Обыск у Кирилла Серебренникова: как фабрикуются уголовные дела в России, и что про это знал Хармс
По поводу драматургии сегодняшнего обыска у Кирилла Серебренникова (а также дел «Кировлеса», «Ив Роше», Сахаровского центра, Александрины Маркво, Pussy Riot, Руслана Соколовского, Евгении Чудновец, Оксаны Севастиди и многих тысяч аналогичных историй по всей стране за разные годы) следует читать миниатюру Даниила Хармса за 1933 год. Приведу её целиком, благо недлинная.
I
Писатель: Я писатель!
Читатель: А по-моему, ты говно!
(Писатель стоит несколько минут, потрясённый этой новой идеей и падает замертво. Его выносят.)
II
Художник: Я художник!
Рабочий: А по-моему, ты говно!
(Художник тут же побледнел, как полотно,
И как тростинка закачался
И неожиданно скончался.
Его выносят.)
Только в реалиях басманного правосудия роль рабочего выполняет представитель силовых структур.
Следователь СКР смотрит на сделку, в рамках которой товар куплен у государства оптом за 14,5 млн рублей и распродан в розницу за 16 млн, и видит в ней хищение 16 млн рублей у государства. Суд соглашается с такой оценкой четырежды. С предложением защиты провести финансовую экспертизу сделки суд не соглашается ни разу.
Следователь смотрит на многолетнюю деятельность агентства, организовавшего сотни книжных фестивалей, лекций, литературных конкурсов и публичных мероприятий на разных площадках по всей стране, и говорит: всё это было никому не нужно. Следовательно, это было просто хищение казённых средств. А все эти ваши фестивали, премии, чтения, мероприятия с многотысячной аудиторией, ролики, которые сделали и прислали сотни авторов со всего мира, а посмотрели миллионы - просто для отвода глаз. И вообще, действия, направленные на сокрытие преступления - это противодействие правосудию. То есть это тоже часть преступления.
Или смотрит следователь (тогда ещё прокуратуры, СКР не успели создать) на выставку «Запретное искусство-2006», курируемую заместителем директора Третьяковки, где выставлены Кабаков, Соков, Косолапов, Рогинский, Бахчанян - художники, много лет представляющие современное русское искусство в музеях всего мира, чьи работы хранятся и выставлены в главных музейных собраниях Москвы и Питера. Но следователь видит не выставку, а преступные действия, направленные на возбуждение ненависти либо вражды. И суд соглашается, осудив по 282-й уголовной статье и куратора выставки, и директора музея, где она проходила. Заметим, что при этом ни к одному из художников, создавших те самые картины, никаких вопросов нет, их произведения не признаны экстремистскими, или что-нибудь там возбуждающими. Преступен факт их демонстрации на выставке в музее. Как такое вообще может быть, чтобы выставление картин в музее признавалось уголовным преступлением? А вот так, по слову следователя. Читайте Хармса, там вся механика описана в двух абзацах.
Я могу этот список абсурдных обвинений, поддержанных российскими судами, продолжать тут до выходных, и не дойду до середины. Принцип всегда один. Абсолютно любую человеческую деятельность можно переосмыслить и переквалифицировать в преступление, если на это существует политический или коммерческий заказ.
Необходимым и достаточным условием для такой переквалификации является свобода обвинителя от бремени доказывания своих фантазий. В стране, где все судьи первой инстанции - бывшие менты и прокуроры, где доля обвинительных приговоров в этой самой инстанции превышает 99,6%, идея доказывания обвинений не приходит в голову ни прокурору, ни судье.
