Родня

Sep 01, 2020 15:53

Рубрика: Личное пространство

Светлана ВНУКОВА *

«В Москве у Сейдзи Одзавы в тот год планировались лишь два концерта - 15 и 16 сентября, а Вислоцкая, разволновавшись, все откладывала и откладывала поездку. До тех самых пор, покуда сын сам не отвез ее в аэропорт. Столица встретила дождем, хмурыми лицами москвичей и плотным кольцом секьюрити вокруг Большого зала консерватории: в Большом зале ждали президента.
«Мне хватает своих проблем», - отмахнулся от Вислоцкой начальник охраны. Выручила дамочка, что торговала неподалеку контрамарками. За партер просила тысячу, Вислоцкая купила галерку. Администратор, выслушав Вислоцкую, прослезилась и пообещала связаться с переводчицей. Стоя под самым потолком консерватории, Гелена Николаевна не отводила глаз от человека за дирижерским пультом.
В антракте пригласили к маэстро. Какие-то люди выскакивали из каких-то дверей и смотрели во все глаза. Гримерка Одзавы тонула в цветах. С хозяина, маленького и хрупкого, сняли вымокший за пультом фрак, хозяин обнял Вислоцкую и заговорил так горячо и быстро, что не успевали переводить. Как дитя радовался Ростропович, Вишневская о чем-то спрашивала...
Вислоцкая не чуяла под собою ног. Когда же Сейдзи, набрав номер, произнес «Веря» и протянул трубку, Гелена Николаевна разрыдалась. Голос в трубке был удивительно похож на ее собственный, и в трубке тоже рыдали. На том конце провода в невозможном каком-то Хьюстоне навзрыд плакала жена всемирно известного дирижера и ее - Гелены Николаевны - сестра».


Гелена Николаевна Вислоцкая
[Spoiler (click to open)]

Это начало текста, который в 1998-м опубликовала «Волжская коммуна». 22 года назад! Я уж и думать забыла об этой публикации, и вдруг - письмо. В «Одноклассниках», в «личку»: «А не вы ли - автор того текста?» И это, конечно, одна из приятностей нашей профессии. Вот такие письма. Или звонки. Через пропасть лет: «А не вы ли - автор?»
Не так давно, кстати, и в «Фейсбуке» нашли меня по поводу одной из прошлых публикаций. Точнее, по поводу интервью, которое я брала у Татьяны Николаевны Воскобойниковой. Нашел меня человек из города Красноярска. Андрей Мармышев, историк, журналист, нашел и попросил помочь ему связаться с Воскобойниковой - Андрей полагал, что находится с Татьяной Николаевной в родстве.
***
С Татьяной Николаевной Воскобойниковой мы вместе работали в «Волжской коммуне». Когда я в «Коммуну» только-только пришла, Татьяна Николаевна была там у редактора замом. А потом сама стала редактором, и я довольно долго трудилась под ее началом. А потом наши газетные пути разошлись, да и виделись мы нечасто. Но лет девять назад «Парк Гагарина» поручил взять у нее интервью. Татьяна Николаевна уже работала в «Социальной газете», я - в «Самарской», и мне, конечно, было приятно с ней встретиться. Честно признаюсь, никаких неожиданностей от разговора я не ждала: мне казалось, что про Татьяну Николаевну я знаю всё. А выяснилось, что толком-то ничего и не знаю. Не буду пересказывать весь наш разговор, скажу только про бабушку и дедушку Татьяны Николаевны, потому как рассказ о них и натолкнул Андрея Мармышева на мысль о родстве.


Татьяна Николаевна Воскобойникова

Бабушка и дедушка Татьяны Николаевны в Самару - тогда это был уже Куйбышев - приехали в 38-м году. Из Китая. С КВЖД. Дед, Николай Гаврилович, был главным ветеринарным врачом Куйбышевской железной дороги, а бабушка знала пять языков. Китайский, японский и три европейских: французский, немецкий, английский. Окончила институт на Дальнем Востоке. Что-то вроде Смольного. И учила бурятских детей. Ну а в Куйбышеве ее за языки посадили. Главным образом, японский, потому что посадили ее как японскую шпионку.
Как японскую шпионку бабушку Татьяны Николаевны Воскобойниковой сажали три раза. В 38-м, 39-м и 40-м. Каждый год на несколько месяцев. Сажали, выпускали, снова сажали и снова выпускали. Прожила она долго. 91 год. Преподавала английский в 13-й школе. Звали бабушку Людмила Васильевна. А фамилия у нее была Мармышева.


