Более ранние части смотрите по тэгу "
Древняя Русь"
Мамай в представлении современного художника
Ожесточенная и кровавая война за власть в Улусе Джучи, которую начал беклярибек Мамай, в огромных количествах поглощала и людей, и средства. Пока в казне водилось серебро, с пополнением постоянно редевших армий проблем не возникало, однако год шел за годом, а победы все не было видно. Между тем, доходы полководца таяли, а трофеи не покрывали затраты. В 1362 году Мамай достиг зенита своей мощи, захватив Сарай и посадив на престол хана Абдаллаха, но затем удача отвернулась от него. Сначала Мамая выбили из Поволжья, потом начали теснить еще дальше на запад . И самое обидное, стоило Мамаю разбить одного врага, как тут же появлялся новый, и приходилось все начинать сначала. К тому же, воспользовавшись ослаблением орды, русские князья стали уменьшать размер дани и задерживать её выплату, а потом и вовсе Великий князь Дмитрий отказался платить Мамаю.
Правда, поначалу князья признали власть Абдаллаха и платили. Более того, когда в Орде было двоецарствие и наши князья сами могли выбирать, кого из претендентов на ханский престол признавать своим сюзереном, Дмитрий Московский выбрал именно ставленника Мамая и ему отправлял дань. Однако и князь, и беклярибек относились друг к другу с подозрением. Татарин боялся чрезмерного усиления Москвы, а Дмитрий Иванович понимал, что именно Мамай самый опасный из ордынских владык для Руси, так как его владения непосредственно граничили с нашими землями. Так что, платя дань, князь выигрывал себе время, чтобы успеть объединить русские княжества под своей рукой и в нужный момент бросить на чашу весов силу всей Руси.
Кстати, о титулах Мамая. От хана он получил звание беклярибек, кроме того, он мог титуловаться арабским титулом эмир, который примерно соответстввовал нашему князю. Недаром в русских летописях его и называли князем или темником. Так что формально по положению в ордынской иерархии Мамай и князь Дмитрий Иванович Московский были равны друг другу. Приказывать же Мамай мог лишь от имени своего хана, сначала Абдаллаха, а затем Мухаммеда Буллак-хана. Если же кто-то из русских или ордынских князей не признавал легитимность этих правителей, заставить вельмож подчиниться Мамай мог лишь голой силой.
Занимаясь собственными делами, русские правители внимательно следили за происходящим в степи и делали выводы. В это время все чаще в наших летописях появляются записи вроде этой, датированной 1373 годом: «Того же лета в Орде замятня была, и многие князья ордынские между собою избиты были, а татар бесчисленно пало. Так гнев Божий пришел на них по беззаконию их». Ордынцы сами истребляли себя, и это давало нашим предкам шанс сбросить со своей шеи нахлебников.
Два десятилетия московская элита на севере и Мамай со своим кланом на юге Восточной Европы занимались практически одним и тем же делом - подавляли и подчиняли соседей и конкурентов, чтобы стать единственными лидерами на Руси и в Улусе Джучи соответственно. К концу семидесятых годов стало ясно, что Дмитрий Иванович со своей задачей справился, а Мамай - нет. Русь обрела единство и усилилась, князья уже не боялись поднимать оружие против степняков, а воины научились побеждать. У Мамая же дела шли все хуже и хуже. Его враг Тохтамыш подчинил себе Поволжье и Северный Кавказ, и под контролем беклярибека остались лишь причерноморские степи и Крым. Тохтамыш был сильнее и медленно, но верно оттеснял противника, отбирая себе область за областью.
