Неястребиный коготь
Б. прислал мне для тренинга сборник писателей-фонтастов. Это такие фонтасты, что не пишут на конкурс «Рваная Грелка», а люди заслуженные - многие даже пожилые. Б., правда, строго грозил мне пальцем и объяснял, что это не простые фонтасты, а, типа, интеллектуалы.
Но и такое мне не впервой слышать.
В этом сборнике для меня нашлось два открытия: рассказы Даниэля Клугера и Юлии Большаковой. Клугер пишет о жизни маленького еврейского местечка начала ХХ века - но через Гоголя. Если бы он просто снабдил еврейские сюжеты гоголевскими оборотами - вышла бы неинтересная пародия. А тут налицо более тонкая работа - прием обнажен, перед нами исчезнувший мир, описанный лёгким, лихим, летящим языком. Тоже самое можно сказать о прозе Большаковой, которую я вовсе не знала раньше - но чувствуется в ней какой-то дар, который я пока не могу для себя объяснить. Её рассказы отнюдь мне не кажутся идеальными (кажется, что это какойто новый Потапенко), я цепляюсь за как-то не так (для меня, для меня!) там расставлены слова, но... Есть в этих текстах атмосфера того, что называется «морок», есть какая-то адская смесь русской классики чеховского образца с современным говором и настоящей мистикой, что вылезает в последнем абзаце, как труп из мешка у казалось бы всё продумавшего убийцы.
Мне объяснили, что она живёт в Канаде - может, поэтому такая штука происходит с её языком.
Поехали дальше. Тяжела и неказиста жизнь простого китаиста. Хочешь узнать как именно - читай китаиста Алимова. Это познавательная этнография - прежде чем перейти к чудесам, человек рассказал подробности быта чужой страны и манеры её жителей.
Читала я книгу не очень последовательно, и в результате повязла в большом эпическом полотне Виктора Точинова про русалок. Тут весь набор трагедий - белые офицеры, расстрелянные в Крыму Бела Куном, русалка, плачущая по одному из них, 1937 год и репрессии, современность и крымские татары, что не дали установить крест на могиле убитых в 1920-ом.
А вот Владимиру Березину явно была завидна слава Пепперштейна с Ануфриевым - и «Роковые шары» отдают «Мифогенной любовью каст», ныне уже забытой. Второй рассказ мне не близок - он очень мальчиковый, с такой верностью флагу, патриотизмом и «от героев былых времён не осталось порой имён… пара-па-па… все в строю, как один - те, кто брал Берлин». Рассказ Панова "Ведьма" я читала давным-давно в сборнике "Таганский перекрёсток" - простой незатейливый рассказ. Здесь он на своем месте. А с рассказом Наумова всё сложнее - он какой-то сумбурный. Может, автор человек неглупый, но рассказ у получился запутанный, но не как головоломка, а именно как путаница.
Наконец, я прочитала повесть Бенедиктова, что мне старательно подсовывали (ты ведь занималась дайвингом бла-бла-бла) и испытала очень странное чувство - сюжет это давно мне известен, причём не только как сотни раз повторённый сюжет детективных романов, но и, по крайней мере, десятка фильмов категории «С». Язык автор использует соответственный: «На «Хатшепсут» была установлена спутниковая антенна, что позволяло выходить в интернет, используя технологию WiFi. Татьяна настроила соединение и набрала строчку yandex.ru».
Две пары отправляются на яхте нырять, и их судьба решена для читателя уже в тот момент, когда офицер-пограничник говорит «Только сюда не надо» - и уже понятно, что поплывут они именно туда, и будут убивать друг друга (вариант: их будет жрать крокодил или мучить леприкон) почём зря. Адмиральским ушам простукал рассвет - приказ исполнен. Спасённых нет. Иногда этот сюжет решается как классический детектив - и тогда мы получаем «Смерть под парусом», а так же несколько романов Агаты Кристи. При менее затейливом подходе перед нами предстаёт любовный треугольник новых русских: два партнёра, жена первого, болтающаяся в стороне содержанка второго, циничное божество места и страшилки вроде утопленника, ставшего зомби. Никого не жалко.