Бабушка и дедушка Татьяны Николаевны Воскобойниковой

А Мармышев Андрей, ну, который из Красноярска, он корнями своими интересуется, и фейсбучная его страница - это, кроме всего прочего, еще и хроника родословной. И однажды он там пост разместил: «Был в нашем роду Николай Гаврилович Мармышев, брат прадеда, медик, биография его более-менее известна до 1917 года. В годы Смуты оказался на КВЖД, то есть в Маньчжурии, северо-восточной части Китая. Где и служил долгие годы. В конце 30-х вернулся в Союз, и поселен был в Самаре, что тогда звалась Куйбышевом. Сын его воевал в 100-й дивизии. На этом всё - война и послевоенная разруха оборвали связи. От Николая в роду осталась только фотография с несколькими словами к матери, написанными на обороте. Кстати, это к нему на КВЖД уехала в те годы сестра Клавдия, о которой я писал, учительница, так и не признавшая соввласть. Один известный востоковед, исследователь русской эмиграции на Тихом океане, подсказал, где может быть его дело. Последовал запрос в архив, и через несколько месяцев мне сообщили о его архивном деле. Среди крайне куцей информации оказались ФИО его супруги. Далее дело техники - оказалось, в Сети есть интервью с внучкой Николая Гавриловича, журналисткой из Самары».
Разместил пост, стал искать возможности связаться с Воскобойниковой и в результате связался. И подтвердилось - родственники. И вот новое письмо. Про другую мою публикацию, хотя косвенно они связаны, эти истории. Татьяна Николаевна Воскобойникова редактировала «Коммуну», когда в ней появился текст о Вислоцкой. Собственно, Татьяна Николаевна с Вислоцкой меня и познакомила. И в этом тексте тоже, как, думаю, вы уже догадались, речь шла об истории семьи. И в этой истории, кроме всего прочего, тоже были и Дальний Восток, и Китай, и Япония, и революция, и репрессии, и, конечно, Самара.
***
Сталинское время, Новосибирск, маленькая Гелена, ее бабушка, таинственный («Смотри, Геленка, никому!») рассказ о младшей бабушкиной сестре Верочке, пропавшей в революцию в китайском Харбине, и обещание: «Я ее, бабушка, найду. Верочку. Найду обязательно».
Когда появилась надежда в самом деле найти, бабушки - доброй, умной, веселой синеглазой любимой бабушки Наташи - на этом свете уже не было. Гелену звали Гелена Николаевна, и жила она в Самаре, работала в ОКБ Кузнецова, воспитывала с мужем сына и в одну из командировок навестила тетку в подмосковном городе Видно. В теткином архиве и обнаружила фотографию, пролившую свет на таинственный шепот синеглазой бабушки: «Только смотри, Геленка, никому». Трех очаровательных девушек в изысканных туалетах и высокого статного красавца в элегантном сюртуке запечатлел старорежимный фотограф.
- Девицы, - поясняла Гелене тетенька, - твои бабушки: Зоя, Наталья, Вера. Красавец - прадед, папенька девиц. Тобольский купец Петр Кузьмин. Жена его при родах Верочки умерла, и он один растил дочерей. Дал им отличное воспитание и замуж выдал (младшую за офицера царской армии Ильина). И в Тобольске до сих пор о Петре Кузьмине живет добрая память, поскольку он был не только купцом первой гильдии, но и большим меценатом.
Всю дорогу из Видного в Самару Гелена вспоминала свою бабушку и данное ей обещание. Мучила мысль: где искать? Как? Через кого? Дома развернула по заведенной привычке «Коммуну» и ахнула: на третьей полосе в правом верхнем углу - объявление: выпускники Харбинского политехнического института, живущие в Рождествене, ищут сокурсников, окончивших вуз полвека назад. В Рождествено написала тут же. И пришел ответ. Ильиных, правда, рождественцы не знали, но сообщили адрес новосибирской газеты «Харбин», в двенадцати странах мира публикующей информацию о розыске потерявшихся в этом мире людей. Вислоцкая написала в «Харбин», «Харбин» сообщение Вислоцкой опубликовал, и через три месяца Гелена Николаевна обнаружила в почтовом ящике конверт с профилями трех американских президентов. Писал сын исчезнувшей Верочки, дядя Вислоцкой, Георгий.
Они писали друг другу едва ли не каждый месяц. Гелена - Георгию, Георгий - Гелене. По нескольку страниц, убористым текстом. От Юры (так Георгий подписывал письма) Гелена узнала, что родственники ее живут не только в Америке, но и в Японии. И хотя старший сын Веры, брат Юрия, Виталий уже умер, жива и здравствует его дочь - сестра Гелены и тоже Верочка.
Эта Верочка, писал Юрий, наполовину японка. Необычайно красива, работала манекенщицей, имела свой Дом моделей, вышла замуж за ученика Герберта фон Караяна Сейдзи Одзаву и родила ему сына и дочь. И в одном из писем дядя прислал племяннице фотографию: живой еще Виталий Ильин и юная чета Сейдзи.
***
7 декабря 1991 года газета «Харбин» писала: «Гелена Николаевна Вислоцкая, проживающая в Самаре, просит помочь в розыске своих родственников, ушедших в 18-м году с русской армией в Харбин. Известно о них следующее:
Кузьмина Вера Петровна, приблизительно 1892-94 г. р.
Ильин Петр, ее муж, офицер. Не известны ни звание, ни год рождения.
Их старший сын Виталий Петрович Ильин 1910 г. р.