В этой ситуации Мамаю нужно было предпринять что-то неординарное, что позволило бы ему резко усилиться и вырваться вперед. Ему необходима была большая победоносная война, которая наполнила бы казну и привлекла новых сторонников. Выбор цели для похода тоже не составлял трудности. Удар должен был быть нанесен по Руси, которая все больше и больше выходила из-под ордынского контроля. Мамай был умным человеком и понимал: если сейчас не сломить Москву, не раздробить Русь на слабые, враждующие между собой княжества, то вскоре придется не только забыть о дани, но того и гляди, русские сами смогут нанести удар по Орде. Так что поход Мамая не был ни грабительским набегом, ни случайностью - он тщательно планировался и готовился не один год. Идеи о захвате наших княжеств муссировались в приближенных к Мамаю кругах годами, но условия для такого похода не складывались. Ведь удар должен был быть такой силы, чтобы решительно ослабить и заново подчинить Русь. Но к 1380 году Мамаю стало ясно: или сейчас, или уже никогда.
Готовясь к походу, Мамай собирал под свои знамена всех, кого только мог. Кроме его подданных, в армию активно вербовались наемники. Согласно Летописной повести о Куликовской битве, «пришел ордынский князь Мамай с единомышленниками своими, и со всеми прочими князьями ордынскими, и со всеми силами татарскими и половецкими, наняв еще к тому же войска бесермен, армен, фрягов, черкасов, и ясов, и буртасов … Со всеми этими сообщниками пошел Мамай на великого князя Дмитрия Ивановича. И это потому, что нечестивый люто гневался из-за своих друзей и любимцев, из-за князей, убитых на реке Воже. И начал неистово и поспешно силы свои собирать, в ярости двинувшись и в силе великой, желая пленить христиан. И тогда двинулись все племена татарские».
То есть, помимо кочевников, которых русские книжники называли то татарами, то половцами, на Русь шли отряды наемников из числа армян, итальянцев, черкасов и народов Северного Кавказа и Поволжья. Кроме того, союзниками Мамая русские летописцы называют Литовское и Рязанское княжества. Если с Литвой все ясно - Мамай и Ольгерд были союзниками много лет, - то вопрос о князе Олеге Рязанском вызывает разногласия среди историков.
С одной стороны, Москва и Рязань были давними соперниками и не раз в четырнадцатом веке воевали между собой. Лишь неблагоприятное расположение рядом со степью, приводившее к постоянным набегам кочевников, не позволило Рязани стать центром собирания Руси вместо Москвы. В 1371 годом у села Скорнищево около Переяславля-Рязанского состоялась битва между войсками князей: рязанского Олега и московского Дмитрия. По описанию Никоновской летописи, события произошли следующим образом: «Рязанцы, свирепые и гордые люди, до того вознеслись умом, что в безумии своём начали говорить друг другу: не берите с собою доспехов и оружия, а возьмите только ремни и верёвки, чем было бы вязать робких и слабых москвичей. Последние, напротив, шли со смирением и воздыханием, призывая Бога на помощь. И встретились с рязанцами на Скорнищеве, и была брань лютая и сеча злая. Тщетно махали рязанцы веревочными и ременными петлями; они падали, как снопы, и были убиваемы, как свиньи. Итак, Господь помог великому князю Дмитрию Ивановичу и его воинам: одолели рязанцев, а князь их Олег Иванович едва убежал с малою дружиною». В итоге, к Москве отошел ряд земель, ранее принадлежавших Рязани. Так что особой любви к Великому князю рязанцы не испытывали и могли бы, если и не помогать ордынцам, то во всяком случае сохранять вооруженный нейтралитет и не помогать общерусской армии Дмитрия Ивановича. К тому же за год до Куликовой битвы, Мамай прошелся по Рязанскому княжеству огнем и мечом, заставив его признать свою власть.
князь Дмитрий
Так что Олег вполне мог, и должен был поддержать Мамая, своего сюзерена и врага своего врага. Однако в действительности войска Рязани так и не объединились с татарами. То ли не успели подойти, то ли вообще не собирались участвовать в войне...
