Читаю внимательно номер (полистать можно
здесь) и пытаюсь понять, почему он сразу послужил поводом к дискуссиям.
Мне кажется, поскольку создатели журнала «Переплет» - молодые российские писатели, вполне естественным выглядит их стремление к диалогу с издателями. По сути, от того, насколько у них получится построить эти отношения, целиком зависит, какой будет в дальнейшем наша российская детская литература. Правда, очень хочется, чтобы в этом диалоге его другая сторона - сами издатели - прислушивалась к уже оформившемуся сообществу молодых авторов. Потому что штампы и «безтемье», в которых привычно обвиняют начинающих писателей, в большей степени насаждаются сегодняшней издательской политикой. Востребованная «сериальность» уничтожает саму возможность литературного произведения быть уникальным и неповторимым, ставит во главу всего сюжет, который можно развивать до бесконечности.
Не соглашусь с Борисом Кузнецовым, что книги для подростков быстро устаревают и могут быть интересны лишь одному поколению, всего 3-4 года. Если бы дело обстояло так, дети никогда бы не обращались к литературной классике, адресованной их возрасту.
Хорошая литература способна пережить свое время, поскольку говорит о том, что важно людям (и тем же подросткам) всегда и открывается каждым поколением заново. Сегодня издательства «Самокат» и «Розовый жираф» не только знакомят с новинками зарубежной детской литературы, но и выпускают книги, впервые увидевшие свет 30-40 лет назад. И эти произведения не выглядят менее актуальными и интересными на фоне новинок. Так что задача в «малом» - создавать такие книги, которые будут нужны еще долго.
Решусь даже утверждать, что сейчас для нашего общества крайне необходимо создание таких литературных произведений, которые могли бы передаваться от поколения к поколению, связывать эти поколения, восстанавливать разрушенное общее культурное поле. Ведь раньше были детские книги, которые являлись общими для поколений отцов и детей.
Многие не согласны и с Евгенией Пастернак, но на самом деле в ее статье дана совершенно объективная картина того, как современные подростки относятся к классическим произведениям, включенным в школьную программу. Нас же не удивляет, что русская литература 18-го века нашему старшему поколению кажется архаичной и мало доступной для понимания. Сложно принять, но с каждым годом все дальше и дальше уходит в прошлое и золотой 19-й век. И те смысловые, языковые барьеры, которые возникают у подростков при восприятии классики - вполне естественны. Другой вопрос, что если не приложить усилия, чтобы преодолеть эти барьеры, можно на всю жизнь остаться вне культуры.
Но очень спорным выглядит полемическое стремление автора статьи свести подростковую литературу к сюжету и эмоциям (переживаниям), с тем, чтобы она была ближе и интереснее сегодняшним подросткам. С одной стороны, это аксиома - детская (подростковая) литература должна ориентироваться на возрастные особенности ее читателя, говорить о мире на доступном ему языке. Но, с другой стороны, разве так просты Виктор Драгунский, Юрий Коваль, Радий Погодин? Очень хочется, чтобы подростковая литература оставалась литературой, то есть новым словом о мире и душе подростка. Об этом не расскажешь только при помощи занимательного сюжетосложения. (И ведь проза самой Евгении Пастернак и Андрея Жвалевского не сводится лишь к нему; люблю их школьные повести - неожиданные и блестящие «тренинги», буквально заражающие конструктивным отношением к жизни, так необходимым каждому подростку).
Но самой важной в номере мне представляется статья Дарьи Вильке - о том «культурном мраке», в который погружает не только Россию, но и Европу цензура в области детской литературы. Как выясняется, под ее воздействие попадают даже произведения признанных классиков - Астрид Линдгрен, Туве Янссон, Отфрида Пройслера. Тексты классиков детской литературы перестают быть неприкосновенными (что все шире распространяется и в российском книгоиздании). И это такая степень произвола, которая приравнивает наше время к тем временам, когда книги горели на кострах.