ОПЯТА ОСЕННИЕ, или толкование сновидений (Снова о сельском хозяйстве)
Вчера мне привелось совершить чрезвычайно увлекательную поездку. Эзотерическую, можно сказать. Началось-то самым практическим образом: прочитали на одном из сельхозпорталов, что выставлено на продажу молочное хозяйство близ моей родины - Коломны, на берегу Оки. Описание очень привлекательное: коровки породистые, молоко сдают высшей категории, хозяйство даже племенное - продают телят. Договорились - поехали. А вдруг? Опыт сельского хозяйства у нас есть, но то - зерновое, а почему бы не попробовать молочное? Тем более, что я мечтаю на старости вернуться в родные места. Я вообще верю, что в ближайшие годы, если не случится конца света, самым надёжным вложением будет вложение в реальную экономику. (Выражение, кстати, нелепое - «реальная экономика», оно отражает общую нелепость современной жизни: нереальная экономика - это оксюмарон, вроде виртуальной еды). В общем, взяли с собой руководительницу нашего ростовского хозяйства: она по профессии зоотехник; сели - поехали.
По дороге зашла я в лесок, мимо которого ехали. И тут же набрела на пень с дивными опятами на нём. Грибочки крепенькие, ядрёные, на толстой ножке - настоящие осенние опята. Опята ведь бывают летние, тонкие, на худенькой ножке, а эти - осенние. Собрала грибы, благо в кармане куртки случился полиэтиленовый пакет и, довольная, вернулась к машине. Собрала - и ничего не поняла. А могла бы…
Ведь я давно занимаюсь толкованием сновидений - уже истолковала несколько сот, и многим помогла понять подсказки судьбы. Сны я истолковываю не как это делают сонники, а так, словно сон - это развёрнутая метафора, художественное произведение. Точно так я истолковываю знаки судьбы - не вполне обычные события, на которые мы обращаем внимание в течение дня: странные встречи, непредвиденные происшествия. Ещё и не скажешь, где явь, а где сон: может, то, что нам кажется реальностью, - не более, чем сон.
Вся сегодняшняя жизнь России - это опята, растущие на гниющем пне. Всё так называемое развитие - это высасывание соков из поверженного совка. Так опята тянут соки из трухлявой древесины бывших деревьев. Сами-то они иногда бывают очень ядрёные и вкусные. А пень, что пень - высосут его опята, и пойдёт прахом. Кстати, пень, с которого я собрала опята, на моих глазах развалился.
Этой сценкой судьба предварила то, что я увидела через пару часов.
Уже при съезде с трассы видно живописное запустение: обочь дороги брошенные поля, на которых споро произрастают берёзки. На моей родине, в Коломне, легко вырастают берёзовые плотные чащи. В детстве мы с девчонками продирались сквозь них и добывали крепкие, длинноногие, молодые подберёзовики с маленькой шляпкой. Подберёзовиков бывало много: взрослые в берёзовую чащобу не лазили.
И вот сегодня такие чащи вырастают повсюду - на бывших полях. Снова ввести эти поля в оборот - нереально, это неимоверные затраты. Так что вторичные леса - это надолго, возможно, навсегда. Ну что ж, воздух будет чище.
Вот кончился Коломенский район, пошёл Луховицкий. Разницы никакой. Иногда попадаются богатые кирпичные дома, похоже, дачи, а не постоянное жильё, а так - «край родной долготерпенья, край ты русского народа»: почерневшие избы, немало брошенных, покосившиеся заборы, сделанные невесть из чего… Кое-где яблони, покрытые яблоками: нынешний год богатый урожай. Проезжаем деревню с живописным названием Лисьи Норы - и вот мы у цели.
Большое село. Есть дом культуры, руины церкви странного вида - какого-то нецерковного: с портиком и колоннами. В традиционном старинном доме - каменный низ, деревянный верх - филиал Луховицкого краеведческого музея. В музей мы не попали: в понедельник и вторник выходной. Тут же на площади - администрация хозяйства, а рядом - доска почёта. Это настоящий антиквариат: фотография с надписью: «План 1986 года - выполним!».