Формула обвинительного заключения по уголовному делу (переносимая затем в приговор методом Copy/Paste) всегда начинается словами: «Обвиняемый, имея преступный умысел на совершение преступления...». В состязательном суде такое утверждение можно и нужно доказывать. Более того, ясно, как это делать. Преступный умысел может доказываться показаниями свидетелей, с которыми обвиняемый им делился. Он может доказываться перепиской обвиняемого, его дневниковыми записями, перечнем действий, которые были совершены в процессе подготовки преступления... Ничего этого мы никогда не слышим в судебном следствии по делам, которые имеют политическую или рейдерскую подоплёку. Возможно, в каких-то судах по обвинению во взрывах, поджогах, убийствах фигурируют добытые следствием показания и вещдоки, свидетельствующие о подготовке, намерении, предварительном сговоре. Не могу этого исключить. Но в таких делах, как, например, уголовное преследование за репосты в Интернете, преступный умысел клика на кнопку Like / Share / Repost доказывается тем, что о нём написано в обвинительном заключении. Я это на своём собственном суде наблюдал, к сегодняшнему дню пройдя со своим делом 4 инстанции в России. Каждый раз я настойчиво просил суд разобраться, на чём основывается утверждение о наличии у меня преступного умысла. Ни в Пресненском райсуде, ни в Мосгорсуде, ни в Верховном суде РФ моего вопроса просто не поняли. Услышать услышали, потому что в тексте решения аргумент защиты об отсутствии умысла есть. А вот понять и ответить - увы.
Вот и с «делом Серебренникова» - в точности такая же история, судя по первым сливам из источников, близких к заказчику сегодняшнего обыска. Пишут, что в 2014 году Министерство культуры выделило 66 миллионов рублей на культурные проекты, каким-то образом связанные с Серебренниковым. А сегодня Следственный комитет Москвы квалифицирует этот факт госзаказа как хищение и растрату, причинившую государству ущерб на 35 миллионов долларов США. И улики ищут по 17 адресам в Москве, в том числе - в квартире режиссёра, который по данному делу не является не только обвиняемым, но даже подозреваемым: он находится в статусе свидетеля.
Вопрос на засыпку: а что можно такого найти в квартире руководителя «Гоголь-центра», что доказывало бы нецелевое использование выделенных Минкультом в 2014 году денег? Неужели в самом деле кто-то думает, что министерство выдало ему эти деньги наличными, переписав номера купюр, и так они с тех пор и лежат у режиссёра под кроватью? А в 6 утра к нему потребовалось вломиться, чтобы не успел перепрятать те нумерованные купюры из-под кровати на чердак... Тут не поможет разобраться даже Даниил Хармс. Но я на этот вопрос уже отвечал достаточно подробно, в посте про обыски у Пионтковского. Он обвинялся в том, что опубликовал сепаратизма псто в блоге на сайте «Эха Москвы», а с обысками по этой теме пришли в две квартиры к его московским родственникам через полгода после того, как сам политолог покинул Россию. Всякий, кто хоть раз в жизни писал пост в блоге, понимает всю абсурдность поиска «улик» в квартире, куда нога подозреваемого/обвиняемого уже гарантированно полгода не ступала. Ведь явно ж тот девайс, который использовался для создания поста, злодей прихватил с собой, покидая Россию. А если он его оставил, завещав внукам для игрушек, то дедов аккаунт там давно удалён, чтоб места не занимал, вместе со всеми вещдоками...
Объяснение тут очень простое. В ситуации, когда перед правоохранительной системой не стоит задача раскрытия преступлений, поиска и наказания действительно опасных для общества лиц, она неизбежно решает какие-то другие задачи. Например, репрессивные. А для этого, если вдуматься, судебный приговор не очень-то и нужен, он даже мешает иногда. Сплошь и рядом слышим о примерах, когда репрессии, которым подвергаются будущие обвиняемые, подозреваемые или свидетели на стадии предварительного следствия, заведомо суровее любого назначенного судом наказания. Все эти обыски со взломом в 6 утра, изъятие рабочих компьютеров и детских планшетов с игровыми приставками, подписки о невыезде, домашний арест, предварительное заключение в СИЗО - это часть богатейшего арсенала травли, для которой не нужно ни вины, ни приговора. Начать можно с мелочей: по приговору человеку светит штраф в 100 тыр, а в рамках следственных действий можно у него украсть, потерять или испортить любую технику на десятикратно большие суммы. Подследственному коммерсанту можно парализовать деятельность фирмы, сорвать исполнение контрактов, подставить под штрафные санкции от контрагентов. В рамках чисто проверки, все ли лицензии на Windows у него оплачены с физической квитанцией, потому что по российскому праву файл квитанции получает юридическую силу лишь после вывода на принтер. Вот реально, если ты купил лицензию online, а квитанцию забыл распечатать - можно тебя закрыть в СИЗО по 146-й статье УК, за нарушение авторских прав компании, принимающей платежи за свои продукты/сервисы в онлайне. Правообладателю квитанции в PDF достаточно, а Следственному комитету России - нет. И заявления от правообладателя ему не нужно, чтоб закрыть тебя за несуществующее нарушение его прав. 146-я - дело публичного обвинения. По законам РФ тебе может лицензию на MS Office вручить лично президент Microsoft в прямом эфире Первого канала, а потом тебя посадят на 6 лет за нарушение его авторских прав, причём MS не нужен в качестве стороны в процессе.
