис покоя и порядка с идеально ухоженным садом, по которому запрещалось ходить, чтобы не беспокоить соседей.
Потом к нам вселились две вредные испанки бальзаковского возраста и начали портить жизнь всем. Немцев они считали «понаехавшими» и обращались с ними соответственно. Соседки пытались захватить общественную кладовку, огородили забором чужую территорию и предлагали на общем собрании выкорчевать сад, а на его месте устроить парковку. Немецко-русский союз отбил атаку злобных аборигенов, но нервы они нам потрепали.
В третий раз вредный испанский сосед принялся отравлять мне жизнь примерно месяц назад.
Дом, в который въехал Лукас (имя изменено), изначально был несчастливым.
Когда-то в нем жила пара влюбленных гомиков. Гомики были вполне приятные, но они обожали собак и подбирали на улице псов-невротиков.
Невротики заливались истерическим лаем днем и ночью, лишь изредка прерываясь на еду и сон.
Проведя несколько ночей по соседству с ними, самый истовый любитель животных начинал разделять кулинарные пристрастия корейцев.
После гомиков владельцем дома стал строитель, женатый на белоруске. Семейная жизнь у них не задалась, и строитель продал дом Лукасу.
Некоторое время по урбанизации ходили слухи, что Лукас - мафиози, скрывающийся от подельников или от правосудия.
Новый сосед и его жена (или любовница) ни с кем не разговаривали, не здоровались и не называли своих имен.
Ездили они на огромных дорогих внедорожниках. Паркуя машину на улице, они ставили ее перед чужим забором, чтобы по машине нельзя было определить, где они живут.
Время от времени Лукас устраивал приемы, и к его дому, прямо как в «Крестном отце» съезжались десятки дорогих автомобилей черного цвета с темными стеклами.
Инкогнито Лукаса раскрылось случайно - из-за его собственной небрежности.
Один из соседей, выбрасывая мусор, заметил в помойке толстую пачку напечатанных на дорогой бумаге документов. Решив использовать для записей обратную сторону листов, он забрал документы домой.
Среди них он обнаружил бумаги с фотографией таинственного соседа и его личными данными. Лукас оказался членом правящей партии и депутатом парламента Каталонии.
Погуглив фамилию Лукаса, сосед выяснил, что тот является представителем огромного количества предприятий и имеет собственный бизнес. Судя по информации из Интернета, Лукас был миллионером.
С какого перепугу он поселился в урбанизации для среднего класса, было непонятно. Соседи решили, что Лукас живет с любовницей и не хочет, чтобы об этом стало известно журналистам и избирателям.
Несколько лет мы с Лукасом не сталкивались. Наши дома разделял поросший соснами участок, на котором обитали совершенно очаровательные древесные крысы.
Потом участок с соснами и крысами стал моим. Попросив прощения у крыс, я выкорчевала сосны и начала на участке строительство.
Момент для этого я выбрала самый неподходящий.
На последних выборах Лукас в парламент не прошел и ходил злой, как черт, а тут я, как назло, начала долбить скалу.
Лукаса я понимала. Хоровое пение и хлебопечка были детской игрой в сравнении с дикой помесью бульдозера, экскаватора и подъемного крана, крушащей гигантским зубилом твердую, как алмаз, скальную породу.
Озверевший Лукас выскакивал на улицу и грозил моим строителям всеми муками ада. Плюнув на тщательно оберегаемое инкогнито, бывший депутат заявил, что вся местная администрация у него в кармане, и пообещал устроить нам «счастливую жизнь».
При виде грузовика, приближающегося к участку, чтобы разгрузить стройматериалы, Лукас немедленно звонил в полицию, и говорил, что грузовик мешает движению транспорта.
Я то и дело бегала в мэрию, оплачивая разрешения на использование дороги для погрузочно-разгрузочных работ, но это мало помогало.
Полиция проезжала мимо моего дома каждые пять минут и, несмотря на разрешения, выдвигала требования, о которых строители, работавшие в Калафеле несколько десятков лет, до этого никогда не слышали.
Строители проклинали экс-депутата и его козни, а я, стоя в очередях за очередным разрешением, продумывала планы страшной мести.
Возьму и напишу в какой-нибудь каталонский партком, что представитель Каталонии застольные песни с соратниками по партии поет исключительно на языке оккупантов, предпочитая непристойные испанские «лолайры» идеологически выдержанному каталонскому фольклору.
Надо будет только узнать, где в Каталонии находится партком.
А на прощание - фото машинки, которая довела до безумия бывшего депутата.
Она же в виде экскаватора.
Она же - подъемный кран.
Маленький экскаватор.
Моя любимая фотография - экскаватор в ночи. По ночам он не работает, только иногда светится.
Про особенности строительства и ремонта в Испании я тоже когда-нибудь напишу. Это - отдельная песня.