В ожидании встречи с директором хозяйства прогуливаемся по селу. Место, где мы находимся, называется площадь Карла Маркса. Она просторная и обстроена каменными строениями. В одном проглядывает стиль а ля рюсс , любимый провинциальными купцами начала ХХ века. Рядом что-то современное, начали строить да так и бросили: сил не хватило, а может, раздумали. Совсем рядом - река Ока. Тут она широкая, полноводная. Ближе к реке - сквер, когда-то спланированный в духе регулярного парка: остались следы партера, ряды когда-то, надо понимать, подстригавшегося кустарника, останки скамеек. Садик спускается к реке; сейчас там сплошные заросли ивняка, а в затоне плавают гуси.
Посреди сквера высится монумент. Это бюст дважды Героя социалистического труда, председателя местного колхоза им. Ленина (так называлось в оны дни хозяйство, куда мы приехали). Фамилия этого человека была Генералов. Сегодня односельчане мало что помнят о нём, разве что то, что при нём колхоз был большим, важным и богатым. А сегодня… сегодня «не пойми чего», как выразилась пожилая тётка в пляжных тапочках возле хозяйственной лавочки, куда я зашла. То, что случилось потом: приватизация, разделение земли на паи, новые, невесть откуда взявшиеся собственники, казались бывшим колхозникам карой небесной, ниспосланной невесть за какие грехи. Ровно то же самое - в наших бывших совхозах на Маныче. Был совхоз-миллионер - стала разруха, которую мы пытаемся одолет уж десять лет. А почему, кому это вдруг потребовалось всё сломать - Бог весть…
Растерянность в фигурах бывших колхозников на площади. Четыре неопрятных мужика бродят взад-вперёд, словно не понимая, куда идут. Понедельник, около часу дня…
Наконец директор приехал и готов нас принять. Здание администрации выстроено во вкусе сталинского сельского ампира: стенки разрисованы под мрамор, в просторном директорском кабинете на потолке солидная розетка и разводы влаги от протёкшего когда-то потолка. Такие же постройки есть и в наших хозяйствах; возводились они в пору наибольшей силы и славы. Ампир - это вообще стиль силы и славы. В здании пустовато.
Директор - сравнительно молодой ещё детина по имени Сергей; добродушная физиономия уже успела приобрести лёгкую алкогольную помятость и чуть фиолетовый оттенок. Он местный, коломенский. Учился аж в Голландии, полгода. Работал у какого-то фермера и одновременно занимался в местном сельхозколледже. Это было ещё в эпоху идиллических отношений с Западом. Тогда они нам предоставляли кредиты на рыночные реформы, и на эти кредиты принимали у себя наших практикантов, платя своим же учителям, тем самым возвращая свои денежки домой. Вот в эту волну и попал директор Сергей. По возвращении он выучился в Балашихинском заочном сельхозвузе. А теперь вот рулит, как умеет, молочным хозяйством.
Хозяйство принадлежит каким-то «инвесторам», т.е. пришлым собственникам. Они скупили «паи», на которые был разделён колхоз, и овладели хозяйством. Всё по закону, никто ни у кого ничего не отнимал: народ сам отдал. «Инвестор», говорят, какой-то банкир.
