Потому что мне холодно, блядь: трудности перевода
На день рождения горячо любимая актриса подарила мне потрясающую песню Ma che freddo fa
(«Но как же холодно»), которую 16-летняя тосканская певица Нада Маланима из-под Ливорно исполнила в 1969 году вне конкурса на фестивале Сан Ремо. Вот телеверсия - с ивритскими почему-то субтитрами (говорят, что в Израиле песня стала очень популярна, и поделом):
2 года спустя Нада вернётся на этот фестиваль и выиграет его, в первый и последний раз в жизни, с новым шлягером, «Сердце - это цыган».
У песни Ma che freddo fa есть и студийная версия, значительно более душераздирающая, красивая и беспросветная.
Поразительны в этой песне слова, потому что невозможно представить себе какую-нибудь другую поэзию, где бы так же, как у итальянцев, органично сочеталась и чередовалась несусветная пошлятина-банальщина с невыразимой точностью и искренностью передачи настоящих, живых человеческих чувств простыми словами. Самая удивительная жуть состоит в том, что этот невероятный винегрет из унылых общих мест и бесконечных глубин идёт у них ещё от Данте. Я в последний месяц развлекаюсь тем, что переписываю «Божественную комедию» от руки, и совершенно прусь от этих американских горок, между нелепым графоманским косноязычием отдельных стихов, и космической глубиной соседних строк, в каждой песне.
Мне кажется, я уже даже начал понимать, как у них это единство противоположностей достигается, одним и тем же приёмом и у Данте, и в санремовском шлягере. Просто у них поэты совершенно хозяева своему языку. В нём нет ни одного слова и ни одной грамматической конструкции, которая была бы обязательна к использованию в своём застывшем словарном виде. Любое слово можно сократить или растянуть, любому глаголу можно придумать такую форму, которая раньше у него никогда не встречалась - и не встретится впредь. Просто в данной конкретной строке вот так захотелось его проспрягать, выкинуть лишнюю гласную или согласную, добавить, усечь апострофом - да ради Бога, никаких проблем. Не взлетим, так поплаваем. Главное - чтобы красиво в стих ложилось.
И со стихотворными размерами у них ровно то же самое творится. Вот возьмите запев Soli, и попробуйте его продекламировать, просто как текст. Расставляя, разумеется, ударения там, где они стояли бы, если б под текстом не было мелодии. Попробуйте там какой-нибудь стихотворный размер уловить. Его там нет, от слова «совсем». В Lasciatemi cantare - вроде как есть, но в каждой строчке разный. Потому что автор вообще этими категориями не мыслит. Он не составляет, как русский поэт, готовые слова одно к одному, чтоб они хорошо вместе звучали, ложась в размер и дробясь на симметричные стопы с ударением в одном и том же месте. Он лепит из частиц слов, как из фарша, под рождающийся музыкальный ритм. И с лексикой у него та же самая вольность. Смысл для хорошей поэтической строки не обязателен. То есть можно спеть «ты мне сердце разбила, жестокая сука», а можно «тра-ля-ля-фа-фа-фа» в этом же самом месте. Безо всякого ущерба для общего содержания и катарсиса у слушателя.
Конечно, с русским текстом так очень много кто пробовал обращаться, и в стихах, и в песнях. Выворачивать наизнанку, переизобретать слова, смещать повсюду ударения, ломать вдребезги метрику стиха, чтобы слепить из обломков новый ритм, и тоже molto cantabile. Примеры удач каждый сам вспомнит по вкусу - из Хлебникова, Бродского, Гребенщикова, Земфиры, Полозковой, Паперного и Налича. Но когда это делают по-русски, то слушатель всегда ощущает вывих и необычность. А в итальянском стихе это даже не приём. Это их нормальный, привычный способ обустройства текста по законам музыки.
Песня Ma che freddo fa в этом смысле очень показательна потому, что она состоит из очень коротких строк. Там нет никаких сложных смысловых конструкций, типа «слишком много Америки в наружной рекламе», или «бесполезно звонить, потому что телефон улетел с четвёртого этажа». Там каждая строчка - самоценный слоган и выкрик. Который либо удался гениально, либо равен «тра-ля-ля» по смысловой нагрузке. Или ещё третий вариант: сначала кажется, что это было ни о чём, а потом вдруг выясняется, двумя стихами позже, что это было очень даже о чём…
Есть страница с текстом и дословным русским переводом. Она как будто нарочно создана, чтобы показать ограниченность русских средств выразительности для передачи итальянских вольностей с текстом, ритмом и смыслом. Человеческий перевод там уступает по качеству Google Translate. То есть с одной стороны, всё словарно правильно, а с другой - «что-то главное пропало», буквально в каждой строке. Начиная с заглавия.
Потому что итальянский шансон, сцуко, не выразить по-русски вообще никак. И реально лучший перевод этой песни на русский - стихотворение моего друга Орлуши «Потому что мне холодно, блядь».
