Опыт забугорной филологии: был ли Чайковский болгарином?
Известно, что Пётр Ильич Чайковский и брат его Модест, говоря о собственной - и многих людей их круга - гомосексуальности, именовали себя буграми. В книге И.С. Кона об однополой любви этот термин объясняется так:
«бугор» созвучно французскому bougre - содомит). Зафиксировавший этот анекдот в своих мемуарах министр иностранных дел граф Владимир Ламздорф сам принадлежал к той же компании, царь иногда в шутку называл его "мадам".
С романской филологией у покойного основоположника советской сексологии было похуже, чем с источниковедением. Конечно же, ни Пётр Ильич, ни Модест Ильич Чайковский не употребляли слова «бугор». Просвещённым людям в Петербурге XIX века вообще не было большой нужды как-то подпирать русским омонимом слова родного для них письменного французского языка (кто пропустил в школе этот урок, приглашается узнать, что письмо Татьяны к Онегину является позднейшим переводом с французского языка, ибо на русском не могло быть написано). Так что после всех склонений, в которые братья Чайковские ставили самоназвание петербургских геев, в именительном падеже по-прежнему оставался бугръ, а вовсе не бугор.
Довольно любопытно выяснить, откуда этот самый бугръ взялся у самих французов.
Происходит он от слова Bulgarus, обозначавшего в средневековой латыни, собственно говоря, болгарина.
Предвижу вопрос, а чем таким занимались братья-болгары в Х веке от Рождества Христова, чтобы их этноним получил такую неожиданную коннотацию? И что это были за болгары - балканские, или наши, волжские?
Болгары были, конечно, балканские - то есть те же, что и сегодня. А занимались они в Х веке ровно тем же, чем и все остальные народы христианской Европы в ту пору: верили в Христа каким-то своим, особенным способом. На Балканах получила большое распространение вера, которую латиняне впоследствии обозначили как богомильская ересь в честь попа Богомила, который её основал. Правда, и первые борцы с богомильской ересью жили там же, на Балканах - например, Презвитер Козма, автор полемического трактата «Недостоинаго Козмы Презвитера беседа на новоявившуюся ересь богумилоу», благодаря которому оказались увековечены в веках и поп Богомил, и его болгарские последователи, да и сам Козма, потому что, помимо авторства этого сочинения о нём не известно даже самых базовых биографических деталей.
Так что внутри Болгарии никакой синонимии между болгарином и богомилом ни в X веке, ни позже, не существовало. Но когда идеями попа Богомила заразились провансальские борцы с папским престолом - альбигойцы, катары, авиньонцы, перенявшие оттуда ряд существенных тезисов - то тут уж довольно закономерно, что паписты-латиняне принялись в борьбе с этой ересью бередить этническую тему, обозначая веру своих противников как Bulgarorum haeresis, что позже сократилось до bulgari, а после ужалось до bugri. Последнее слово и превратилось во французское bougre. И - обратим внимание - никакого намёка на однополую любовь в процессе этой трёхвековой трансформации слово не содержало.
В последующие столетия с буграми во французском языке случилось то же самое, что со сволочью, шантрапой, подлецами и мерзавцами - в русском. То есть некое слово, которое первоначально служило для обозначения вполне конкретного социального статуса, рода занятий или черты характера, впоследствии превратилось в ругательство, никак не учитывающее этимологию. Где-то в начале пути от узкоспецифического «еретика-богумила» (старофранцузское bogre) к полисемантическому «пидарасу» (современный bougre, о котором речь пойдёт ниже) слово обрело у французов то самое значение, в каком использовали его Пётр Ильич и Модест Ильич Чайковский - т.е. стало синонимом «содомита».
Очевидно, это произошло на почве средневековых кампаний по борьбе папизма с альбигойской ересью, в которых важнейшую роль играли обвинения вероотступников в библейских грехах (причём стоит заметить, что «содомия» ни в библейские времена, ни в новейшие, не была строгим синонимом однополых сексуальных отношений, а подразумевала полный букет разновидностей свального греха, в том числе - вполне гетеросексуальных). Кстати, в фильме Вуди Аллена «Всё, что вы хотели знать о сексе...» эпизод «What is Sodomy» повествует вообще о любви двух взрослых мужчин к одной белой овце. Сходную трактовку содомии находим и в популяризаторской книге, по мотивам которой снят фильм Аллена. Вообще, если читать по этой теме Священное Писание, а не Основы социальной концепции РПЦ, то выяснится, что увязка между библейским Содомом и статьёй 121 УК РСФСР - плод воспалённого воображения очень дремучих гомофобов, никогда в жизни в Библию не заглядывавших... Впрочем, вернёмся к булгарусам, ставшим буграми - и посмотрим, как из них выветривались гомоэротические коннотации.