А что могли сделать бывшие колхозники? Ковырять землицу-матушку, как в эпоху Бориса Годунова? Да хоть бы и Столыпина, столь любимого нашими реформаторами… Воображать, что бывшие колхозники-совхозники смогут работать самостоятельно и индивидуально - это всё равно, что предполагать, что рабочий машиностроительного завода, получив по разделу свой станок, преуспеет в качестве индивидуально ремесленника. Такое может случиться разве что в роли курьёза, но никак не нормального, среднего случая. Фактически этих людей бросили, деклассировали. Они умели работать только так, находясь в производственной структуре, а структуру - разрушили. Обойтись с ними таким манером - это всё равно что выгнать на улицу 12-летнего подростка, сказав ему: «Ты - свободен. Делай что хочешь». Кем он будет? Мелким карманником? Малолетней проституткой? Такие вот «дары свободы» получили колхозники бывшего успешного и знаменитого луховицкого колхоза им. Ленина. Собственно, «инвесторы» и нацелились на это хозяйство, потому что оно было одним из приличных. Но это было. Сейчас-то всё в прошлом. Была такая картина, известная - «Всё в прошлом». Если бы сейчас была в ходу жанровая живопись - нашлось бы немало прелестных сюжетов по городам и весям нашего богоспасаемого отечества для полотна под таким же названием.
Поехали смотреть хозяйство. По описанию-то оно хоть куда: 1300 га земли, около 700 голов скота. Аж племенное хозяйство: продают бычков. Но описание описанием, а реальность - мда… «Всё в прошлом». «Инвесторы» от своих банкирских прибытков даже совковые полуразвалившиеся фермы починить не сумели. Коровы - неплохие, чёрно-пёстрые с голштинской примесью. Но содержатся в привычной грязи и разрухе. Кормят вроде досыта, но, как сказала наша специалистка, корм плохо нарезан и рацион не сбалансирован. Работает там аж 140 человек - это очень много для такого количества коров. Директор гордился, что доярки все - русские, эдакий националист. Доярки грязные, похожие на бомжих и старые. Вероятно, сохранились с тех времён.
В советское и раннее постсоветское время я видывала немало ферм - и все приличнее. Там доярки ходили в халатах и мне, помнится, давали халат. И было там - чисто. Но тогда мы всё сравнивали с передовыми европейскими хозяйствами, где автоматика и люди ходят в одноразовых бахилах и пластиковых халатах.
А сегодня в бывшем колхозе им. Ленина ходят в грязном тряпье. На дворе при ясной сухой погоде стояла грязь. Воображаю, что будет, когда зарядят дожди… Болтаются какие-то невнятные дворняжки… Ферма не огорожена - просто коммунизм. Есть, правда, сторожа. А если из Лисьих Нор придёт лиса, заражённая бешенством? Такими мелочами тут никто не заморачивается.
Единственное современное, не пришедшее из Совка, оборудование - это охлаждаемые ёмкости для молока. Остальное - антиквариат. Трухлявый пень, из которого сосут остатки питания опята осенние. Высосут до капельки - и упадёт пень.
Директор Сергей вдохновенно врал, что они сдают молоко высшей категории по 20 рублей за литр. Какая тут высшая категория - когда грязь и кормят кое-как? Выживает хозяйство, вероятно, продажей тёлочек - это возможно. А молоко… Ну, что-то сдают, но, очевидно, не по высшей категории.
Я вкрадчиво поинтересовалась: зачем продают? Это, оказывается, непрофильный актив. Во как выражаются нынче селяне! Работают, правда, хуже, чем выражаются, а выражаются - на пять с плюсом. Нынче вообще эпоха Великой Болтовни. На первых местах жизни - болтуны, а не работники. Работники задвинуты в грязный, завитый паутиной угол, чтоб сидели и не высовывались, не портили пейзаж.
И просят «инвесторы» за непрофильный актив 300 млн. Рублей. Могли бы и миллиардов - всё равно никто не купит. Если уж затеваться - лучше начать этот бизнес с нуля на голом месте.
Назад ехали по неважной, но, безусловно, асфальтированной дороге. Её когда-то построил сам (!!!) колхоз им. Ленина. Сегодня это звучит сказкой о золотом веке, что-то вроде предания о том, что люди когда-то жили по тысячи лет и умели летать.