С другой стороны, татары для Рязани тоже были врагами, причем врагами страшными, регулярно устраивавшими походы и дважды за последние пять лет сжигавшими столицу княжества. Поэтому помогать Мамаю резона тоже не было. Похоже князь Олег Иванович Рязанский придерживался политики лавирования между двумя силами. Он и Мамаю обещал помощь и союз, и в Москву посылал гонцов со сведениями об Орде. Кстати, в «Задонщине» говорится о том, что в Куликовской битве погибло семьдесят рязанских бояр, сражавшихся на стороне Дмитрия Донского. Были ли они посланы своим князем или присоединились к русскому войску как добровольцы - неизвестно.
Помимо Мамая и Дмитрия к Куликовому полю двигались армии литовского князя Ягайло. Он формально были в союзе с татарами и шел на соединение с ордынцами, однако, по каким-то причинам недошел. По самой распространенной версии, его отряды просто не успели. Когда Мамай был разгромлен, литовцы стояли в дневном переходе от места боя. Правда напрашивается вопрос: а почему литовцы не успели? Литва и Москва были соперниками, и за сравнительно недолгое время правления князя Дмитрия трижды литовцы устраивали походы на Москву. Так что их союз с Мамаем вполне оправдан. Правда, есть один нюанс: союзник Мамая Ольгерд, доставивший столько неприятностей русским княжествам, уже три года как лежал в могиле. Вполне вероятно, что если бы он был жив, то литовцы атаковали бы своих врагов. Однако сменивший Ольгерда князь Ягайло вовсе не был смертельным врагом Дмитрия Донского. Кроме того, он еще очень непрочно сидел на троне и мог опасаться, что собственные родственники поспешат ударить ему в спину, если он увязнет в войне. Так что, продолжая политику дружественных отношений с Мамаем, он вовсе не горел желанием терять воинов за пределами Литвы. К тому же, многие его воины были русскими по крови и православными по вере, а потому помогать мусульманам уничтожать своих единоверцев вовсе не желали. Не идти вовсе литовский князь не мог по двум причинам. Во-первых, чтобы не дать повод Мамаю для разрыва мирного договора, а во-вторых, чтобы прикрыть собственную границу на случай, если вдруг ордынцы решат немного пограбить его подданных.
Поэтому Ягайло шел так, чтобы гарантированно не успеть к битве, ну а там, узнав кто победил, принять решение о дальнейших действиях.
***
Упоминание фрягов - итальянцев, а если точнее, то генуэзцев среди разноязыкой армии Мамая вызывает к жизни многочисленные версии и догадки, кем же они были да и были ли вообще. Тут мнения историков варьируются от «итальянцев не было вообще» до «центр армии Мамая состоял из наемной генуэзской пехоты».
Первая версия мне представляется неправдоподобной, учитывая, что во время правления Мамая генуэзские колонии в Крыму получили целый ряд привилегий. Например, помимо Кафы (Феодосии), бывшей собственностью республики Генуя еще с тринадцатого века, в 1357 году генуэзцы приобрели Чембало (современная Балаклава), а в 1365 - Солдайю (современный Судак) и основали колонию Воспоро на месте современной Керчи . Естественно, что такая щедрость Мамая была вызвана отнюдь не любовью татарского вельможи к итальянским поэтам. В этот период отношения между итальянцами и ордынцами были очень тесными и взаимовыгодными. Генуэзские дипломаты и купцы, действуя в связке с ордынской администрацией, играли большую роль в экономических отношениях Причерноморья. Так что было бы удивительно, если бы их не было в грандиозном походе 1380 года, к участию в котором Мамай привлек всех своих союзников, вассалов и соседей.
