В станице Хорошевской
Смотришь на карту Цимлянского моря - будто на какой-то уголок Африки: вокруг степи, пески, и почти нет селений! За Цимлянском уже идут дикие берега: либо обрывы упираются в воду (и тогда непросто, а то и невозможно пройти среди глыб камней), либо образуется редкий бережок.
Вот, например, возникло желание поехать в станицу Хорошевскую, А как туда добираться?
В Цимлянске, близ редко посещаемой людьми остановки автобусов, давно уже приметил: обязательно стоят две-три легковушки. Они и теперь стояли, но когда я подошёл, две отъехали, а другая только-только стронулась с места. «Как до Хорошевки добираются, не скажете?" - спросил я водителя. «Автобус будет только днём. Хочешь, довезу за 250 рублей». - «Согласен!»
За Саркелом открытая степям дорога превратилась в коридор с плотными стенами ясеней и акаций - пока внезапно не вырвалась в те же неизменные степи; и уже издалека я увидел одинокий остов бывшей паровой мельницы купца Парамонова.
Станица, ничем не примечательная, кроме двухэтажной кирпичной школы, которая раньше была домом купца Воронина, и складов спиртоводочного завода (того же времени), пряталась ниже, бесшумная и почти безлюдная. Грунтовой дорожкой я миновал проулок и вышел на бугор с травой, иссушённой августовским солнцем. За ним в полном покое расстилалась морская синева.
Нашёл что-то похожее на тропинку, но она утекала почти вертикально: по ней можно было только сползать, цепляясь за травы. Ближе к подножью тропинка, словно осознав свою тщетность, оборвалась, пришлось спрыгнуть - и нащупать под кустами продолжение той же тропинки.
И вот песчано-каменистый берег со скальными глыбами; некоторые забрели в воду. На одной скале задумалась чайка - улетать или не улетать; потом всё-таки решила: улетать. В воду упирался огромный каменный лоб, его облизывали тёплые волны; подо лбом обнаружились отполированные водой мелкие ванночки.
Подъём на гору дался проще: нашёл выбитые в глине ступеньки; но взбираться пришлось, опять же хватаясь за травы и за землю. Конечно, романтичней было бы - по деревянной, кустарного производства лесенке, сброшенной сверху; но она зависла над берегом метрах в пяти. По крайней мере, это остроумно!
Вот, например, возникло желание поехать в станицу Хорошевскую, А как туда добираться?
В Цимлянске, близ редко посещаемой людьми остановки автобусов, давно уже приметил: обязательно стоят две-три легковушки. Они и теперь стояли, но когда я подошёл, две отъехали, а другая только-только стронулась с места. «Как до Хорошевки добираются, не скажете?" - спросил я водителя. «Автобус будет только днём. Хочешь, довезу за 250 рублей». - «Согласен!»
За Саркелом открытая степям дорога превратилась в коридор с плотными стенами ясеней и акаций - пока внезапно не вырвалась в те же неизменные степи; и уже издалека я увидел одинокий остов бывшей паровой мельницы купца Парамонова.
Станица, ничем не примечательная, кроме двухэтажной кирпичной школы, которая раньше была домом купца Воронина, и складов спиртоводочного завода (того же времени), пряталась ниже, бесшумная и почти безлюдная. Грунтовой дорожкой я миновал проулок и вышел на бугор с травой, иссушённой августовским солнцем. За ним в полном покое расстилалась морская синева.
Нашёл что-то похожее на тропинку, но она утекала почти вертикально: по ней можно было только сползать, цепляясь за травы. Ближе к подножью тропинка, словно осознав свою тщетность, оборвалась, пришлось спрыгнуть - и нащупать под кустами продолжение той же тропинки.
И вот песчано-каменистый берег со скальными глыбами; некоторые забрели в воду. На одной скале задумалась чайка - улетать или не улетать; потом всё-таки решила: улетать. В воду упирался огромный каменный лоб, его облизывали тёплые волны; подо лбом обнаружились отполированные водой мелкие ванночки.
Подъём на гору дался проще: нашёл выбитые в глине ступеньки; но взбираться пришлось, опять же хватаясь за травы и за землю. Конечно, романтичней было бы - по деревянной, кустарного производства лесенке, сброшенной сверху; но она зависла над берегом метрах в пяти. По крайней мере, это остроумно!