Да и совершенно тупо можно закрыть человека в тюрьме на любой срок в ожидании приговора, в котором ни о какой тюрьме ни слова. Мой любимый про это пример - не Сергей Ахметов даже, а мой тёзка Титов, финдиректор. Он два года оттрубил в СИЗО по такому делу, где прокуратура не могла для него ничего серьёзней условного срока потребовать. То есть даже если забыть о том, что дело против него было полностью сфабрикованным, даже если поверить, что он действительно что-то противоправное совершил - обвинение изначально не считало, что общественная опасность его деяний требует изоляции от общества в виде лишения свободы. А по факту «двушечку» совершенно бессудную отсидел человек в тюрьме. И вышел на свободу по обвинительному приговору, без права на реабилитацию в судах РФ. Хотите знать, за что он сидел на самом деле? А вот ровно за то же, за что Переверзин, Бахмина и десятки других экс-сотрудников ЮКОСа. Тупо в качестве заложника человек мотал срок, покуда у его работодателя в ходе сложных переговоров отжимали актив. Ведь Басманный суд, какой бы он ни был кривой и неправовой, он же не может такой приговор вынести: два года тюрьмы в качестве заложника, чтобы обменять его свободу на пакет акций третьего лица. Верней, даже не на сам пакет, а на скидку при его выкупе у законного владельца. Такой судебный приговор даже в российской кассации не устоял бы, войдя в те счастливые 0,3% оправдательных вердиктов, о которых нам рассказывает статистика судебного департамента ВС РФ. А вот на стадии предварительного следствия, в рамках расследования, можно впаять человеку любые кары, не предусмотренные УК по его статье. При определённой креативности силовиков россиянина на этапе предварительного следствия можно держать в тюрьме пожизненно. Истекли сроки содержания по старому делу? Меняем пару запятых в обвинении, заводим новое. В зал суда врывается ОМОН, и только что освобождёного возвращают в СИЗО по новому обвинению.
Слава Богу, Кириллу Серебренникову подобное не грозит, что б там ни талдычили анонимные сливные бачки заказчиков обыска в Telegram. У него нет тех 35 миллионов долларов, которые кто-нибудь хотел бы отжать, и нет никакой кремлёвской награды, объявленной за его голову. Очевидно, присутствует некий частный интерес его травить - возможно, с отжатием «Гоголь-Центра», но, может быть, и просто в рамках того соревнования хунвейбинов за госбюджет, о котором я пару дней назад писал. Бандитский налёт в форме обыска (приём, описанный ещё в «Белой гвардии» М.А. Булгакова) - вероятно, самое серьёзное, что ведомству г-на Бастрыкина по силам тут организовать на деньги заказчика. На мой взгляд, это достаточно неприятная история, даже если она в этом месте закончится, не успев начаться. С другой стороны, она поучительна для многих. Я пребываю в твёрдом убеждении, что в нынешней политической ситуации в России, любой, кто не холуйствует - легитимная мишень для подобной травли. Моё собственное уголовное дело, абсолютно заказное решение президиума Мосгорсуда против Тёмы Лебедева, «книжное дело» Саши Маркво и нападение на Илью Варламова в Ставрополе - звенья одной цепи. Достаточно быть в России заметной персоной, чтобы какая-нибудь гоп-артель захотела выслужиться, ограбив твою квартиру, или плеснув тебе в лицо кислотой, смешанной с зелёнкой. Единственная разумная стратегия в таких обстоятельствах - валить оттуда нахуй, в любую страну, кроме Украины и/или Северной Кореи, где практикуются те же методы.