Младший сын. О нем не известно ничего».
Вислоцкая ошибалась. В жизни младшей дочери тобольского купца первой гильдии и мецената Кузьмина Харбин возник не в 18-м, а в 24-м. В 24-м году офицеру Белой армии Ильину удалось бежать из красного плена в Маньчжурию, и подложные документы были для него тогда единственной возможностью вызволить из большевистской России семью. Ильин переслал бумаги жене, и Вере удалось выхлопотать разрешение выехать самой, вывезти сыновей - Виталия и Юрия, тетку и собаку.
Поселились в Харбине. Жили в проходной комнате, крайне нуждались и очень много работали. Вера шила. Ильин строил. Вскоре сам стал подрядчиком и обзавелся собственным двухэтажным домом, разместив на первом этаже комитет беженцев. Неизвестно, скольких соотечественников поддержал в тяжелую минуту переквалифицировавшийся в строителя офицер, но, видимо, немало, поскольку память об организованном им комитете (в Харбине его называли «Миссией Ильина») живет, как писал Вислоцкой ее дядя, и в Китае, и в Японии, и Америке, и в России.
С бизнесом у Ильина тоже складывалось неплохо. Настолько, что он сумел купить сыновьям, окончившим японскую гимназию и поступившим на инженерный факультет Токийского университета, дом в Йокогаме. А также приобрести недвижимость на юге Маньчжурии. Именно там в 1945 году он был вновь пленен Красной армией. Приговорили к 10 годам, возвратили в Россию, и Ильин вновь исчез. Теперь уже навсегда.
Из эшелона, увозившего его из Харбина и жизни, кинул записку в снег. Зиму спустя на обрывок бумаги наткнулся китаец и 10 лет искал возможность передать письмо тем, кому оно было адресовано. Вера, жена Ильина, прочла записку в 55-м. Уже четыре года, как она жила с семьей младшего сына в Сан-Франциско.
В 81-м не стало и Веры. Похоронили дочь тобольского купца на американском кладбище, прозванном «Сербским», рядом с такими же, как и она, эмигрантами. Замужем эта до последних дней своей жизни красивая женщина была лишь однажды. За русским офицером Петром Ильиным.
***
В то время, когда Петра Ильина увозили из Харбина, его жена и сыновья были в Японии. Они всю войну там были. Всю Вторую мировую войну. Жили в том самом доме, что купил им отец, и Юрий писал племяннице, что помнит марки американских бомбардировщиков - 400В 29, 100Р 51, что оставили Ильиных без крыши над головой.
Дом сгорел, Йокогама превратилась в руины, семье выделили 10 000 иен и выслали на север страны. Свою жизнь там Юрий называл «существованием» и весело рассказывал в письмах самарской племяннице о том, как выкарабкивался из нищеты.
Владея китайским, японским и английским, письма Гелене Николаевне писал на родном им обоим языке, на русском: «После войны я сразу же вернулся в Йокогаму и по знакомству устроился у американцев. Сначала в качестве грузчика, потом, когда нахватался американского языка, в качестве переводчика служил в клубе для солдат. Приехал брат и устроился на ту же службу. И мы с ним работали в очередь, и занимались попутно черной биржей, и завели себе по нескольку девчат, и кутили как сумасшедшие, и вообще жили весело и пьяно. В январе 48-го, получив разрешение на выезд из страны, я сел на пароход и через две недели причалил в Сан-Франциско. В Японии у меня обнаружился голос, и я пел в церкви. В Сан-Франциско начал учиться пению всерьез. На балу в русском центре завел кое-какие знакомства и через два-три месяца устроился чертежником, продолжая петь в церквях. В ноябре 48-го женился на Марусе (русской девице, родившейся в Сан-Франциско), и у нас с нею бывали бурные годы. В 52-м появился сын Николай, а я стал торговать инженерным продуктом. Продвигалось и мое пение - я стал исполнять в опереттах партии главных любовников, и у меня есть несколько записей».
Когда они с Вислоцкой нашли друг друга, Юрий жил уже в Сакраменто. Сообщал, что русских в Сакраменто около 50 тысяч, что сам он - пенсионер, и подробно описывал свой дом: две гостиные, две ванные, три спальни, прачечная, кухня, гараж, сад с множеством фруктовых деревьев. Признавался, что подумывает о том, чтобы перебраться в жилище поменьше, поскольку у сына собственные апартаменты. Сын занимается компьютерным бизнесом, увлекается волейболом, серфингом. Сыну 46, но не женат, поскольку, как писал Юрий Гелене, с невестами в Сакраментo туго.
Кстати, сына Гелены Николаевны тоже зовут Юрием, и именно от него мне и пришло сообщение в «Одноклассники»: «Вы автор материала «Родная кровь» в ВК от 17.10.1998 г.? Эта история имеет неожиданное продолжение. Если Вам интересно, напишите, пожалуйста».
Я, конечно же, написала, и в личку пришло второе письмо от него: «Да, я сын Гелены Николаевны, о которой Вы делали материал. Ее давно с нами нет. А меня нашла Этери из Москвы, переводчица маэстро Сейджи Одзава. Дело в том, сын маэстро Юкиеси, знаменитый киноактер, изъявил желание разобраться в своих русских корнях и приехать в Россию. Я отправил Этери сканы публикации, и она не исключила возможной встречи и с Вами. Но в каком формате все это будет, мне пока неизвестно. Юрий Вислоцкий».


