Виталий Пушницкий. "Точки зрения". СПб. "Новый музей". 6 декабря - 9 февраля
Честность и подлинность художника, с некоторых пор, я определяю с помощью понятия «апология скуки». Я заметил, что произведения художника, осознавшего свое главное дело, цель и предназначение обычно наполнены этой самой высокой «скукой». Связано это с тем, что такой художник уже совсем не думает о зрителе: не подслащивает, не «вводит в высший свет», не призывает к «высокой духовности», не предлагает включиться в «политическую борьбу», не развлекает, не пытается испугать, задобрить, обольстить, удивить, понравиться. Он просто делает то, что должен делать.
"Ибо, поистине, искусство таится в природе;
кто может его оттуда добыть, тот становится его обладателем"
Альбрехт Дюрер
"Природа - сфинкс. И тем она верней
Своим искусом губит человека,
Что, может статься, никакой от века
Загадки нет и не было у ней"
Федор Тютчев
«The life of an artist is like the life of a monk, a lewd monk if you like,
very Rabelaisian. It is an ordination"
Marcel Duchamp
Каждый думающий cовременный художник занят не только проявлением собственного «я», но так или иначе размышляет о месте искусства в мире. С позиции Пушницкого это размышление заключается в своеобразной «донкикотской» попытке испытания и обнаружения клеток «живой жизни» в страстном диалоге о живописи, завещанном нам историей искусства. Он прекрасно понимает, что живопись сегодня не в прицеле актуальности, она слишком неспешна и трудоемка чтобы поспевать за стремительными информационными потоками и реакциями времени. Но все равно продолжает бить в эту точку, поскольку выбрал для себя классический путь художника, живущего ежедневным трудом. Этот путь кажется анахронизмом и данью академическому образованию, оторванной от жизни романтикой, где слишком многое ставится «на кон»: Пушницкий не блистает на баррикадах, не делает эффектных арт-дизайнерских постановок (хотя, вполне бы мог), не читает лекций для восторженных поклонниц, и не ведет популярного блога. Он просто - художник. Но именно в этом его достояние и цельность.
Музею или крупной культурной институции с таким автором работать очень комфортно так как он предлагает не некое, пусть и эффектное, отдельное высказывание, а объемный и проработанный визуальный мир, который постоянно прирастает территорией, не теряя связей со всем прежде созданным. Поэтому, любая выставка Пушницкого - большая или маленькая, читается как ретроспектива, где прошлое плотно связано с настоящим.
Новый проект в «Новом музее» яркий тому пример. Он состоит из трех частей: живописные рондо из серии «Points», cкульптурные объекты из серии «Динамические структуры» и совсем новый «открыточный» проект «Бритва Оккама». Именно он сейчас находится в самой горячей работе и прицеле внимания художника. Проект был начат прошедшим летом, в Италии, куда художник вроде бы ездил отдыхать с семъей. Но что такое «отдых» и вообще возможен ли он для художника, когда мысль неостановима, а искусство и есть главное? Поэтому, даже находясь в дали от мастерской и привычного инструментария, Пушницкий изобретает «походную» версию производства искусства, для которой достаточно уголка стола или даже колен.
Если мы присмотримся к этому проекту более внимательно, то обнаружим за ним уже знакомую линию, тянущуюся от монументального полотна «Обиженные гении уходят из искусства». В нем классические невинные putti, характерные для искусства барокко и ренессанса (своеобразный символ классического «ангелического» искусства как такового) совершали escape из пространства холста (читай шире - живописи) так как более не могли находиться в его жестком «индустриальном» постмодернистком пространстве (читай - поле битвы). За написанием этого полотна последовало неожиданное продолжение - Пушницкий решил проанализировать сам себя, аналитически разобрав собственную картину. Далось это с большим трудом, через мучительный поиск точных формулировок, преодоление косноязычия и бесконечные вопросы, поскольку в постановке задачи значилось ни много не мало - попытка описания структуры геометрической красоты - задачи, которой в свое время (безуспешно) занимался сам Дюрер. Надо сказать, что вымучив всех вокруг, Пушницкий тогда все же добился какого-то приемлемого для него результата и даже (как последовательный перфекционист) напечатал это исследование как самостоятельную графическую работу.
