50 оттенков "Левиафана"
Житель российской глубинки вышел на улицу
и случайно посмотрел «Левиафан».
- Мам, можно я пойду в людей постреляю?
- Можно, только в церкви не танцуй.
Если взять список проблем современной России, составленный конечно же американскими учеными, отметить галочкой хоть все, ответа на вопрос "О чем фильм" все равно не получится. - Фильм о коррупции? - Не только. - О двуличности власти? - Не совсем. Таким перебором можно дойти только до очевидного: это фильм с точным попаданиемм актеров на свои роли. Лядова снова жена, изменяющая, но не уходящая, и по канонам русской классической литературы, считающаяся снова верной, или на языке героя-обывателя "хорошей". Серебряков снова пьющий герой социальной драмы, безнадежно оказавшийся в застенках. Серебряков, этот киношный символ национал-предательства, вообще своей эмиграцией пророчески застолбил эту роль. О ситуации, которая его сподвигла уехать как раз и фильм: о невозможности в России правового государства, даже если самый главный начальник о том бодро мечтает, верхи не могут, а низы не хотят; вот и делят одно жизненное пространство на две параллельные реальности. С этой точки зрения, в фильме нет ничего нового, о том же, например, напоминает герой Данилы Козловского в трейлере совсем другой картины: "Разбудите меня через сто лет и спросите, что делают в России - пьют и воруют". "Левиафан" в этом смысле вне времени, и поэтому снова сложно определить о чем же он. - О современности? - Не только. - О нашей уязвимости? - Не совсем. Он, как фильм об универсальном, повод для наших вечных "чтоделать" и "ктовиноват" и сам же ответ: "Никогда не договаривайтесь с властью!" Это универсальный рецепт на все наши времена. "Сами предложат и сами все дадут". В этом смысле, видимо, тоже можно трактовать название: Левиафан - часть той силы, которая вечно хочет зла и что хочет, то и творит, предлагая и в эпоху выборной демократии жить по нормам обычного права - "дают - бери", или по нормам тоталитарным - "бери, что дают".
Гоббсовский или гоббический "Левиафан" был про то, что из теории общественного договора вырастает государство, спасающее человеков от зарвавшихся себе подобных. Эта идея снова актуальна как источник по позитивному праву, т.е. по нормам, действующим в данное время и для данного общества, не взирая на то, справедливо ли это право или нет. Идея зародилась как протест на просветительское естественное право, по которому все равны и права у всех одинаковые. И РПЦ здесь совсем, ну совсем не при чем: в эпоху извращения права непринципиален вопрос откуда ветер дует, как нет разницы блондин или брюнет твой/наш тюремщик.