Что будет, когда совсем, до конца проедим совковое достояние? Хочется верить, что начнём работать. Мне кажется, люди, простые люди, хотят наконец перейти от развала и разворовывания к разумной, трудовой жизни. Но людьми нужно разумно руководить, бросить их и сказать: «Делайте что хотите» - это путь к разрухе и упадку. Это мы сами всенародно доказали в ходе широкомасштабного эксперимента. И ещё: надо прогнать всех этих «инвесторов». Это опята, примостившиеся на остатках совкового наследства. Хочешь работать - работай, вкладывай денежки и занимайся делом. Не хочешь - проваливай. Мне кажется, так и будет. Будет - потому что должно быть. Иначе нам кранты.
По дороге зашла я в лесок, мимо которого ехали. И тут же набрела на пень с дивными опятами на нём. Грибочки крепенькие, ядрёные, на толстой ножке - настоящие осенние опята. Опята ведь бывают летние, тонкие, на худенькой ножке, а эти - осенние. Собрала грибы, благо в кармане куртки случился полиэтиленовый пакет и, довольная, вернулась к машине. Собрала - и ничего не поняла. А могла бы…
Ведь я давно занимаюсь толкованием сновидений - уже истолковала несколько сот, и многим помогла понять подсказки судьбы. Сны я истолковываю не как это делают сонники, а так, словно сон - это развёрнутая метафора, художественное произведение. Точно так я истолковываю знаки судьбы - не вполне обычные события, на которые мы обращаем внимание в течение дня: странные встречи, непредвиденные происшествия. Ещё и не скажешь, где явь, а где сон: может, то, что нам кажется реальностью, - не более, чем сон.
Вся сегодняшняя жизнь России - это опята, растущие на гниющем пне. Всё так называемое развитие - это высасывание соков из поверженного совка. Так опята тянут соки из трухлявой древесины бывших деревьев. Сами-то они иногда бывают очень ядрёные и вкусные. А пень, что пень - высосут его опята, и пойдёт прахом. Кстати, пень, с которого я собрала опята, на моих глазах развалился.
Этой сценкой судьба предварила то, что я увидела через пару часов.
Уже при съезде с трассы видно живописное запустение: обочь дороги брошенные поля, на которых споро произрастают берёзки. На моей родине, в Коломне, легко вырастают берёзовые плотные чащи. В детстве мы с девчонками продирались сквозь них и добывали крепкие, длинноногие, молодые подберёзовики с маленькой шляпкой. Подберёзовиков бывало много: взрослые в берёзовую чащобу не лазили.
И вот сегодня такие чащи вырастают повсюду - на бывших полях. Снова ввести эти поля в оборот - нереально, это неимоверные затраты. Так что вторичные леса - это надолго, возможно, навсегда. Ну что ж, воздух будет чище.
Вот кончился Коломенский район, пошёл Луховицкий. Разницы никакой. Иногда попадаются богатые кирпичные дома, похоже, дачи, а не постоянное жильё, а так - «край родной долготерпенья, край ты русского народа»: почерневшие избы, немало брошенных, покосившиеся заборы, сделанные невесть из чего… Кое-где яблони, покрытые яблоками: нынешний год богатый урожай. Проезжаем деревню с живописным названием Лисьи Норы - и вот мы у цели.
Большое село. Есть дом культуры, руины церкви странного вида - какого-то нецерковного: с портиком и колоннами. В традиционном старинном доме - каменный низ, деревянный верх - филиал Луховицкого краеведческого музея. В музей мы не попали: в понедельник и вторник выходной. Тут же на площади - администрация хозяйства, а рядом - доска почёта. Это настоящий антиквариат: фотография с надписью: «План 1986 года - выполним!».
В ожидании встречи с директором хозяйства прогуливаемся по селу. Место, где мы находимся, называется площадь Карла Маркса. Она просторная и обстроена каменными строениями. В одном проглядывает стиль а ля рюсс , любимый провинциальными купцами начала ХХ века. Рядом что-то современное, начали строить да так и бросили: сил не хватило, а может, раздумали. Совсем рядом - река Ока. Тут она широкая, полноводная. Ближе к реке - сквер, когда-то спланированный в духе регулярного парка: остались следы партера, ряды когда-то, надо понимать, подстригавшегося кустарника, останки скамеек. Садик спускается к реке; сейчас там сплошные заросли ивняка, а в затоне плавают гуси.