Кажется, что это не рассказ, а именно заявка на фильм, причём как раз категории «С». Но и в этом ничего страшного - а что страшного для съёмочной группы скататься на Красное море и подмонтировать в фильм сцены с подводных съёмок. Кораллы, барракуды какие-нибудь… Дорожка проторена.
Рассказ Мидянина «Магистр» я читала месяца три назад - в другом сборнике. Лучше за это время он не стал, там всё те же «На ментальном плане атмосфера в этом месте была совершенно кошмарная» и «Страдальческий взор Михаила блуждал по келье, но взгляду не за что было зацепиться, чтобы дать схимнику возможность отвлечься хоть на мгновение от нестерпимых воспоминаний об ослепительных муках, только что жадно пожиравших его тело и разум. Раскаленная колючая проволока с торчащими во все стороны бритвенными лезвиями, раз за разом туго стягивавшая сердце Михаила на протяжении последних суток, ненадолго ослабла, и теперь он молча наслаждался короткими мгновениями отсутствия пытки, хотя и понимал, что боль может вернуться в любую минуту».
Рассказы Кликина в одном не вызвали у меня радости - я насторожённо отношусь к стилизациям. Во всяком случае, не надо насыщать прямую речь таким: «Надо бы еще хоть пяток лукошек сделать... Дуешься, чай, всё еще? А ты не дуйся... Дык, больной ты был. Да и зима была, вспомни-ка. А вот теперь - благодать. И погода хороша, да и ты вона как окреп, залоснился... Ишь, замахал хвостом. Всё понимаешь! - Фёдор Иванович подмигивал немому четырехлапому собеседнику, грозил ему пальцем. - Ладно, ладно, закажу Володьке, пусть в следующий раз привезет этот... как его?.. Педи Гри. От ведь название придумали, черти!..». Простонародный язык вообще штука опасная. Шолоховым с «Донскими рассказами» и Шергиным с «Поморщиной» не станешь, а всё это «Дык» и «чай» будет мозолить глаз, будто «индо взопрели озимые». (но тут приел ко мне автор и начал объяснять, что такую речь он слышит вокруг. Автор, мне кажется, неглуп - а вот прочим туповатым доброхотам объясняю: если автор работает диктофоном, тогда точная передача - повод для гордости. Если он как бы занимается литературой - то гордится нечем: простой перенос того, что услышал, не есть достоинство. А так - «добротная» проза (как я люблю это выражение!), только по-моему, затянутая.
Заглавный рассказ, а вернее - повесть, принадлежит Андрею Плеханову.
Сюжет там такой - два киллера выходят на дело. Пока они собираются, автор рассказывает судьбу старшего - тот стал киллером внезапно, по воле небес. Появился у него наставник, который со временем объяснил, что смертная работа происходит по воле особых мыслящих облаков (тут немного запутано). Но наубивавшись вдосталь киллер вдруг стреляет в своего напарника и отменяет заказ, более того - сливает жертве заказчика. Для защиты от облаков у него припасена резиновая шапочка с защитными заклятиями (Отчего не из алюминевой фольги? Так все делают). Несколько лет спустя он хочет передать эти заклятия людям, напечатать в журнале - но на тайной встрече его убивают. Зачем, почему - ничего не понятно. Но картонные герои не нуждаются в мотивации: на то они и картонные.
