Рассказ "Спаси жизнь".
Маленький рассказец о сумасшедших пролайферах.
Видавшая виды «Газель» с алыми полосами и цифрами «03» на капоте, чихая и фыркая, ползла по тесной улочке, подпрыгивая на ухабах так, что старое оборудование, часть которого была неисправна и находилась тут для видимости, тряслось и дергалось. Бригада сидела как на иголках, напряжение было таким ощутимым, что даже воздух казался наэлектризованным. Обезумевшая толпа осталась за поворотом, но даже в этом тихом и безлюдном дворике были слышны громогласно скандируемые шествием лозунги:
- Остановим убийц наших детей!
Одобрительные крики, звон битого стекла. Ожила рация и сквозь треск и помехи донеслось:
- Ребята, Тверская перекрыта, там митинг идет, что делать?
- Давай в объезд по Петровскому…
Пожилой врач с жиденькой бородкой, скрестив руки на груди и разглядывая хаотично расположенные во дворе машины, со вздохом сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:
- Двух инфарктников не довезли…
Слова повисли в пустоте. Жестокая, циничная действительность. Беспощадная к живым и такая благосклонная к нерожденным. Фельдшер уставился на свои ладони, лежащие на его коленях. Водитель, смахивая со лба капли пота, пробормотал себе под нос, просто для того, чтобы заполнить гнетущую паузу:
- Не тот дом… Придется возвращаться.
«Газель» тряхнуло. Что-то свалилось на пол и с жалобным звоном разбилось. «Скорая» развернулась, и, едва не задев загородивший проезд внедорожник, на который уже наклеили плакат «Останови убийство детей», выползла обратно, на улицу, забитую народом с фанатичным блеском в глазах: тучными священниками в рясах, размахивающими крестами и наспех сделанными плакатами, людьми с мегафонами, выкрикивающими бессвязные лозунги, повергающие толпу в экстаз, случайными прохожими, мгновенно присоединившимися к демонстрации. Бригаду оглушило ревом толпы, кричащей под окнами гинекологического отделения:
- Убийцы! Убийцы! Убийцы русского народа!
Мужчина, держа в руке плакат со снимком младенца, схватил камень и под радостные возгласы митингующих кинул его в окно второго этажа. Осколки стекла со звоном посыпались на землю, оставив от окна только ощерившуюся мелкими осколками черную пасть. Еще два окна на третьем этаже слепо пялились на собравшийся у клиники народ.
- Лубянка стоит, везем астматика… - прохрипела рация.
Зычный голос дородного попа с крестом на пузе перекрыл шум толпы:
- Да воздастся вам по грехам вашим!.. Убийцы невинных младенцев!..
Дверь гинекологии приоткрылась, и худенькая девушка, закрыв лицо руками, сбежала по ступенькам и попыталась прорваться через толпу, но ликующий вопль не оставил никаких сомнений в том, что ей этого не удалось.
- Убийца! - надрывал глотку кто-то из собравшихся, схватив ее за руку. - Идет убийца своих детей!
Дверь опять приотворилась, и на врача в мятом халате, выбежавшего с целью помочь девушке, набросилась разъяренная толпа.
- Его халат обагрен кровью его жертв! - закричал поп, высоко подняв крест, блеснувший в лучах заката. - Кровью невинных младенцев!
- Не дадим убивать будущее страны! - подхватила многоголосая толпа.
Водитель прибавил газу и поскорее проехал мимо клиники, но в лобовое стекло, испещрив его сетью трещин, все равно попал метко пущенный камень и просвистел в каком-то сантиметре от виска врача. А за поворотом тем временем двое полицейских заталкивали в «уазик» врача в разорванном халате и со следами побоев на лице.
- Отпустите меня!.. - безуспешно вырывался врач.
Дверь «уазика» захлопнулась…
Водитель притормозил. «Газель» влилась в плотный поток автомобилей, среди которых нервно моргали мигалки карет «Скорой помощи», зажатых среди машин.
- Новый Арбат, 32, не могу добраться, вообще реально попасть в центр? - не умолкала ни на минуту рация.
- Вряд ли доедешь, но попробуй переулками…
- В центр уже никак не проехать, город стоит.