Но «Бритва Оккама» это совсем новый проект и для того, чтобы понять откуда он появился необходимо отойти немного назад во времени, когда, в сосредоточенном преимущественно на исследовании фигуративной живописи творчестве Пушницкого, появляются странные, геометрические объекты из серии «Динамические структуры». Эти объекты предельно просты и сложены в структуры как кубики из детского конструктора. Более того, они намеренно используют самые простые и профанные строительные материалы: пенобетон, гипсокартон, пенопропилен, древесно-стружечную плиту и напиленный на бруски технический мрамор. Странность, собственно, не в самом факте их появления (работа с разного рода фактурными и световыми объектами пунктиром сопровождает его творчество), а в том что объекты этой серии были совсем не сюжетными и разбирали визуальность до скелета, до простейшей базовой формы. Но художник и не скрывал этого секрета, рядом с объектами он показавал и художественную «кухню»: собственные фото, зарисовки, вырезки из книг сосредоточенные на наблюдении за природой - единственным соперником с которым невозможно соревноваться, а лучше привлечь на свою сторону. Причем, это наблюдение выглядело совсем не восторженным и умилительным «ми-ми-ми», а походило на хирургическую операцию по препарированию гармонии формы до скелета, подобно ящерице попавшей в муравейник. При первом взгляде казалось, что уж в этих то натурфилософских работах нет прямой связи и диалога с историей искусства, но затем становилось понятно что вся эта операция проводилась только для того, чтобы из базовых элементов вновь собрать гармонию с человеком в ее центре. Именно этот опыт вдруг с абсолютной прозрачностью открыл, что за всей видимой фигуративной надстройкой и драматическими сюжетами живописи Пушницкого на самом деле скрывается внутренняя работа по анализу и поиску безупречных геометрических, пространственных систем, за которыми, как оказывается, и спрятан тайный «скелет» эмоции, сильного переживания и в конечном итоге - красоты.
«Бритва Оккама» продолжает эту аналитическую линию с одним уточнением - эта аналитика не просто увлекательный процесс и удовольствие для художника сам по себе, но и способ вновь вернуться к живописи с новыми идеями. Такой своеобразный тренинг профессионала, который все время спорит с самим собой «вчерашним». В версии Пушницкого открытка это тоже микроскульптура и он расценивает ее как двумерный ready made, который препарируется в объемный рельеф. Мы настолько привыкли к феномену живописи, что уже как-то забываем что этот феномен построен на условности принимать двухмерное изображением за трехмерное. В живописной «космогонии» Пушницкого живопись это плоский знак - далекая вселенная на звездном небе, об огромности, и объемности которой мы только знаем, но в это знание твердо верим. И художник, собственно, и есть тот Демиург, который способен через секреты профессии и работу с геометрическим и пропорциональными построениями придать этой вере максимальную убедительность. И это очень ответственная задача, знание о которой хранится внутри Ордена подлинных «храмовников» живописи. Именно к этому знанию, оставшемуся как тайна в картинах старых мастеров и обращается Пушницкий, пытаясь расшифровать это знание и через него понять место живописи в современном мире. Современная же ему живописная традиция активно рефлексирует факт собственной плоскостности, но игры с прямолинейным препарированием живописи в трехмерный объект не устраивают Пушницкого, как не устраивают и современные попытки с помощью компьютерных технологий создавать эффектные и необычные перспективы за которыми нет мысли, а только визуальный аттракцион. Одним из важных аргументов для него здесь служит факт спекулирования чувствами зрителя, приводящий к «дегуманизация искусства» по Ортеге-и-Гассету. Поэтому, он вглядывается в картины именно старых мастеров, анализируя их геометрические опыты построения объемного пространства в плоскости. В результате этого анализа открывается внутренняя структура произведения, которую Пушницкий представляет в виде геометрического построения, на основе которого он создает собственную микроскульптуру. Таким образом, аналитическое исследование становится объектом искусства.
На самом деле, за этой аналитической работой, скрывается и постоянная критическая дискуссия и расплата с академическим образованием. В собственном творчестве Пушницкий постоянно обращался и обращается к картинам именно старых мастеров. Но одна из болезненных коннотаций академизма - «сухо и скучно», формальное повторение приводит к «мертвечине». Художник в Пушницком здесь уступает место врачу-диагносту, и к счастью, в этой саморефлексии видна не угрюмая критичность, а привлекательная легкость отсранения от себя критикующего, состояние «созерцания над созерцателем». Видимая «легкость» и получение ключа к такого рода созерцательности опосредуется случаем. Гуляя по Италии Пушницкий случайно натыкается на букинистический магазин с развалами открыток, посвященых картинам старых мастеров. Надо сказать, что как подлинный художник, эти открытки он всегда ненавидел, не понимая как можно выйдя из музея, где ты только что видел картины воочию и тут же покупать эти (часто плохо) напечатанные копии? Образ же уже внутри тебя! Но масса открыток, сваленных в ящики, напоминала сводный каталог где рядом оказывались и великие и случайные произведения. Но почему так? Отчего одно нам нравятся, а другое нет? С этой точки и начался проект вокруг которого построена вся история, которую вы увидите в Новом музее.
Дмитрий Пиликин