Сын Сейдзи Одзавы - актер Одзава Юкиёси

Сейдзи Одзава, также Сейджи Озава (яп. 小澤 征爾, 1 сентября 1935, Шэньян), - японский дирижер.
Родился в Маньчжоу-го. Поступил на фортепианное отделение Высшей музыкальной школы Тохо Гакуэн в Токио, однако вынужден был отказаться от карьеры пианиста после повреждения пальцев во время игры в регби.
В 1959 году окончил Тохо Гакуэн как дирижер (ученик Хидэо Сайто), в том же году был удостоен первой премии на Безансонском международном конкурсе молодых дирижеров. Далее учился в США у Шарля Мюнша в Бостонском симфоническом оркестре, у Герберта фон Караяна в Берлинском филармоническом оркестре. В 1961 стал вторым дирижером у Леонарда Бернстайна в Нью-Йоркском филармоническом оркестре. В 1965-1970 - музыкальный директор Симфонического оркестра Торонто, в 1969-1976 - Симфонического оркестра Сан-Франциско. В 1973-2002 - музыкальный руководитель Бостонского симфонического оркестра. В 2002-2010 - музыкальный руководитель Венской государственной оперы.
В 2004 основал Международную музыкальную академию Швейцарии.
Гигантский репертуар Одзавы включает музыку от Баха и Гайдна до Ксенакиса и Такэмицу. Среди его крупнейших работ - мировые премьеры «Полифонии Сан-Франциско» Дьёрдя Лигети (1975) и оперы Мессиана «Святой Франциск Ассизский» (1983).
Награды и премии: орден Культуры (2008), орден Почетного легиона (1998, Франция), Командорский крест II степени почетного знака «За заслуги перед Австрийской Республикой» (2009), австрийский почетный знак «За науку и искусство» 1 класса (2002, Австрия), орден Дружбы (2011, Россия) - за большой вклад в сохранение и популяризацию русской культуры за рубежом; заслуженный деятель культуры (2001), почетный гражданин Токио (2016), лауреат премии Кусевицкого (1960).


Сейдзи Одзава, его жена Вера и его тесть Виталий Ильин. 1978

* Член Союза журналистов России, «Золотое перо губернии».

Опубликована в «Свежей газеты. Культуре» от 27 августа 2020 года, № 15-16 (188-189)

История Самары, Музыка

Previous post Next post
Up