(«Но как же холодно»), которую 16-летняя тосканская певица Нада Маланима из-под Ливорно исполнила в 1969 году вне конкурса на фестивале Сан Ремо. Вот телеверсия - с ивритскими почему-то субтитрами (говорят, что в Израиле песня стала очень популярна, и поделом):
Click to view2 года спустя Нада вернётся на этот фестиваль и выиграет его, в первый и последний раз в жизни, с новым шлягером, «Сердце - это цыган».
У песни Ma che freddo fa есть и студийная версия, значительно более душераздирающая, красивая и беспросветная.
Поразительны в этой песне слова, потому что невозможно представить себе какую-нибудь другую поэзию, где бы так же, как у итальянцев, органично сочеталась и чередовалась несусветная пошлятина-банальщина с невыразимой точностью и искренностью передачи настоящих, живых человеческих чувств простыми словами. Самая удивительная жуть состоит в том, что этот невероятный винегрет из унылых общих мест и бесконечных глубин идёт у них ещё от Данте. Я в последний месяц развлекаюсь тем, что переписываю «Божественную комедию» от руки, и совершенно прусь от этих американских горок, между нелепым графоманским косноязычием отдельных стихов, и космической глубиной соседних строк, в каждой песне.
Мне кажется, я уже даже начал понимать, как у них это единство противоположностей достигается, одним и тем же приёмом и у Данте, и в санремовском шлягере. Просто у них поэты совершенно хозяева своему языку. В нём нет ни одного слова и ни одной грамматической конструкции, которая была бы обязательна к использованию в своём застывшем словарном виде. Любое слово можно сократить или растянуть, любому глаголу можно придумать такую форму, которая раньше у него никогда не встречалась - и не встретится впредь. Просто в данной конкретной строке вот так захотелось его проспрягать, выкинуть лишнюю гласную или согласную, добавить, усечь апострофом - да ради Бога, никаких проблем. Не взлетим, так поплаваем. Главное - чтобы красиво в стих ложилось.
И со стихотворными размерами у них ровно то же самое творится. Вот возьмите запев Soli, и попробуйте его продекламировать, просто как текст. Расставляя, разумеется, ударения там, где они стояли бы, если б под текстом не было мелодии. Попробуйте там какой-нибудь стихотворный размер уловить. Его там нет, от слова «совсем». В Lasciatemi cantare - вроде как есть, но в каждой строчке разный. Потому что автор вообще этими категориями не мыслит. Он не составляет, как русский поэт, готовые слова одно к одному, чтоб они хорошо вместе звучали, ложась в размер и дробясь на симметричные стопы с ударением в одном и том же месте. Он лепит из частиц слов, как из фарша, под рождающийся музыкальный ритм. И с лексикой у него та же самая вольность. Смысл для хорошей поэтической строки не обязателен. То есть можно спеть «ты мне сердце разбила, жестокая сука», а можно «тра-ля-ля-фа-фа-фа» в этом же самом месте. Безо всякого ущерба для общего содержания и катарсиса у слушателя.
Конечно, с русским текстом так очень много кто пробовал обращаться, и в стихах, и в песнях. Выворачивать наизнанку, переизобретать слова, смещать повсюду ударения, ломать вдребезги метрику стиха, чтобы слепить из обломков новый ритм, и тоже molto cantabile. Примеры удач каждый сам вспомнит по вкусу - из Хлебникова, Бродского, Гребенщикова, Земфиры, Полозковой, Паперного и Налича. Но когда это делают по-русски, то слушатель всегда ощущает вывих и необычность. А в итальянском стихе это даже не приём. Это их нормальный, привычный способ обустройства текста по законам музыки.
Песня Ma che freddo fa в этом смысле очень показательна потому, что она состоит из очень коротких строк. Там нет никаких сложных смысловых конструкций, типа «слишком много Америки в наружной рекламе», или «бесполезно звонить, потому что телефон улетел с четвёртого этажа». Там каждая строчка - самоценный слоган и выкрик. Который либо удался гениально, либо равен «тра-ля-ля» по смысловой нагрузке. Или ещё третий вариант: сначала кажется, что это было ни о чём, а потом вдруг выясняется, двумя стихами позже, что это было очень даже о чём…
Есть страница с текстом и дословным русским переводом. Она как будто нарочно создана, чтобы показать ограниченность русских средств выразительности для передачи итальянских вольностей с текстом, ритмом и смыслом. Человеческий перевод там уступает по качеству Google Translate. То есть с одной стороны, всё словарно правильно, а с другой - «что-то главное пропало», буквально в каждой строке. Начиная с заглавия.
Потому что итальянский шансон, сцуко, не выразить по-русски вообще никак. И реально лучший перевод этой песни на русский - стихотворение моего друга Орлуши «Потому что мне холодно, блядь».