Другое дело, численность итальянцев на Куликовом поле. Разумеется, ничего общего с действительностью не имеет кочующая из книги в книгу схема битвы с гигантским прямоугольником пехотной фаланги по центру. Генуэзцев на Куликовом поле не могло быть много в силу целого ряда обстоятельств. Например, в это время Генуя уже два года вела тяжелую войну с Венецией и прислать значительное число солдат из Италии просто не могла. Значит, в армию Мамая шли лишь те, кто уже был в черноморских колониях республики. Эти колонии были прекрасными крепостями с сильными гарнизонами, в чем может убедиться каждый, побывав в Крыму и собственными глазами увидев укрепления Судака. Однако генуэзские гарнизоны были не особо многочисленными, так что общая численность итальянского отряда, отправившегося с Мамаем, не могла превышать число в пять тысяч человек. Естественно, не все они участвовали в самом бою. Кто-то был в резерве, кто-то охранял лагерь и сторожил шатры…
Кроме того, не совсем понятна воинская специализация генуэзцев. Все исследователи сходятся на том, что это была пехота , но под это определение попадают как простые пешие бойцы, так и арбалетчики и инженеры. Скорее всего, Мамай нанимал воинов именно двух последних категорий. Инженеры нужны были для штурма городов, а арбалетчики должны были решить исход боя в поле. При этом основную массу наемников составляли именно арбалетчики. Ведь генуэзцы славились именно как арбалетчики уже с одиннадцатого века, а в двенадцатом веке в этом городе появились целые отряды наемников-арбалетчиков. Эти воины поступали на службу Генуе и приносили клятву верности республике, а уже потом генуэзское правительство за определенную плату отправляло их на службу другим государствам и монархам.
Татары знали, что в битве им будут противостоять не только конные полки, но и многочисленная тяжеловооруженная русская пехота. Предыдущие русско-ордынские сражения показали, что прорвать ощетинившийся копьями плотный пеший строй ударом татарской кавалерии будет сложно, а то и вовсе невозможно. Конные лучники могли бы расстрелять пехоту издалека, но в данном случае эта тактика была невозможна, так как и в войске Дмитрия Ивановича было много стрелков. Учитывая, что пешие лучники имеют преимущество в точности выстрела, скорострельности и лучше защищены, то уже при завязке боя татары понесли бы большие потери. Плюс у русских были самострелы-арбалеты, которые и вовсе делали стрелковый поединок наравных невозможным.
Поэтому Мамай должен был поставить в точке прорыва генуэзских арбалетчиков. Действуя на узком участке, они обеспечили бы огромную плотность огня и подавили бы русских стрелков, а потом методично расстреляли бы первые ряды копьеносцев русского войска. В образовавшуюся брешь уже можно было бы кидать в атаку тяжелую кавалерию, которая копейным ударом опрокинула бы русские полки, а затем легкая конница дорубила бы деморализованного и потерявшего строй противника.
Арбалет того времени перезаряжался довольно долго, поэтому была придумана целая система, как нанести врагу максимальный урон за короткое время. Итальянцы строились в несколько шеренг. Первая давала залп и отходила назад, а на ее место вставала следующая и давала залп. Потом все повторялось. Когда все шеренги отстрелялись, первая уже перезарядила оружие и снова вступала в бой. Получался смертельный конвейер, уничтожавший все живое перед собой. Так что итальянцы должны были, а главное, могли сломить русский строй и расстроить наши ряды.
Все эти наемники помимо арбалета были вооружены холодным оружием и имели хорошие доспехи, что на поле боя делало их опасными противниками. Так что, несмотря на небольшую численность, а они составляли от силы пять процентов армии Мамая, итальянцы на Куликовом поле могли стать решающей силой.
Говоря об итальянцах, стоит коснуться и еще одной интересной гипотезы. Некоторые авторы считают, что поход Мамая был организован или спровоцирован именно католиками с целью нанесения удара по православию. Однако никаких доказательств этой версии не существует, поэтому я склонен рассматривать ее как несостоятельную. На мой взгляд, генуэзский отряд состоял из воинов, привлеченных возможностью добычи или присоединившихся к ордынцам в силу необходимости . Кстати, в этом отряде могли быть не только этнические итальянцы, но и нанятые вместе с ними местные жители. Тем более, что в гарнизонах генуэзских крепостей Крыма было много воинов черкесов, навербованных на Кавказе или в самом Крыму.