Посреди сквера высится монумент. Это бюст дважды Героя социалистического труда, председателя местного колхоза им. Ленина (так называлось в оны дни хозяйство, куда мы приехали). Фамилия этого человека была Генералов. Сегодня односельчане мало что помнят о нём, разве что то, что при нём колхоз был большим, важным и богатым. А сегодня… сегодня «не пойми чего», как выразилась пожилая тётка в пляжных тапочках возле хозяйственной лавочки, куда я зашла. То, что случилось потом: приватизация, разделение земли на паи, новые, невесть откуда взявшиеся собственники, казались бывшим колхозникам карой небесной, ниспосланной невесть за какие грехи. Ровно то же самое - в наших бывших совхозах на Маныче. Был совхоз-миллионер - стала разруха, которую мы пытаемся одолет уж десять лет. А почему, кому это вдруг потребовалось всё сломать - Бог весть…
Растерянность в фигурах бывших колхозников на площади. Четыре неопрятных мужика бродят взад-вперёд, словно не понимая, куда идут. Понедельник, около часу дня…
Наконец директор приехал и готов нас принять. Здание администрации выстроено во вкусе сталинского сельского ампира: стенки разрисованы под мрамор, в просторном директорском кабинете на потолке солидная розетка и разводы влаги от протёкшего когда-то потолка. Такие же постройки есть и в наших хозяйствах; возводились они в пору наибольшей силы и славы. Ампир - это вообще стиль силы и славы. В здании пустовато.
Директор - сравнительно молодой ещё детина по имени Сергей; добродушная физиономия уже успела приобрести лёгкую алкогольную помятость и чуть фиолетовый оттенок. Он местный, коломенский. Учился аж в Голландии, полгода. Работал у какого-то фермера и одновременно занимался в местном сельхозколледже. Это было ещё в эпоху идиллических отношений с Западом. Тогда они нам предоставляли кредиты на рыночные реформы, и на эти кредиты принимали у себя наших практикантов, платя своим же учителям, тем самым возвращая свои денежки домой. Вот в эту волну и попал директор Сергей. По возвращении он выучился в Балашихинском заочном сельхозвузе. А теперь вот рулит, как умеет, молочным хозяйством.
Хозяйство принадлежит каким-то «инвесторам», т.е. пришлым собственникам. Они скупили «паи», на которые был разделён колхоз, и овладели хозяйством. Всё по закону, никто ни у кого ничего не отнимал: народ сам отдал. «Инвестор», говорят, какой-то банкир.
А что могли сделать бывшие колхозники? Ковырять землицу-матушку, как в эпоху Бориса Годунова? Да хоть бы и Столыпина, столь любимого нашими реформаторами… Воображать, что бывшие колхозники-совхозники смогут работать самостоятельно и индивидуально - это всё равно, что предполагать, что рабочий машиностроительного завода, получив по разделу свой станок, преуспеет в качестве индивидуально ремесленника. Такое может случиться разве что в роли курьёза, но никак не нормального, среднего случая. Фактически этих людей бросили, деклассировали. Они умели работать только так, находясь в производственной структуре, а структуру - разрушили. Обойтись с ними таким манером - это всё равно что выгнать на улицу 12-летнего подростка, сказав ему: «Ты - свободен. Делай что хочешь». Кем он будет? Мелким карманником? Малолетней проституткой? Такие вот «дары свободы» получили колхозники бывшего успешного и знаменитого луховицкого колхоза им. Ленина. Собственно, «инвесторы» и нацелились на это хозяйство, потому что оно было одним из приличных. Но это было. Сейчас-то всё в прошлом. Была такая картина, известная - «Всё в прошлом». Если бы сейчас была в ходу жанровая живопись - нашлось бы немало прелестных сюжетов по городам и весям нашего богоспасаемого отечества для полотна под таким же названием.
