рабочая ночь имени архитектора Гулина
Завтра предзащита. Ввиду того, что я готова, как всегда, - то есть никак, - да здравствует ночь напряжённой сборки подрамников.
Знаете, что меня огорчает больше всего? Нет, вовсе не перспектива схлопотать люлей на кафедре, или расстроить научного руководителя (хотя меня это на самом деле очень огорчает, потому что она чудесная женщина, идеальный научник, и я её очень люблю), и даже не возможный вариант событий с пролётом мимо аспирантуры - все мои знакомые, окромя старших членов семейства, в один голос спрашивают "Зачем тебе оно надо?!". Нет.
Больше всего меня огорчает, что я почти загубила это прекрасное исследование, в котором мне откровенно везло, и несмотря на вполне ценный собранный материал, на защите оно может выглядеть довольно жалко и поверхностно. Да, и вспомним еще, что наши "научные мужи и дамы" не воспринимают теоретический материал без красивых картинок метражом, превышающим площадь среднестатистической кухни. А с красивыми картинками у меня беда с начала обучения в этом институте - несмотря на авторитетное мнение Виппера, написавшего в одном из трудов моего "обязательного списка", что архитектор совершенно не обязан быть "хорошим рисовальщиком", абсолютно все в нашей альма-матер свято уверены: не умеешь рисовать и ловко работать с компьютерной графикой - бездарь ты, бездарь безнадёжная.
Концы не подобраны - не все линии доисследованы, не все материалы и ссылки подбиты, и ой как далеко не все архивы перерыты (а с ГАРО у меня отношения вообще не сложились толком); а сколько же там еще вкусного, сколько еще можно перетряхнуть и перерыть, чтобы выяснить все нужные мелкие детали и сложить наконец этот призрачный витраж "попробуй узнай, что было сто лет назад".
А я ведь люблю архивы, хрупкие желтые страницы дореволюционных изданий и их прихотливый шрифт, нежно люблю Публичку с её особым внутренним настроением безвременья и приветливыми сотрудниками. А еще я обнаруживаю всё новых и новых людей, увлеченно собирающих такие же крупицы истории, и думаю, что в выключенном из этой среды состоянии - я просто баклан.
Ох, как трудно втыкаться в научную работу, когда тебя никогда этому не учили, ох как трудно постигать этот способ мышления, ох как особенно тяжело впускать в себя так необходимый для этого внутренний безмятежный пыл, когда мечешься между домом-ребёнком, собственным делом и музыкальными чаяниями. Вовка ходит и издевается надо мной второй месяц: "Пока ты пишешь диссертацию, кто-то другой играет на арфе". Да оно понятно.
Заканчивая разглагольствовать, совершим традиционный студенческий жест - принесём страшную клятву, что "больше никогда-никогда", и "всё только вовремя и планомерно". Ага, как же.
Знаете, что меня огорчает больше всего? Нет, вовсе не перспектива схлопотать люлей на кафедре, или расстроить научного руководителя (хотя меня это на самом деле очень огорчает, потому что она чудесная женщина, идеальный научник, и я её очень люблю), и даже не возможный вариант событий с пролётом мимо аспирантуры - все мои знакомые, окромя старших членов семейства, в один голос спрашивают "Зачем тебе оно надо?!". Нет.
Больше всего меня огорчает, что я почти загубила это прекрасное исследование, в котором мне откровенно везло, и несмотря на вполне ценный собранный материал, на защите оно может выглядеть довольно жалко и поверхностно. Да, и вспомним еще, что наши "научные мужи и дамы" не воспринимают теоретический материал без красивых картинок метражом, превышающим площадь среднестатистической кухни. А с красивыми картинками у меня беда с начала обучения в этом институте - несмотря на авторитетное мнение Виппера, написавшего в одном из трудов моего "обязательного списка", что архитектор совершенно не обязан быть "хорошим рисовальщиком", абсолютно все в нашей альма-матер свято уверены: не умеешь рисовать и ловко работать с компьютерной графикой - бездарь ты, бездарь безнадёжная.
Концы не подобраны - не все линии доисследованы, не все материалы и ссылки подбиты, и ой как далеко не все архивы перерыты (а с ГАРО у меня отношения вообще не сложились толком); а сколько же там еще вкусного, сколько еще можно перетряхнуть и перерыть, чтобы выяснить все нужные мелкие детали и сложить наконец этот призрачный витраж "попробуй узнай, что было сто лет назад".
А я ведь люблю архивы, хрупкие желтые страницы дореволюционных изданий и их прихотливый шрифт, нежно люблю Публичку с её особым внутренним настроением безвременья и приветливыми сотрудниками. А еще я обнаруживаю всё новых и новых людей, увлеченно собирающих такие же крупицы истории, и думаю, что в выключенном из этой среды состоянии - я просто баклан.
Ох, как трудно втыкаться в научную работу, когда тебя никогда этому не учили, ох как трудно постигать этот способ мышления, ох как особенно тяжело впускать в себя так необходимый для этого внутренний безмятежный пыл, когда мечешься между домом-ребёнком, собственным делом и музыкальными чаяниями. Вовка ходит и издевается надо мной второй месяц: "Пока ты пишешь диссертацию, кто-то другой играет на арфе". Да оно понятно.
Заканчивая разглагольствовать, совершим традиционный студенческий жест - принесём страшную клятву, что "больше никогда-никогда", и "всё только вовремя и планомерно". Ага, как же.