Плохой Преображенский и хороший Швондер. Нет ли здесь антисемитизма
Написал на днях про «Собачье сердце» - нарвался в комментариях на «альтернативную трактовку».
Суть её состоит в том, что профессор Преображенский - редкая бесчеловечная сволочь, а Швондер - правильный мужик. Очевидно, сам Булгаков симпатизирует профессору (потому что врач) и ненавидит Швондера (например, в порядке антисемитизма). Но если рассматривать сюжет повести в отрыве от явных авторских симпатий, то получится «Франкенштейн» и «Пигмалион»: история о самонадеянном человеке, который взял на себя функции Бога, и с ними не справился.
Такому герою можно, конечно же, посочувствовать, но явно эта история - не о его мудрости, а с точностью до наоборот. О том, как он слишком много о себе возомнил, а в результате сделал несчастными себя и окружающих. Любая симпатия, которую мы испытываем к профессору Преображенскому, Франкенштейну или Хиггинсу, не отменяет того факта, что в центре сюжета находится ошибка главного героя, поломавшего чужие судьбы в порыве гордыни.
Что же касается Швондера, то он, чисто по-человечески, ведёт себя по отношению к Шарикову и достойно, и гуманно: пытается устроить судьбу незнакомого парня, печётся о его образовании, трудоустройстве и правах… Его попытки ограничить профессора в жилплощади, если вдуматься, тоже ведь связаны не с корыстным желанием расширить свою собственную квартиру, а с большим количеством нуждающихся в жилье в Москве образца 1925 года, в чём нет вины Швондера, но он обязан эту проблему решать.
Начну с того, что трактовка эта - совершенно легитимная и допустимая.
Примерно как «Обломов - загадочная русская душа, а Штольц - бездушная немецкая машина».
Или «Анна Каренина - жертва современной медицины, прописывавшей опиаты в качестве успокоительного для нервов, а её нелюбимый муж - стоик, достойный христианин и большой молодец».
Любая великая литература допускает прочтения, противоположные общепринятому.
Продолжу тем, что миф об антисемитизме Булгакова знаком мне примерно с детства. Поскольку сам я об этом услышал раньше, чем научился понимать хорошую литературу, - много лет прожил с этим убеждением. И, естественно, находил подтверждения в самых разных текстах (включая диалог Иешуа с Пилатом про мать и отца). Но когда стал старше и перечитал, ни намёка на антисемитизм не увидел ни в одной из сцен, которыми это представление обосновывается. Включая и тот самый диалог с Пилатом. Наоборот, увидел в «Белой гвардии» брезгливую нетерпимость к антисемитам, какими там показаны жестокие и трусливые петлюровцы, главные антигерои этой заслуженно запрещённой в/на Украине книги. Перечитайте 20-ю главу, о бегстве гайдамаков из Киева. Через сцену убийства безымянного еврея на Цепном мосту автор там выражает всё своё отношение к ним и их ценностям совершенно недвусмысленно.
Возвращаясь к профессору Преображенскому, надо заметить, что есть очень большой корпус текстов Дмитрия Быкова, где вопрос о собственной булгаковской позиции подробно анализируется. Например, «Воланд вчера, сегодня, завтра» в третьем томе недавно изданной расшифровки быковских лекций по литературе. Или его комментарии прессе по поводу сталинистского каминг-аута режиссёра Бортко. Если пересказывать схематично, то, по Быкову, профессор Преображенский не пытается быть Богом, он Им и является. Бог создал Человека, попытался вдохнуть в него смысл, добро и разум, но убедился, что затея обречена - и отправил в расход материалы неудавшегося эксперимента. В Библии мы встречаем такой сюжет многократно: Всемирный Потоп, Содом и Гоморра, истребление отступников в пустыне, разрушение Храма. В советской истории такими сюжетами являются Голодомор, коллективизация и 1937-й год: эксперимент по созданию нового Человека признан неудачным, и Демиург отправляет под нож свои творения, не оправдавшие надежд. В «Собачьем сердце» таким демиургом является профессор Преображенский, в «Мастере и Маргарите» - Воланд, в окружающей Булгакова действительности - Сталин. Соответственно, «Собачье сердце» является совершенно сталинистским по духу произведением о неисправимости человеческой природы, и создателю лучшей из экранизаций вполне естественно оказаться сталинистом, заключает Быков.
Открытым тут остаётся ровно один вопрос: как жить с этим знанием. Ведь мы привыкли использовать сентенции Преображенского и Воланда («квартирный вопрос только испортил их») как истину в последней инстанции, не задумываясь об альтернативном прочтении.
А вот так же дальше и жить, как раньше. Если профессор Преображенский потерпел неудачу в попытке цивилизовать своего Франкенштейна - это не делает его мысли о разрухе в головах менее ценными, или неприменимыми к нашему времени. Профессор Преображенский всё равно мудрец, и нам, дуракам, сам Бог велел у него учиться.
