Куда девалась Византия после 1453 года
На сайте «Арзамаса» - увлекательнейший текст про Византию. Не про ту мифическую страну, в которой славянофилы с восторгом, а западники с унынием высматривали черты будущей российской государственности, а про реальную Восточную Римскую Империю, её языки и литературу, религию и искусство, теологические споры и затянувшийся на 4 столетия afterlife.
Примечательно, хоть и предсказуемо, что во всём этом длинном тексте ни разу не упомянута Венеция - ни как легендарный обидчик ромеев, ни как их многовековой союзник, ни как то главное место в Европе, где византийская культурная и религиозная жизнь смогла продолжиться после падения Константинополя. В главе про afterlife рассказано про Чехию, Венгрию, Румынию, Болгарию, Сербию, Русь и даже про Молдавию с Валахией, где от Византии сохранилось «влияние». А вот про религиозную и культурную автономию, которую византийские элиты после 1453 года устроили и в самой Венеции, и в её колониях, про кардинала Виссариона Никейского, который в письме к дожу Кристофоро Моро назвал Светлейшую Республику Alterum Byzantium и завещал Библиотеке Св. Марка своё собрание из шести сотен греческих манускриптов - ни словечка. Что именно в Венеции, в легендарной типографии Альда Мануция, увидели свет первые печатные книги на греческом языке (и первые в истории напечатанные учебники того самого языка) - это как бы к сохранению византийской культуры отношения не имеет. То ли дело Чехия, Венгрия и Румыния...
Я совершенно не в упрёк авторам «Арзамаса» об этом пишу. Наоборот, мне страшно нравится, что наши византинисты по прошествии 800 с лишним лет после высадки слепого Дандоло на берег Золотого Рога, пестуют свою обиду на Венецию. Но при этом, будучи честными учёными, они не рвутся возводить на неё напраслину в духе отца Тихона, а стоически, сжав губы, игнорируют весь этот сложный сюжет о Венеции как культурном, политическом, религиозном и оборонном плацдарме Византии в Западной Европе. И пусть дальше игнорируют: по-человечески это очень понятно и симпатично, что сегодняшние историки остаются так же пристрастны к объекту своих изысканий, как 1200 лет назад, когда иконопочитатели писали историю иконоборчества...
А если кому вдруг интересно поизучать историю про венецианский alterum Byzantium, разобраться, почему главой христиан в Лагуне по сей день остаётся патриарх, а не архиепископ, почему там прижилась православная традиция посвящать церкви дохристианским святым, которых добрый католик Данте Алигьери без сантиментов запихнул в первый круг Ада, к язычникам, и как сложилась жизнь самой крупной в Западной Европе византийской общины после падения Константинополя - всё это можно узнать у историков Венеции, которые на Византию никакого зуба не держат, и с удовольствием распутывают сложный клубок любви-ненависти между погибшей Восточной Империей и пережившей её на 344 года Светлейшей Республикой. Это действительно страшно увлекательная повесть - о греческой общине и православных традициях в веротерпимой Венеции. Вот, навскидку, пример, из самой дальней правой часовни в Базилике Фрари:
Звать художника Паоло Венециано (1300 - ок. 1360), он один из родоначальников венецианской школы живописи. Мужская пара слева от Богоматери - 52-й дож Венеции Франческо «Собака» Дандоло и его небесный покровитель Св. Франциск Ассизский (Фрари = братья-францисканцы). На правой стороне доски - супруга Дандоло, догаресса Елизавета Контарини, со своей покровительницей, Св. Елизаветой Венгерской, которая, овдовев, ушла из принцесс во францисканские монахини. Год создания доски - 1339, то есть Джотто ди Бондоне уже пару лет как умер от старости, предварительно научив всю Италию рисовать людей похожими, как в античности, а не схематичными, как на византийских иконах. И прадед 52-го дожа, великий слепец Энрико Дандоло, уже 135 лет как похоронен на верхней галерее в разграбленном крестоносцами соборе Св. Софии в Константинополе. Но художнику с говорящей фамилией Венециано всё это по барабану. И заповеди Джотто насчёт пропорций, и 4-й крестовый со всеми последующими обидами византийцев и византинистов. Над усыпальницей 52-го дожа он пишет совершенно олдскульную православную икону, в духе Андрея Рублёва, которая там уже 676 лет висит, и ни у кого вопросов не вызывает. Ни у потомков рода Дандоло (ныне обитающих на юге Франции), ни у добрых францисканцев, ни у искусствоведов, ни у туристов.
А можно ещё минут 20 на север по Венеции протопать, мост Риальто перейдя, и в другом соборе, доминиканском, главном конкуренте Фрари, найти точно такой же православный лик Богоматери - в той самой часовне, где на левой стене польский эмиссар Св. Гиацинт приобщает киевлян к католицизму... Византийских примет в Венеции сохранилось больше, чем в Стамбуле. Главное - поменьше читать Дэна Брауна, у которого профессор-медиевист вместе со своим итальянским коллегой упорно ищет стамбульскую могилу Дандоло под конями на площади Св. Марка.