Поехали смотреть хозяйство. По описанию-то оно хоть куда: 1300 га земли, около 700 голов скота. Аж племенное хозяйство: продают бычков. Но описание описанием, а реальность - мда… «Всё в прошлом». «Инвесторы» от своих банкирских прибытков даже совковые полуразвалившиеся фермы починить не сумели. Коровы - неплохие, чёрно-пёстрые с голштинской примесью. Но содержатся в привычной грязи и разрухе. Кормят вроде досыта, но, как сказала наша специалистка, корм плохо нарезан и рацион не сбалансирован. Работает там аж 140 человек - это очень много для такого количества коров. Директор гордился, что доярки все - русские, эдакий националист. Доярки грязные, похожие на бомжих и старые. Вероятно, сохранились с тех времён.
В советское и раннее постсоветское время я видывала немало ферм - и все приличнее. Там доярки ходили в халатах и мне, помнится, давали халат. И было там - чисто. Но тогда мы всё сравнивали с передовыми европейскими хозяйствами, где автоматика и люди ходят в одноразовых бахилах и пластиковых халатах.
А сегодня в бывшем колхозе им. Ленина ходят в грязном тряпье. На дворе при ясной сухой погоде стояла грязь. Воображаю, что будет, когда зарядят дожди… Болтаются какие-то невнятные дворняжки… Ферма не огорожена - просто коммунизм. Есть, правда, сторожа. А если из Лисьих Нор придёт лиса, заражённая бешенством? Такими мелочами тут никто не заморачивается.
Единственное современное, не пришедшее из Совка, оборудование - это охлаждаемые ёмкости для молока. Остальное - антиквариат. Трухлявый пень, из которого сосут остатки питания опята осенние. Высосут до капельки - и упадёт пень.
Директор Сергей вдохновенно врал, что они сдают молоко высшей категории по 20 рублей за литр. Какая тут высшая категория - когда грязь и кормят кое-как? Выживает хозяйство, вероятно, продажей тёлочек - это возможно. А молоко… Ну, что-то сдают, но, очевидно, не по высшей категории.
Я вкрадчиво поинтересовалась: зачем продают? Это, оказывается, непрофильный актив. Во как выражаются нынче селяне! Работают, правда, хуже, чем выражаются, а выражаются - на пять с плюсом. Нынче вообще эпоха Великой Болтовни. На первых местах жизни - болтуны, а не работники. Работники задвинуты в грязный, завитый паутиной угол, чтоб сидели и не высовывались, не портили пейзаж.
И просят «инвесторы» за непрофильный актив 300 млн. Рублей. Могли бы и миллиардов - всё равно никто не купит. Если уж затеваться - лучше начать этот бизнес с нуля на голом месте.
Назад ехали по неважной, но, безусловно, асфальтированной дороге. Её когда-то построил сам (!!!) колхоз им. Ленина. Сегодня это звучит сказкой о золотом веке, что-то вроде предания о том, что люди когда-то жили по тысячи лет и умели летать.
Что будет, когда совсем, до конца проедим совковое достояние? Хочется верить, что начнём работать. Мне кажется, люди, простые люди, хотят наконец перейти от развала и разворовывания к разумной, трудовой жизни. Но людьми нужно разумно руководить, бросить их и сказать: «Делайте что хотите» - это путь к разрухе и упадку. Это мы сами всенародно доказали в ходе широкомасштабного эксперимента. И ещё: надо прогнать всех этих «инвесторов». Это опята, примостившиеся на остатках совкового наследства. Хочешь работать - работай, вкладывай денежки и занимайся делом. Не хочешь - проваливай. Мне кажется, так и будет. Будет - потому что должно быть. Иначе нам кранты.