Великий князь Дмитрий в это время тоже не сидел сложа руки. По его призыву собиралась общерусская армия. Наконец-то заработала модель, задуманная еще Иваном Калитой, и в одном строю под московским управлением шли дружины многих прежде независимых княжеств. Сбор войск был назначен на 15 августа у города Коломны, откуда армия должна была выступить против Мамая. «От начала мира не бывало такой силы русской, как при этом князе» - говорится в летописном сказании. И это не преувеличение. Вместе с Дмитрием на степняков шли дружины всех русских княжеств . Со времен злосчастной битвы у Калки такого не бывало на Руси.
Как читатели помнят, князь Дмитрий Иванович активно пытался пролоббировать назначение митрополитом Киевским и всея Руси своего ставленника Михаила-Митяя. Однако Митяй умер, и митрополитом стал Киприан, у которого с князем отношения были очень натянутые. Дошло до того, что, когда Киприан попытался въехать в Москву, его по приказу князя арестовали и сутки продержали взаперти в сыром чулане, а у спутников митрополита отобрали коней и все ценное имущество, после чего выгнали их взашей из города. На следующий день эта же участь ждала и Киприана.
Оскорбленный и униженный святитель сразу же написал письмо Сергию Радонежскому, в котором описал все произошедшее и объявил об отлучении от церкви всех участников инцидента. Под действие этой анафемы попадал и Великий князь Дмитрий как главный гонитель Киприана, хотя имя князя в письме и не прозвучало.
В оправдание московскому правителю стоит сказать, что он рассматривал Киприана как ставленника Литвы и поступил с ним так же, как раньше поступал Ольгерд с митрополитом Алексеем. В общем, вышел абсолютно равнозначный ответ. К тому же Константинопольский патриарх Макарий перед этим дал согласие поставить митрополитом не Киприана, а Митяя, так что юридически князь мог объявить своего незваного гостя самозванцем и поступать с ним соответственно.
Но так или иначе, великий князь перед тяжелой битвой оказался под проклятием церкви, что могло сильно ударить по его авторитету и моральному духу его армии. Поэтому он обратился за благословением к Сергию Радонежскому. Тот, хотя и поддерживал Киприана, сумел подняться над внутрицерковным раздором во имя победы над захватчиком. Святой Сергий понимал необходимость благословения, без которого Дмитрий мог бы проиграть, а потому и поддержал князя, и в бой русские люди шли с осознанием того, что Господь с ними.
Помимо мистической помощи, поступок Сергия имел и вполне земные последствия. Радонежский игумен был духовным авторитетом для всех русских, и в данной ситуации действовать против Московского князя означало выступить против святого старца. Так что даже те правители, кто не испытывал теплых чувств к Дмитрию Ивановичу, поддержали его или хотя бы не выступили против, как Олег Рязанский.
Когда князь Дмитрий просил у Сергия Радонежского благословение, святой послал с ним в поход двух бояр, Александра Пересвета и Андрея-Родиона Ослябю, бывших в монастыре. Традиционно считается, что они были монахами, тем более, что Пересвет бился на Куликовом поле в монашеском одеянии . Однако точно не известно, приняли ли они постриг или были лишь послушниками при монастыре. Возможно, что обряд над ними не был совершен, но как бы там ни было, они были монахами по духу и монахами они остались в народной памяти.
В походе на Мамая к русской армии присоединились неожиданные союзники - литовские отряды, которые пришли по зову своих князей Андрея и Дмитрия Ольгердовичей. Их появление было вызвано тем, что за три года до Куликовской битвы скончался литовский правитель Ольгерд, и среди его детей начались междоусобицы. В результате два князья были вынуждены покинуть родину и поступить на службу к Дмитрию Ивановичу. Это было очень ценное приобретение. Старший из братьев Андрей принимал активное участие в основных походах своего отца и ко времени переезда в Москву уже был опытным и успешным полководцем. Тут он тоже не ударил лицом в грязь, участвуя в битве на Воже… Его младший брат Дмитрий особыми военными талантами не прославился, но уже сам факт союза Ольгердовичей с Дмитрием был очень важным для Москвы, ведь у них остались союзники в Литве, которые могли при необходимости ударить в тыл князю Ягайло. Братья получили в управление важные и богатые города: Андрею достался Псков, а Дмитрию - Переяславль-Залесский. Когда возникла угроза войны с Ордой, Ольгердовичи мобилизовали своих сторонников в Литве и на Руси и привели достаточно сильные дружины в русское войско.