Заранее приношу самые искренние соболезнования всем людям, которые захотят доказать мою неправоту на личном примере.
I
Писатель: Я писатель!
Читатель: А по-моему, ты говно!
(Писатель стоит несколько минут, потрясённый этой новой идеей и падает замертво. Его выносят.)
II
Художник: Я художник!
Рабочий: А по-моему, ты говно!
(Художник тут же побледнел, как полотно,
И как тростинка закачался
И неожиданно скончался.
Его выносят.)
Только в реалиях басманного правосудия роль рабочего выполняет представитель силовых структур.
Следователь СКР смотрит на сделку, в рамках которой товар куплен у государства оптом за 14,5 млн рублей и распродан в розницу за 16 млн, и видит в ней хищение 16 млн рублей у государства. Суд соглашается с такой оценкой четырежды. С предложением защиты провести финансовую экспертизу сделки суд не соглашается ни разу.
Следователь смотрит на многолетнюю деятельность агентства, организовавшего сотни книжных фестивалей, лекций, литературных конкурсов и публичных мероприятий на разных площадках по всей стране, и говорит: всё это было никому не нужно. Следовательно, это было просто хищение казённых средств. А все эти ваши фестивали, премии, чтения, мероприятия с многотысячной аудиторией, ролики, которые сделали и прислали сотни авторов со всего мира, а посмотрели миллионы - просто для отвода глаз. И вообще, действия, направленные на сокрытие преступления - это противодействие правосудию. То есть это тоже часть преступления.
Или смотрит следователь (тогда ещё прокуратуры, СКР не успели создать) на выставку «Запретное искусство-2006», курируемую заместителем директора Третьяковки, где выставлены Кабаков, Соков, Косолапов, Рогинский, Бахчанян - художники, много лет представляющие современное русское искусство в музеях всего мира, чьи работы хранятся и выставлены в главных музейных собраниях Москвы и Питера. Но следователь видит не выставку, а преступные действия, направленные на возбуждение ненависти либо вражды. И суд соглашается, осудив по 282-й уголовной статье и куратора выставки, и директора музея, где она проходила. Заметим, что при этом ни к одному из художников, создавших те самые картины, никаких вопросов нет, их произведения не признаны экстремистскими, или что-нибудь там возбуждающими. Преступен факт их демонстрации на выставке в музее. Как такое вообще может быть, чтобы выставление картин в музее признавалось уголовным преступлением? А вот так, по слову следователя. Читайте Хармса, там вся механика описана в двух абзацах.
Я могу этот список абсурдных обвинений, поддержанных российскими судами, продолжать тут до выходных, и не дойду до середины. Принцип всегда один. Абсолютно любую человеческую деятельность можно переосмыслить и переквалифицировать в преступление, если на это существует политический или коммерческий заказ.
Необходимым и достаточным условием для такой переквалификации является свобода обвинителя от бремени доказывания своих фантазий. В стране, где все судьи первой инстанции - бывшие менты и прокуроры, где доля обвинительных приговоров в этой самой инстанции превышает 99,6%, идея доказывания обвинений не приходит в голову ни прокурору, ни судье.
Формула обвинительного заключения по уголовному делу (переносимая затем в приговор методом Copy/Paste) всегда начинается словами: «Обвиняемый, имея преступный умысел на совершение преступления...». В состязательном суде такое утверждение можно и нужно доказывать. Более того, ясно, как это делать. Преступный умысел может доказываться показаниями свидетелей, с которыми обвиняемый им делился. Он может доказываться перепиской обвиняемого, его дневниковыми записями, перечнем действий, которые были совершены в процессе подготовки преступления... Ничего этого мы никогда не слышим в судебном следствии по делам, которые имеют политическую или рейдерскую подоплёку. Возможно, в каких-то судах по обвинению во взрывах, поджогах, убийствах фигурируют добытые следствием показания и вещдоки, свидетельствующие о подготовке, намерении, предварительном сговоре. Не могу этого исключить. Но в таких делах, как, например, уголовное преследование за репосты в Интернете, преступный умысел клика на кнопку Like / Share / Repost доказывается тем, что о нём написано в обвинительном заключении. Я это на своём собственном суде наблюдал, к сегодняшнему дню пройдя со своим делом 4 инстанции в России. Каждый раз я настойчиво просил суд разобраться, на чём основывается утверждение о наличии у меня преступного умысла. Ни в Пресненском райсуде, ни в Мосгорсуде, ни в Верховном суде РФ моего вопроса просто не поняли. Услышать услышали, потому что в тексте решения аргумент защиты об отсутствии умысла есть. А вот понять и ответить - увы.
