О старости
Почти всегда, думая о старости, я поеживалась от неприятного чувства страха и нежелания (хоть и в весьма отдаленном будущем) становится беспомощной бабулькой. В нашей стране старость - почти синоним проклятия. Никто (хотя, есть, наверное, исключения) не хочет стареть.
Но, если подумать, все ведь зависит от восприятия. Старость - это вечер (вроде бы у Гавальды я на эту мысль наткнулась). Большинство людей любят вечер, ведь вечером можно расслабиться после долгого рабочего дня, можно делать все, что захочется. Так и в старости появляется время на себя, свои желания. И во многом, если не во всем, "вечер" человека зависит от него самого. Можно сказать, что старость - это лакмусовая бумажка - в старости к человеку возвращается все, что он делал в жизни, то, как он относился к людям.
В одном из старых номеров Esquire нашла запавшую глубоко мне в душу статью Познера, в которой он опубликовал письмо своей подруги о старости. Думаю, именно так мне бы хотелось чувствовать себя в свой "вечер":
«Старость, решила я, это дар. Сегодня я, пожалуй, впервые в жизни стала тем человеком, которым всегда хотела быть. Нет, речь не о моем теле, конечно! Иногда это тело вызывает у меня отчаяние - морщины, мешки под глазами, пятна на коже, отвислый зад. Часто меня шокирует старуха, которая обосновалась в моем зеркале, - но переживаю я недолго.
Я бы никогда не согласилась обменять моих удивительных друзей, мою замечательную жизнь, мою обожаемую семью на меньшее количество седых волос и на плоский подтянутый живот. По мере того как я старею, я стала к себе добрее, менее критичной. Я стала себе другом. Я себя не корю за то, что съела лишнее печеньице, за то, что не убрала постель, за то, что купила эту идиотскую цементную ящерицу, в которой я абсолютно не нуждаюсь, но которая придает такой авангардный оттенок моему саду. Я имею право переедать, не убирать за собой, быть экстравагантной. Я была свидетелем того, как многие - слишком многие - дорогие друзья слишком рано покинули этот мир, еще не поняв, не испытав великую свободу, которую дарует старость.
Кому какое дело, если я читаю до четырех часов утра и сплю до полудня? Я сама с собой танцую, слушая замечательные мелодии пятидесятых годов, и, если мне иногда хочется поплакать над ушедшей любовью, что ж, поплачу. Я пройдусь по пляжу в купальнике, который еле удерживает располневшее тело, если захочу, я кинусь в океанскую волну, несмотря на полные жалости взгляды со стороны юных существ, одетых (раздетых?) в бикини. Они тоже состарятся.
...
Итак, в ответ на твой вопрос, могу сказать: мне нравится быть старой. Старость освободила меня. Мне нравится тот человек, которым я стала. Я не буду жить вечно, но, пока я здесь, я не стану терять времени на переживания по поводу того, что могло случиться, но не случилось, я не стану переживать по поводу того, что может еще случиться.
И я буду есть сладкое на третье каждый божий день».
Но, если подумать, все ведь зависит от восприятия. Старость - это вечер (вроде бы у Гавальды я на эту мысль наткнулась). Большинство людей любят вечер, ведь вечером можно расслабиться после долгого рабочего дня, можно делать все, что захочется. Так и в старости появляется время на себя, свои желания. И во многом, если не во всем, "вечер" человека зависит от него самого. Можно сказать, что старость - это лакмусовая бумажка - в старости к человеку возвращается все, что он делал в жизни, то, как он относился к людям.
В одном из старых номеров Esquire нашла запавшую глубоко мне в душу статью Познера, в которой он опубликовал письмо своей подруги о старости. Думаю, именно так мне бы хотелось чувствовать себя в свой "вечер":
«Старость, решила я, это дар. Сегодня я, пожалуй, впервые в жизни стала тем человеком, которым всегда хотела быть. Нет, речь не о моем теле, конечно! Иногда это тело вызывает у меня отчаяние - морщины, мешки под глазами, пятна на коже, отвислый зад. Часто меня шокирует старуха, которая обосновалась в моем зеркале, - но переживаю я недолго.
Я бы никогда не согласилась обменять моих удивительных друзей, мою замечательную жизнь, мою обожаемую семью на меньшее количество седых волос и на плоский подтянутый живот. По мере того как я старею, я стала к себе добрее, менее критичной. Я стала себе другом. Я себя не корю за то, что съела лишнее печеньице, за то, что не убрала постель, за то, что купила эту идиотскую цементную ящерицу, в которой я абсолютно не нуждаюсь, но которая придает такой авангардный оттенок моему саду. Я имею право переедать, не убирать за собой, быть экстравагантной. Я была свидетелем того, как многие - слишком многие - дорогие друзья слишком рано покинули этот мир, еще не поняв, не испытав великую свободу, которую дарует старость.
Кому какое дело, если я читаю до четырех часов утра и сплю до полудня? Я сама с собой танцую, слушая замечательные мелодии пятидесятых годов, и, если мне иногда хочется поплакать над ушедшей любовью, что ж, поплачу. Я пройдусь по пляжу в купальнике, который еле удерживает располневшее тело, если захочу, я кинусь в океанскую волну, несмотря на полные жалости взгляды со стороны юных существ, одетых (раздетых?) в бикини. Они тоже состарятся.
...
Итак, в ответ на твой вопрос, могу сказать: мне нравится быть старой. Старость освободила меня. Мне нравится тот человек, которым я стала. Я не буду жить вечно, но, пока я здесь, я не стану терять времени на переживания по поводу того, что могло случиться, но не случилось, я не стану переживать по поводу того, что может еще случиться.
И я буду есть сладкое на третье каждый божий день».