Открытка из февраля 1988
Неожиданно наткнулся в незнакомом ЖЖ на фотографию Цоя с вечера памяти Саши Башлачёва:
Я помню тот жуткий февраль 1988 года, промозглый тёмный Питер (несмотря на все дворцы и виды, он казался в ту пору какой-то мировой столицей неуюта и безнадёги), тесный зал рок-клуба на Рубинштейна, и концерт тоже очень хорошо помню. Он случился на пятый день после Сашиной гибели. Там, кроме Цоя, пели БГ, Шевчук, Кинчев, Бутусов, Сологубы, Ревякин, Рыженко... Теперь выясняется, что и видео тоже сохранилось:
Как часто случается, когда получаешь какой-нибудь привет из восьмидесятых, очень трудно поверить, что всё это было с нами, что это кино - про нашу жизнь. Особенно трудно поверить про Питер, такой теперь холёный и позитивный, а тогда - воспетая Балабановым (в «Уродах» и первом «Брате») цитадель черноты и отчаяния.
Честно говоря, в моём сознании какие-нибудь фантастические миры, придуманные Желязным, Адамсом или Гибсоном, подчас предстают много реальней, чем те самые советские восьмидесятые. Не потому, что я их забыл: такое не забывается. Просто невозможно заново испытать ощущения, в которых мы жили тогда, мысленно вернуться в тот космос, посмотреть теми глазами на всё то, на что смотрю сегодняшними. Кажется, даже никакой хорошей книги не написано про то странное десятилетие, чтобы передать его дух и смыслы. Собственно, только и остаётся, что перебирать оставшиеся от него снимки и видео...
Я помню тот жуткий февраль 1988 года, промозглый тёмный Питер (несмотря на все дворцы и виды, он казался в ту пору какой-то мировой столицей неуюта и безнадёги), тесный зал рок-клуба на Рубинштейна, и концерт тоже очень хорошо помню. Он случился на пятый день после Сашиной гибели. Там, кроме Цоя, пели БГ, Шевчук, Кинчев, Бутусов, Сологубы, Ревякин, Рыженко... Теперь выясняется, что и видео тоже сохранилось:
Click to viewКак часто случается, когда получаешь какой-нибудь привет из восьмидесятых, очень трудно поверить, что всё это было с нами, что это кино - про нашу жизнь. Особенно трудно поверить про Питер, такой теперь холёный и позитивный, а тогда - воспетая Балабановым (в «Уродах» и первом «Брате») цитадель черноты и отчаяния.
Честно говоря, в моём сознании какие-нибудь фантастические миры, придуманные Желязным, Адамсом или Гибсоном, подчас предстают много реальней, чем те самые советские восьмидесятые. Не потому, что я их забыл: такое не забывается. Просто невозможно заново испытать ощущения, в которых мы жили тогда, мысленно вернуться в тот космос, посмотреть теми глазами на всё то, на что смотрю сегодняшними. Кажется, даже никакой хорошей книги не написано про то странное десятилетие, чтобы передать его дух и смыслы. Собственно, только и остаётся, что перебирать оставшиеся от него снимки и видео...