Суть её состоит в том, что профессор Преображенский - редкая бесчеловечная сволочь, а Швондер - правильный мужик. Очевидно, сам Булгаков симпатизирует профессору (потому что врач) и ненавидит Швондера (например, в порядке антисемитизма). Но если рассматривать сюжет повести в отрыве от явных авторских симпатий, то получится «Франкенштейн» и «Пигмалион»: история о самонадеянном человеке, который взял на себя функции Бога, и с ними не справился.
Такому герою можно, конечно же, посочувствовать, но явно эта история - не о его мудрости, а с точностью до наоборот. О том, как он слишком много о себе возомнил, а в результате сделал несчастными себя и окружающих. Любая симпатия, которую мы испытываем к профессору Преображенскому, Франкенштейну или Хиггинсу, не отменяет того факта, что в центре сюжета находится ошибка главного героя, поломавшего чужие судьбы в порыве гордыни.
Что же касается Швондера, то он, чисто по-человечески, ведёт себя по отношению к Шарикову и достойно, и гуманно: пытается устроить судьбу незнакомого парня, печётся о его образовании, трудоустройстве и правах… Его попытки ограничить профессора в жилплощади, если вдуматься, тоже ведь связаны не с корыстным желанием расширить свою собственную квартиру, а с большим количеством нуждающихся в жилье в Москве образца 1925 года, в чём нет вины Швондера, но он обязан эту проблему решать.
Начну с того, что трактовка эта - совершенно легитимная и допустимая.
Примерно как «Обломов - загадочная русская душа, а Штольц - бездушная немецкая машина».
Или «Анна Каренина - жертва современной медицины, прописывавшей опиаты в качестве успокоительного для нервов, а её нелюбимый муж - стоик, достойный христианин и большой молодец».
Любая великая литература допускает прочтения, противоположные общепринятому.
Продолжу тем, что миф об антисемитизме Булгакова знаком мне примерно с детства. Поскольку сам я об этом услышал раньше, чем научился понимать хорошую литературу, - много лет прожил с этим убеждением. И, естественно, находил подтверждения в самых разных текстах (включая диалог Иешуа с Пилатом про мать и отца). Но когда стал старше и перечитал, ни намёка на антисемитизм не увидел ни в одной из сцен, которыми это представление обосновывается. Включая и тот самый диалог с Пилатом. Наоборот, увидел в «Белой гвардии» брезгливую нетерпимость к антисемитам, какими там показаны жестокие и трусливые петлюровцы, главные антигерои этой заслуженно запрещённой в/на Украине книги. Перечитайте 20-ю главу, о бегстве гайдамаков из Киева. Через сцену убийства безымянного еврея на Цепном мосту автор там выражает всё своё отношение к ним и их ценностям совершенно недвусмысленно.
Возвращаясь к профессору Преображенскому, надо заметить, что есть очень большой корпус текстов Дмитрия Быкова, где вопрос о собственной булгаковской позиции подробно анализируется. Например, «Воланд вчера, сегодня, завтра» в третьем томе недавно изданной расшифровки быковских лекций по литературе. Или его комментарии прессе по поводу сталинистского каминг-аута режиссёра Бортко. Если пересказывать схематично, то, по Быкову, профессор Преображенский не пытается быть Богом, он Им и является. Бог создал Человека, попытался вдохнуть в него смысл, добро и разум, но убедился, что затея обречена - и отправил в расход материалы неудавшегося эксперимента. В Библии мы встречаем такой сюжет многократно: Всемирный Потоп, Содом и Гоморра, истребление отступников в пустыне, разрушение Храма. В советской истории такими сюжетами являются Голодомор, коллективизация и 1937-й год: эксперимент по созданию нового Человека признан неудачным, и Демиург отправляет под нож свои творения, не оправдавшие надежд. В «Собачьем сердце» таким демиургом является профессор Преображенский, в «Мастере и Маргарите» - Воланд, в окружающей Булгакова действительности - Сталин. Соответственно, «Собачье сердце» является совершенно сталинистским по духу произведением о неисправимости человеческой природы, и создателю лучшей из экранизаций вполне естественно оказаться сталинистом, заключает Быков.
Открытым тут остаётся ровно один вопрос: как жить с этим знанием. Ведь мы привыкли использовать сентенции Преображенского и Воланда («квартирный вопрос только испортил их») как истину в последней инстанции, не задумываясь об альтернативном прочтении.
А вот так же дальше и жить, как раньше. Если профессор Преображенский потерпел неудачу в попытке цивилизовать своего Франкенштейна - это не делает его мысли о разрухе в головах менее ценными, или неприменимыми к нашему времени. Профессор Преображенский всё равно мудрец, и нам, дуракам, сам Бог велел у него учиться.