Врач накрутил на палец бородку и окинул взглядом пробку:
- Вряд ли мы сегодня куда-то доедем.
Молчаливое согласие было ему ответом.
Тверская улица была перекрыта. Многотысячную толпу, выкрикивающую патетичные лозунги, возглавляли священники в рясах и с иконами в руках, кричащие что-то о «убийствах русского народа» и «тяжких грехах». Если приглядеться, можно было заметить несколько маленьких гробиков с крестами на крышках, которые несли митингующие.
- Прах убиенных во чреве христианских младенцев! - заполнил Тверскую усиленный мегафоном зычный голос священника. - Они будут похоронены по христианским обычаям и да упокой Господь их души!
Под траурные звуки похоронного марша процессия двинулась дальше - любыми способами бороться за спасение жизней эмбрионов. Ничто не могло их остановить в стремлении спасти чью-то жизнь, и средства не имели значения.
Один из активистов движения, несущий в руках сразу с десяток плакатов, вырвал у попа мегафон и крикнул:
- Каждую минуту в России от рук убийц в белых халатах погибает невинный младенец! Акция «Спаси жизнь» помогла остановить жатву смерти и не допустить гибели детей во чреве матери! Мы уверены, что акция принесет свои плоды и спасет тысячи жизней! Сегодня члены нашего движения убедили десятерых женщин не идти на это жестокое убийство. Десять спасенных нами детей!.. Десять спасенных душ! Десять подаренных жизней!..
Владислав Иванович отпил уже остывшего чаю из стакана, стоявшего прямо на бумагах, и бегло просмотрел сводку, скользя взглядом по необычно длинному списку фамилий. Хлопнула дверь, в коридоре раздался топот. Владислав Иванович вздохнул.
Дверь распахнулась.
- Владислав Иванович, еще пятерых привезли, - обронил на бегу молодой практикант. Дверь захлопнулась.
Он взял со стола свежую газету. Крупный заголовок гласил:
«В Москве прошла акция против абортов «Спаси жизнь».
Подзаголовок уверял читателей в том, что «активисты движения спасли десять жизней».
Владислав Иванович опять уставился в сводку. Почти пятьсот человек. Смерть сегодня была беспощадна как никогда.
Видавшая виды «Газель» с алыми полосами и цифрами «03» на капоте, чихая и фыркая, ползла по тесной улочке, подпрыгивая на ухабах так, что старое оборудование, часть которого была неисправна и находилась тут для видимости, тряслось и дергалось. Бригада сидела как на иголках, напряжение было таким ощутимым, что даже воздух казался наэлектризованным. Обезумевшая толпа осталась за поворотом, но даже в этом тихом и безлюдном дворике были слышны громогласно скандируемые шествием лозунги:
- Остановим убийц наших детей!
Одобрительные крики, звон битого стекла. Ожила рация и сквозь треск и помехи донеслось:
- Ребята, Тверская перекрыта, там митинг идет, что делать?
- Давай в объезд по Петровскому…
Пожилой врач с жиденькой бородкой, скрестив руки на груди и разглядывая хаотично расположенные во дворе машины, со вздохом сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:
- Двух инфарктников не довезли…
Слова повисли в пустоте. Жестокая, циничная действительность. Беспощадная к живым и такая благосклонная к нерожденным. Фельдшер уставился на свои ладони, лежащие на его коленях. Водитель, смахивая со лба капли пота, пробормотал себе под нос, просто для того, чтобы заполнить гнетущую паузу:
- Не тот дом… Придется возвращаться.
«Газель» тряхнуло. Что-то свалилось на пол и с жалобным звоном разбилось. «Скорая» развернулась, и, едва не задев загородивший проезд внедорожник, на который уже наклеили плакат «Останови убийство детей», выползла обратно, на улицу, забитую народом с фанатичным блеском в глазах: тучными священниками в рясах, размахивающими крестами и наспех сделанными плакатами, людьми с мегафонами, выкрикивающими бессвязные лозунги, повергающие толпу в экстаз, случайными прохожими, мгновенно присоединившимися к демонстрации. Бригаду оглушило ревом толпы, кричащей под окнами гинекологического отделения:
- Убийцы! Убийцы! Убийцы русского народа!