Это очень странный текст - будто кто-то написал его в начале девяностых, в пору книжного дефицита. Написал, начитавшись даже не «Слепого» с «Бешеным», а вторичного продукта - какого-нибудь Волгина с Деревянко (Помнит их кто-нибудь ещё, ау?). Деревянко, кстати, тоже любил мистику - то там сверхсила в бандитских разборках появится, то черти ведут долгие разговоры с братвой. Эти романы писались специфичным корявым языком - хотите снова почувствовать его шершавость? Так вот она: «Следствием этих двух факторов является то, что и сам Колода, и его шестерки несут в душе уверенность, что ничего плохого на этом месте приключиться с ними не может. Бдительность присутствует, но не на максимуме, скорее на автопилоте». Только к чистому языку криминального романа девяностых прибавляется как бы мистика «Со Пятнадцатый был умелым ловцом душ. Едва увидев точку, формирующуюся из тонкого пара на самом верху второго неба, Со Пятнадцатый метнулся навстречу, преодолел за секунды много верст, подставил аморфную субстанцию под падающий предмет и заключил душу Федора внутрь себя. В тот момент Федор не чувствовал себя в виде души, он отчетливо ощущал члены свои, хотя не мог владеть ими в должной степени». К тому же текст перемежают неумело стилизованные документы НКВД с невероятными многострочными резолюциями Берии.
Кончается это всё какими-то перестановками среди небесных жителей: «Со Пятнадцатый достиг порога льда и был развеян. Ме Шестнадцатый переместился на ранг выше и занял подобающее ему место». Я тоже перемещаю «Когти неба» на подобающее место - в топку его, в топку!
Про саму книжку я бы не сказала ничего крайнего - это не хорошо и не плохо. Поди лучше откровенных косноязычных фонтастов - но что тогда там делают родовые фантастические тексты? И какой-нибудь Плеханов ничем не лучше Головачева (хуже даже).
Деление на части в этом сборнике мне непонятно - отчего, например, рассказы Игоря Алимова про современных китаистов попадают в раздел «Восточная чертовщина», а погибель новых русских у берегов Судана, описанная Бенедиктовым - в раздел «Современная чертовщина». Поменяй их местами или помести рядом - ничего не изменится. Точно так же, половину рассказов из «Современной чертовщины» можно поместить в «чертовщину славянскую» и так далее.
Меня, однако, попросили, чтобы когда я ругалась, то все же сделала какое-нибудь предложение.
Ну, можно было сделать ловкий ход - предварить каждый раздел пояснением, а то и кратким очерком, где объяснить, чем мистика Востока отличается от чертовщины средней полосы, написать своего рода словарные статьи или эссе… Но тогда это был бы один из вариантов идеального сборника - а я понимаю, у всех времени и денег недостаёт (оттого много нельзя), у всех работа, дела... Вот и получите, что вышло.
Но и такое мне не впервой слышать.
В этом сборнике для меня нашлось два открытия: рассказы Даниэля Клугера и Юлии Большаковой. Клугер пишет о жизни маленького еврейского местечка начала ХХ века - но через Гоголя. Если бы он просто снабдил еврейские сюжеты гоголевскими оборотами - вышла бы неинтересная пародия. А тут налицо более тонкая работа - прием обнажен, перед нами исчезнувший мир, описанный лёгким, лихим, летящим языком. Тоже самое можно сказать о прозе Большаковой, которую я вовсе не знала раньше - но чувствуется в ней какой-то дар, который я пока не могу для себя объяснить. Её рассказы отнюдь мне не кажутся идеальными (кажется, что это какойто новый Потапенко), я цепляюсь за как-то не так (для меня, для меня!) там расставлены слова, но... Есть в этих текстах атмосфера того, что называется «морок», есть какая-то адская смесь русской классики чеховского образца с современным говором и настоящей мистикой, что вылезает в последнем абзаце, как труп из мешка у казалось бы всё продумавшего убийцы.
Мне объяснили, что она живёт в Канаде - может, поэтому такая штука происходит с её языком.
Поехали дальше. Тяжела и неказиста жизнь простого китаиста. Хочешь узнать как именно - читай китаиста Алимова. Это познавательная этнография - прежде чем перейти к чудесам, человек рассказал подробности быта чужой страны и манеры её жителей.
Читала я книгу не очень последовательно, и в результате повязла в большом эпическом полотне Виктора Точинова про русалок. Тут весь набор трагедий - белые офицеры, расстрелянные в Крыму Бела Куном, русалка, плачущая по одному из них, 1937 год и репрессии, современность и крымские татары, что не дали установить крест на могиле убитых в 1920-ом.