Вот и с «делом Серебренникова» - в точности такая же история, судя по первым сливам из источников, близких к заказчику сегодняшнего обыска. Пишут, что в 2014 году Министерство культуры выделило 66 миллионов рублей на культурные проекты, каким-то образом связанные с Серебренниковым. А сегодня Следственный комитет Москвы квалифицирует этот факт госзаказа как хищение и растрату, причинившую государству ущерб на 35 миллионов долларов США. И улики ищут по 17 адресам в Москве, в том числе - в квартире режиссёра, который по данному делу не является не только обвиняемым, но даже подозреваемым: он находится в статусе свидетеля.
Вопрос на засыпку: а что можно такого найти в квартире руководителя «Гоголь-центра», что доказывало бы нецелевое использование выделенных Минкультом в 2014 году денег? Неужели в самом деле кто-то думает, что министерство выдало ему эти деньги наличными, переписав номера купюр, и так они с тех пор и лежат у режиссёра под кроватью? А в 6 утра к нему потребовалось вломиться, чтобы не успел перепрятать те нумерованные купюры из-под кровати на чердак... Тут не поможет разобраться даже Даниил Хармс. Но я на этот вопрос уже отвечал достаточно подробно, в посте про обыски у Пионтковского. Он обвинялся в том, что опубликовал сепаратизма псто в блоге на сайте «Эха Москвы», а с обысками по этой теме пришли в две квартиры к его московским родственникам через полгода после того, как сам политолог покинул Россию. Всякий, кто хоть раз в жизни писал пост в блоге, понимает всю абсурдность поиска «улик» в квартире, куда нога подозреваемого/обвиняемого уже гарантированно полгода не ступала. Ведь явно ж тот девайс, который использовался для создания поста, злодей прихватил с собой, покидая Россию. А если он его оставил, завещав внукам для игрушек, то дедов аккаунт там давно удалён, чтоб места не занимал, вместе со всеми вещдоками...
Объяснение тут очень простое. В ситуации, когда перед правоохранительной системой не стоит задача раскрытия преступлений, поиска и наказания действительно опасных для общества лиц, она неизбежно решает какие-то другие задачи. Например, репрессивные. А для этого, если вдуматься, судебный приговор не очень-то и нужен, он даже мешает иногда. Сплошь и рядом слышим о примерах, когда репрессии, которым подвергаются будущие обвиняемые, подозреваемые или свидетели на стадии предварительного следствия, заведомо суровее любого назначенного судом наказания. Все эти обыски со взломом в 6 утра, изъятие рабочих компьютеров и детских планшетов с игровыми приставками, подписки о невыезде, домашний арест, предварительное заключение в СИЗО - это часть богатейшего арсенала травли, для которой не нужно ни вины, ни приговора. Начать можно с мелочей: по приговору человеку светит штраф в 100 тыр, а в рамках следственных действий можно у него украсть, потерять или испортить любую технику на десятикратно большие суммы. Подследственному коммерсанту можно парализовать деятельность фирмы, сорвать исполнение контрактов, подставить под штрафные санкции от контрагентов. В рамках чисто проверки, все ли лицензии на Windows у него оплачены с физической квитанцией, потому что по российскому праву файл квитанции получает юридическую силу лишь после вывода на принтер. Вот реально, если ты купил лицензию online, а квитанцию забыл распечатать - можно тебя закрыть в СИЗО по 146-й статье УК, за нарушение авторских прав компании, принимающей платежи за свои продукты/сервисы в онлайне. Правообладателю квитанции в PDF достаточно, а Следственному комитету России - нет. И заявления от правообладателя ему не нужно, чтоб закрыть тебя за несуществующее нарушение его прав. 146-я - дело публичного обвинения. По законам РФ тебе может лицензию на MS Office вручить лично президент Microsoft в прямом эфире Первого канала, а потом тебя посадят на 6 лет за нарушение его авторских прав, причём MS не нужен в качестве стороны в процессе.