Мужчина, держа в руке плакат со снимком младенца, схватил камень и под радостные возгласы митингующих кинул его в окно второго этажа. Осколки стекла со звоном посыпались на землю, оставив от окна только ощерившуюся мелкими осколками черную пасть. Еще два окна на третьем этаже слепо пялились на собравшийся у клиники народ.
- Лубянка стоит, везем астматика… - прохрипела рация.
Зычный голос дородного попа с крестом на пузе перекрыл шум толпы:
- Да воздастся вам по грехам вашим!.. Убийцы невинных младенцев!..
Дверь гинекологии приоткрылась, и худенькая девушка, закрыв лицо руками, сбежала по ступенькам и попыталась прорваться через толпу, но ликующий вопль не оставил никаких сомнений в том, что ей этого не удалось.
- Убийца! - надрывал глотку кто-то из собравшихся, схватив ее за руку. - Идет убийца своих детей!
Дверь опять приотворилась, и на врача в мятом халате, выбежавшего с целью помочь девушке, набросилась разъяренная толпа.
- Его халат обагрен кровью его жертв! - закричал поп, высоко подняв крест, блеснувший в лучах заката. - Кровью невинных младенцев!
- Не дадим убивать будущее страны! - подхватила многоголосая толпа.
Водитель прибавил газу и поскорее проехал мимо клиники, но в лобовое стекло, испещрив его сетью трещин, все равно попал метко пущенный камень и просвистел в каком-то сантиметре от виска врача. А за поворотом тем временем двое полицейских заталкивали в «уазик» врача в разорванном халате и со следами побоев на лице.
- Отпустите меня!.. - безуспешно вырывался врач.
Дверь «уазика» захлопнулась…
Водитель притормозил. «Газель» влилась в плотный поток автомобилей, среди которых нервно моргали мигалки карет «Скорой помощи», зажатых среди машин.
- Новый Арбат, 32, не могу добраться, вообще реально попасть в центр? - не умолкала ни на минуту рация.
- Вряд ли доедешь, но попробуй переулками…
- В центр уже никак не проехать, город стоит.
Врач накрутил на палец бородку и окинул взглядом пробку:
- Вряд ли мы сегодня куда-то доедем.
Молчаливое согласие было ему ответом.
Тверская улица была перекрыта. Многотысячную толпу, выкрикивающую патетичные лозунги, возглавляли священники в рясах и с иконами в руках, кричащие что-то о «убийствах русского народа» и «тяжких грехах». Если приглядеться, можно было заметить несколько маленьких гробиков с крестами на крышках, которые несли митингующие.
- Прах убиенных во чреве христианских младенцев! - заполнил Тверскую усиленный мегафоном зычный голос священника. - Они будут похоронены по христианским обычаям и да упокой Господь их души!
Под траурные звуки похоронного марша процессия двинулась дальше - любыми способами бороться за спасение жизней эмбрионов. Ничто не могло их остановить в стремлении спасти чью-то жизнь, и средства не имели значения.
Один из активистов движения, несущий в руках сразу с десяток плакатов, вырвал у попа мегафон и крикнул:
- Каждую минуту в России от рук убийц в белых халатах погибает невинный младенец! Акция «Спаси жизнь» помогла остановить жатву смерти и не допустить гибели детей во чреве матери! Мы уверены, что акция принесет свои плоды и спасет тысячи жизней! Сегодня члены нашего движения убедили десятерых женщин не идти на это жестокое убийство. Десять спасенных нами детей!.. Десять спасенных душ! Десять подаренных жизней!..
Владислав Иванович отпил уже остывшего чаю из стакана, стоявшего прямо на бумагах, и бегло просмотрел сводку, скользя взглядом по необычно длинному списку фамилий. Хлопнула дверь, в коридоре раздался топот. Владислав Иванович вздохнул.
Дверь распахнулась.
- Владислав Иванович, еще пятерых привезли, - обронил на бегу молодой практикант. Дверь захлопнулась.
Он взял со стола свежую газету. Крупный заголовок гласил:
«В Москве прошла акция против абортов «Спаси жизнь».
Подзаголовок уверял читателей в том, что «активисты движения спасли десять жизней».
Владислав Иванович опять уставился в сводку. Почти пятьсот человек. Смерть сегодня была беспощадна как никогда.