А вот Владимиру Березину явно была завидна слава Пепперштейна с Ануфриевым - и «Роковые шары» отдают «Мифогенной любовью каст», ныне уже забытой. Второй рассказ мне не близок - он очень мальчиковый, с такой верностью флагу, патриотизмом и «от героев былых времён не осталось порой имён… пара-па-па… все в строю, как один - те, кто брал Берлин». Рассказ Панова "Ведьма" я читала давным-давно в сборнике "Таганский перекрёсток" - простой незатейливый рассказ. Здесь он на своем месте. А с рассказом Наумова всё сложнее - он какой-то сумбурный. Может, автор человек неглупый, но рассказ у получился запутанный, но не как головоломка, а именно как путаница.
Наконец, я прочитала повесть Бенедиктова, что мне старательно подсовывали (ты ведь занималась дайвингом бла-бла-бла) и испытала очень странное чувство - сюжет это давно мне известен, причём не только как сотни раз повторённый сюжет детективных романов, но и, по крайней мере, десятка фильмов категории «С». Язык автор использует соответственный: «На «Хатшепсут» была установлена спутниковая антенна, что позволяло выходить в интернет, используя технологию WiFi. Татьяна настроила соединение и набрала строчку yandex.ru».
Две пары отправляются на яхте нырять, и их судьба решена для читателя уже в тот момент, когда офицер-пограничник говорит «Только сюда не надо» - и уже понятно, что поплывут они именно туда, и будут убивать друг друга (вариант: их будет жрать крокодил или мучить леприкон) почём зря. Адмиральским ушам простукал рассвет - приказ исполнен. Спасённых нет. Иногда этот сюжет решается как классический детектив - и тогда мы получаем «Смерть под парусом», а так же несколько романов Агаты Кристи. При менее затейливом подходе перед нами предстаёт любовный треугольник новых русских: два партнёра, жена первого, болтающаяся в стороне содержанка второго, циничное божество места и страшилки вроде утопленника, ставшего зомби. Никого не жалко.
Кажется, что это не рассказ, а именно заявка на фильм, причём как раз категории «С». Но и в этом ничего страшного - а что страшного для съёмочной группы скататься на Красное море и подмонтировать в фильм сцены с подводных съёмок. Кораллы, барракуды какие-нибудь… Дорожка проторена.
Рассказ Мидянина «Магистр» я читала месяца три назад - в другом сборнике. Лучше за это время он не стал, там всё те же «На ментальном плане атмосфера в этом месте была совершенно кошмарная» и «Страдальческий взор Михаила блуждал по келье, но взгляду не за что было зацепиться, чтобы дать схимнику возможность отвлечься хоть на мгновение от нестерпимых воспоминаний об ослепительных муках, только что жадно пожиравших его тело и разум. Раскаленная колючая проволока с торчащими во все стороны бритвенными лезвиями, раз за разом туго стягивавшая сердце Михаила на протяжении последних суток, ненадолго ослабла, и теперь он молча наслаждался короткими мгновениями отсутствия пытки, хотя и понимал, что боль может вернуться в любую минуту».
Рассказы Кликина в одном не вызвали у меня радости - я насторожённо отношусь к стилизациям. Во всяком случае, не надо насыщать прямую речь таким: «Надо бы еще хоть пяток лукошек сделать... Дуешься, чай, всё еще? А ты не дуйся... Дык, больной ты был. Да и зима была, вспомни-ка. А вот теперь - благодать. И погода хороша, да и ты вона как окреп, залоснился... Ишь, замахал хвостом. Всё понимаешь! - Фёдор Иванович подмигивал немому четырехлапому собеседнику, грозил ему пальцем. - Ладно, ладно, закажу Володьке, пусть в следующий раз привезет этот... как его?.. Педи Гри. От ведь название придумали, черти!..». Простонародный язык вообще штука опасная. Шолоховым с «Донскими рассказами» и Шергиным с «Поморщиной» не станешь, а всё это «Дык» и «чай» будет мозолить глаз, будто «индо взопрели озимые». (но тут приел ко мне автор и начал объяснять, что такую речь он слышит вокруг. Автор, мне кажется, неглуп - а вот прочим туповатым доброхотам объясняю: если автор работает диктофоном, тогда точная передача - повод для гордости. Если он как бы занимается литературой - то гордится нечем: простой перенос того, что услышал, не есть достоинство. А так - «добротная» проза (как я люблю это выражение!), только по-моему, затянутая.