Да и совершенно тупо можно закрыть человека в тюрьме на любой срок в ожидании приговора, в котором ни о какой тюрьме ни слова. Мой любимый про это пример - не Сергей Ахметов даже, а мой тёзка Титов, финдиректор. Он два года оттрубил в СИЗО по такому делу, где прокуратура не могла для него ничего серьёзней условного срока потребовать. То есть даже если забыть о том, что дело против него было полностью сфабрикованным, даже если поверить, что он действительно что-то противоправное совершил - обвинение изначально не считало, что общественная опасность его деяний требует изоляции от общества в виде лишения свободы. А по факту «двушечку» совершенно бессудную отсидел человек в тюрьме. И вышел на свободу по обвинительному приговору, без права на реабилитацию в судах РФ. Хотите знать, за что он сидел на самом деле? А вот ровно за то же, за что Переверзин, Бахмина и десятки других экс-сотрудников ЮКОСа. Тупо в качестве заложника человек мотал срок, покуда у его работодателя в ходе сложных переговоров отжимали актив. Ведь Басманный суд, какой бы он ни был кривой и неправовой, он же не может такой приговор вынести: два года тюрьмы в качестве заложника, чтобы обменять его свободу на пакет акций третьего лица. Верней, даже не на сам пакет, а на скидку при его выкупе у законного владельца. Такой судебный приговор даже в российской кассации не устоял бы, войдя в те счастливые 0,3% оправдательных вердиктов, о которых нам рассказывает статистика судебного департамента ВС РФ. А вот на стадии предварительного следствия, в рамках расследования, можно впаять человеку любые кары, не предусмотренные УК по его статье. При определённой креативности силовиков россиянина на этапе предварительного следствия можно держать в тюрьме пожизненно. Истекли сроки содержания по старому делу? Меняем пару запятых в обвинении, заводим новое. В зал суда врывается ОМОН, и только что освобождёного возвращают в СИЗО по новому обвинению.
Слава Богу, Кириллу Серебренникову подобное не грозит, что б там ни талдычили анонимные сливные бачки заказчиков обыска в Telegram. У него нет тех 35 миллионов долларов, которые кто-нибудь хотел бы отжать, и нет никакой кремлёвской награды, объявленной за его голову. Очевидно, присутствует некий частный интерес его травить - возможно, с отжатием «Гоголь-Центра», но, может быть, и просто в рамках того соревнования хунвейбинов за госбюджет, о котором я пару дней назад писал. Бандитский налёт в форме обыска (приём, описанный ещё в «Белой гвардии» М.А. Булгакова) - вероятно, самое серьёзное, что ведомству г-на Бастрыкина по силам тут организовать на деньги заказчика. На мой взгляд, это достаточно неприятная история, даже если она в этом месте закончится, не успев начаться. С другой стороны, она поучительна для многих. Я пребываю в твёрдом убеждении, что в нынешней политической ситуации в России, любой, кто не холуйствует - легитимная мишень для подобной травли. Моё собственное уголовное дело, абсолютно заказное решение президиума Мосгорсуда против Тёмы Лебедева, «книжное дело» Саши Маркво и нападение на Илью Варламова в Ставрополе - звенья одной цепи. Достаточно быть в России заметной персоной, чтобы какая-нибудь гоп-артель захотела выслужиться, ограбив твою квартиру, или плеснув тебе в лицо кислотой, смешанной с зелёнкой. Единственная разумная стратегия в таких обстоятельствах - валить оттуда нахуй, в любую страну, кроме Украины и/или Северной Кореи, где практикуются те же методы.
Заранее приношу самые искренние соболезнования всем людям, которые захотят доказать мою неправоту на личном примере.