Примечательно, хоть и предсказуемо, что во всём этом длинном тексте ни разу не упомянута Венеция - ни как легендарный обидчик ромеев, ни как их многовековой союзник, ни как то главное место в Европе, где византийская культурная и религиозная жизнь смогла продолжиться после падения Константинополя. В главе про afterlife рассказано про Чехию, Венгрию, Румынию, Болгарию, Сербию, Русь и даже про Молдавию с Валахией, где от Византии сохранилось «влияние». А вот про религиозную и культурную автономию, которую византийские элиты после 1453 года устроили и в самой Венеции, и в её колониях, про кардинала Виссариона Никейского, который в письме к дожу Кристофоро Моро назвал Светлейшую Республику Alterum Byzantium и завещал Библиотеке Св. Марка своё собрание из шести сотен греческих манускриптов - ни словечка. Что именно в Венеции, в легендарной типографии Альда Мануция, увидели свет первые печатные книги на греческом языке (и первые в истории напечатанные учебники того самого языка) - это как бы к сохранению византийской культуры отношения не имеет. То ли дело Чехия, Венгрия и Румыния...
Я совершенно не в упрёк авторам «Арзамаса» об этом пишу. Наоборот, мне страшно нравится, что наши византинисты по прошествии 800 с лишним лет после высадки слепого Дандоло на берег Золотого Рога, пестуют свою обиду на Венецию. Но при этом, будучи честными учёными, они не рвутся возводить на неё напраслину в духе отца Тихона, а стоически, сжав губы, игнорируют весь этот сложный сюжет о Венеции как культурном, политическом, религиозном и оборонном плацдарме Византии в Западной Европе. И пусть дальше игнорируют: по-человечески это очень понятно и симпатично, что сегодняшние историки остаются так же пристрастны к объекту своих изысканий, как 1200 лет назад, когда иконопочитатели писали историю иконоборчества...
А если кому вдруг интересно поизучать историю про венецианский alterum Byzantium, разобраться, почему главой христиан в Лагуне по сей день остаётся патриарх, а не архиепископ, почему там прижилась православная традиция посвящать церкви дохристианским святым, которых добрый католик Данте Алигьери без сантиментов запихнул в первый круг Ада, к язычникам, и как сложилась жизнь самой крупной в Западной Европе византийской общины после падения Константинополя - всё это можно узнать у историков Венеции, которые на Византию никакого зуба не держат, и с удовольствием распутывают сложный клубок любви-ненависти между погибшей Восточной Империей и пережившей её на 344 года Светлейшей Республикой. Это действительно страшно увлекательная повесть - о греческой общине и православных традициях в веротерпимой Венеции. Вот, навскидку, пример, из самой дальней правой часовни в Базилике Фрари:
Звать художника Паоло Венециано (1300 - ок. 1360), он один из родоначальников венецианской школы живописи. Мужская пара слева от Богоматери - 52-й дож Венеции Франческо «Собака» Дандоло и его небесный покровитель Св. Франциск Ассизский (Фрари = братья-францисканцы). На правой стороне доски - супруга Дандоло, догаресса Елизавета Контарини, со своей покровительницей, Св. Елизаветой Венгерской, которая, овдовев, ушла из принцесс во францисканские монахини. Год создания доски - 1339, то есть Джотто ди Бондоне уже пару лет как умер от старости, предварительно научив всю Италию рисовать людей похожими, как в античности, а не схематичными, как на византийских иконах. И прадед 52-го дожа, великий слепец Энрико Дандоло, уже 135 лет как похоронен на верхней галерее в разграбленном крестоносцами соборе Св. Софии в Константинополе. Но художнику с говорящей фамилией Венециано всё это по барабану. И заповеди Джотто насчёт пропорций, и 4-й крестовый со всеми последующими обидами византийцев и византинистов. Над усыпальницей 52-го дожа он пишет совершенно олдскульную православную икону, в духе Андрея Рублёва, которая там уже 676 лет висит, и ни у кого вопросов не вызывает. Ни у потомков рода Дандоло (ныне обитающих на юге Франции), ни у добрых францисканцев, ни у искусствоведов, ни у туристов.
А можно ещё минут 20 на север по Венеции протопать, мост Риальто перейдя, и в другом соборе, доминиканском, главном конкуренте Фрари, найти точно такой же православный лик Богоматери - в той самой часовне, где на левой стене польский эмиссар Св. Гиацинт приобщает киевлян к католицизму... Византийских примет в Венеции сохранилось больше, чем в Стамбуле. Главное - поменьше читать Дэна Брауна, у которого профессор-медиевист вместе со своим итальянским коллегой упорно ищет стамбульскую могилу Дандоло под конями на площади Св. Марка.