Заглавный рассказ, а вернее - повесть, принадлежит Андрею Плеханову.
Сюжет там такой - два киллера выходят на дело. Пока они собираются, автор рассказывает судьбу старшего - тот стал киллером внезапно, по воле небес. Появился у него наставник, который со временем объяснил, что смертная работа происходит по воле особых мыслящих облаков (тут немного запутано). Но наубивавшись вдосталь киллер вдруг стреляет в своего напарника и отменяет заказ, более того - сливает жертве заказчика. Для защиты от облаков у него припасена резиновая шапочка с защитными заклятиями (Отчего не из алюминевой фольги? Так все делают). Несколько лет спустя он хочет передать эти заклятия людям, напечатать в журнале - но на тайной встрече его убивают. Зачем, почему - ничего не понятно. Но картонные герои не нуждаются в мотивации: на то они и картонные.
Это очень странный текст - будто кто-то написал его в начале девяностых, в пору книжного дефицита. Написал, начитавшись даже не «Слепого» с «Бешеным», а вторичного продукта - какого-нибудь Волгина с Деревянко (Помнит их кто-нибудь ещё, ау?). Деревянко, кстати, тоже любил мистику - то там сверхсила в бандитских разборках появится, то черти ведут долгие разговоры с братвой. Эти романы писались специфичным корявым языком - хотите снова почувствовать его шершавость? Так вот она: «Следствием этих двух факторов является то, что и сам Колода, и его шестерки несут в душе уверенность, что ничего плохого на этом месте приключиться с ними не может. Бдительность присутствует, но не на максимуме, скорее на автопилоте». Только к чистому языку криминального романа девяностых прибавляется как бы мистика «Со Пятнадцатый был умелым ловцом душ. Едва увидев точку, формирующуюся из тонкого пара на самом верху второго неба, Со Пятнадцатый метнулся навстречу, преодолел за секунды много верст, подставил аморфную субстанцию под падающий предмет и заключил душу Федора внутрь себя. В тот момент Федор не чувствовал себя в виде души, он отчетливо ощущал члены свои, хотя не мог владеть ими в должной степени». К тому же текст перемежают неумело стилизованные документы НКВД с невероятными многострочными резолюциями Берии.
Кончается это всё какими-то перестановками среди небесных жителей: «Со Пятнадцатый достиг порога льда и был развеян. Ме Шестнадцатый переместился на ранг выше и занял подобающее ему место». Я тоже перемещаю «Когти неба» на подобающее место - в топку его, в топку!
Про саму книжку я бы не сказала ничего крайнего - это не хорошо и не плохо. Поди лучше откровенных косноязычных фонтастов - но что тогда там делают родовые фантастические тексты? И какой-нибудь Плеханов ничем не лучше Головачева (хуже даже).
Деление на части в этом сборнике мне непонятно - отчего, например, рассказы Игоря Алимова про современных китаистов попадают в раздел «Восточная чертовщина», а погибель новых русских у берегов Судана, описанная Бенедиктовым - в раздел «Современная чертовщина». Поменяй их местами или помести рядом - ничего не изменится. Точно так же, половину рассказов из «Современной чертовщины» можно поместить в «чертовщину славянскую» и так далее.
Меня, однако, попросили, чтобы когда я ругалась, то все же сделала какое-нибудь предложение.
Ну, можно было сделать ловкий ход - предварить каждый раздел пояснением, а то и кратким очерком, где объяснить, чем мистика Востока отличается от чертовщины средней полосы, написать своего рода словарные статьи или эссе… Но тогда это был бы один из вариантов идеального сборника - а я понимаю, у всех времени и денег недостаёт (оттого много нельзя), у всех работа, дела... Вот и получите, что вышло.