Существует версия, что на помощь русской армии пришли не только литовцы, но и выходцы из крымского княжества Феодоро, известного также как Готия. Это государство возникло в начале тринадцатого века из византийской провинции и охватывало юго-западную часть полуострова. Как и весь Крым, княжество входило в состав Улуса Джучи, но пользовалось определенной самостоятельностью. Отношения Готии с ордынской властью напоминали русские: правители княжества платили дань и получали ярлыки на княжение, но внутри своих владений были самостоятельны в принятии решений. Население Феодоро было православным, а в этническом плане очень пестрым. Тут жили и потомки готов, и греки, и армяне, и славяне… Центром княжества была крепость Святого Феодора на горе Мангуп. Интересно отметить, что гербом Готии был двуглавый орел.
После появления в Причерноморье генуэзцев между ними и феодоритами началась конкуренция за порты и торговые маршруты, переходившая в открытые войны, в результате которых итальянцы отвоевали прибрежную часть княжества.
Вполне возможно, что вражда с генуэзцами и привела феодоритов в русский стан. В пользу этой версии говорит и тот факт, что в конце четырнадцатого века в Москву с семьей переехали некоторые представители правившего в Готии рода Гаврасов. Эти выходцы из Крыма были ласково приняты на Руси и положили начало боярским родам Ховриных, Головиных и Третьяковых.
Существует распространенный миф о том, что татары сражались не только под знаменами Мамая, но и под стягом Дмитрия Донского. Приходилось даже слышать версию, что в русском войске татар было больше, чем у Мамая. Однако никаких подтверждений этой версии не существует. Разумеется, в княжеской дружине были люди с ордынской кровью, но это были крещеные дворяне или дети боярские на службе русских князей, и представляли они не свой этнос, а своих русских сюзеренов. Например, Андрей Иванович Серкизов, чей отец, знатный ордынец Серкиз (Черкиз), еще в юности принял крещение и поступил на службу к Великому князю. Но и он был командиром русского отряда. Никаких независимых татарских отрядов в войске Дмитрия Ивановича не было. Что же касается войск Мамая, то, действительно, предков современных казанских татар в нем было очень мало. Татары, которых привел на Куликовское поле темник, были в основной массе потомками половцев, кочевавших в Причерноморье и Крыму. Сегодня их отдаленные потомки известны как крымские татары .
Еще один интересный вопрос: участвовали ли новгородцы в походе на Куликово поле? Некоторые историки были склонны считать, что нет, поскольку об этом нет прямых указаний в большинстве летописей. Однако современный историк С.Н. Азбелев на основе анализа многих источников доказал, что новгородский отряд все-таки участвовал в битве. По мнению историка, этот отряд вышел на соединение с основными силами довольно поздно и шел дорогой вдоль литовской границы. Это произошло из-за того, что по договору 70-х годов четырнадцатого века между Новгородом и Москвой города обязывались поддерживать друг друга при нападении врагов, в число которых татары не были включены. Зато литовцы в списке врагов были. Поэтому когда стало известно, что Ягайло стал союзником Мамая и литовская армия двинулась в поход, новгородцы поспешили исполнить договор. Разумеется, это была не большая армия-ополчение, собирать которую не было времени и возможности, а конный отряд из числа воинов, находившихся в постоянной готовности. Как известно, литовцы в Куликовской битве не участвовали, хотя и находились рядом. Поэтому новгородцы, шедшие воевать против Ягайло, сражались с татарами. На обратном пути этот отряд столкнулся с литовцами, и те смогли отбить у утомленных русских часть добычи.