Итак, поначалу в папистской пропаганде булгарус объявлялся содомитом в широком библейском смысле (катарам, как и жителям Содома, инкриминировался самый широкий диапазон противоестественных половых сношений). Позже, когда еретики оказались разгромлены, нужда в поповских сказках о групповом изнасиловании рогатого скота провансальской знатью отпала. Так что слово bougre, как и слово «содомит», постепенно перестало обозначать вымышленные или экзотические извращения, вычитанные в Пятикнижии или домысленные по его мотивам, и превратилось в обозначение мужской гомосексуальности как повседневного и хорошо всем знакомого явления в любую эпоху. А поскольку эта ориентация и сама по себе позиционировалась церковниками как греховная и богомерзкая, то ругательством стало любое её обозначение.
В итоге в какой-то момент французское слово bougre стало полным эквивалентом русского слово «пидарас», обозначающего как [пассивного] гомосека, так и просто нехорошего парня. Об этой дихотомии в русском языке есть даже известный анекдот. А у французов, на почве пресловутой толерантности, никакое обозначение гомосека в наше время не является ругательным. Соответственно, и bougre, начав обозначать плохого парня в широком смысле, утратил свою сексуальную коннотацию. Так что в современных словарях французского языка значение «содомит» приводится как устаревшее (vieilli). Если б Пётр Ильич сегодня воскрес и попытался рассказать про себя нынешним французам, то они бы поняли bougre, как указание на общую невезучесть, неуклюжесть и поцоватость великого композитора.
«бугор» созвучно французскому bougre - содомит). Зафиксировавший этот анекдот в своих мемуарах министр иностранных дел граф Владимир Ламздорф сам принадлежал к той же компании, царь иногда в шутку называл его "мадам".
С романской филологией у покойного основоположника советской сексологии было похуже, чем с источниковедением. Конечно же, ни Пётр Ильич, ни Модест Ильич Чайковский не употребляли слова «бугор». Просвещённым людям в Петербурге XIX века вообще не было большой нужды как-то подпирать русским омонимом слова родного для них письменного французского языка (кто пропустил в школе этот урок, приглашается узнать, что письмо Татьяны к Онегину является позднейшим переводом с французского языка, ибо на русском не могло быть написано). Так что после всех склонений, в которые братья Чайковские ставили самоназвание петербургских геев, в именительном падеже по-прежнему оставался бугръ, а вовсе не бугор.
Довольно любопытно выяснить, откуда этот самый бугръ взялся у самих французов.
Происходит он от слова Bulgarus, обозначавшего в средневековой латыни, собственно говоря, болгарина.
Предвижу вопрос, а чем таким занимались братья-болгары в Х веке от Рождества Христова, чтобы их этноним получил такую неожиданную коннотацию? И что это были за болгары - балканские, или наши, волжские?
Болгары были, конечно, балканские - то есть те же, что и сегодня. А занимались они в Х веке ровно тем же, чем и все остальные народы христианской Европы в ту пору: верили в Христа каким-то своим, особенным способом. На Балканах получила большое распространение вера, которую латиняне впоследствии обозначили как богомильская ересь в честь попа Богомила, который её основал. Правда, и первые борцы с богомильской ересью жили там же, на Балканах - например, Презвитер Козма, автор полемического трактата «Недостоинаго Козмы Презвитера беседа на новоявившуюся ересь богумилоу», благодаря которому оказались увековечены в веках и поп Богомил, и его болгарские последователи, да и сам Козма, потому что, помимо авторства этого сочинения о нём не известно даже самых базовых биографических деталей.
Так что внутри Болгарии никакой синонимии между болгарином и богомилом ни в X веке, ни позже, не существовало. Но когда идеями попа Богомила заразились провансальские борцы с папским престолом - альбигойцы, катары, авиньонцы, перенявшие оттуда ряд существенных тезисов - то тут уж довольно закономерно, что паписты-латиняне принялись в борьбе с этой ересью бередить этническую тему, обозначая веру своих противников как Bulgarorum haeresis, что позже сократилось до bulgari, а после ужалось до bugri. Последнее слово и превратилось во французское bougre. И - обратим внимание - никакого намёка на однополую любовь в процессе этой трёхвековой трансформации слово не содержало.
В последующие столетия с буграми во французском языке случилось то же самое, что со сволочью, шантрапой, подлецами и мерзавцами - в русском. То есть некое слово, которое первоначально служило для обозначения вполне конкретного социального статуса, рода занятий или черты характера, впоследствии превратилось в ругательство, никак не учитывающее этимологию. Где-то в начале пути от узкоспецифического «еретика-богумила» (старофранцузское bogre) к полисемантическому «пидарасу» (современный bougre, о котором речь пойдёт ниже) слово обрело у французов то самое значение, в каком использовали его Пётр Ильич и Модест Ильич Чайковский - т.е. стало синонимом «содомита».
Очевидно, это произошло на почве средневековых кампаний по борьбе папизма с альбигойской ересью, в которых важнейшую роль играли обвинения вероотступников в библейских грехах (причём стоит заметить, что «содомия» ни в библейские времена, ни в новейшие, не была строгим синонимом однополых сексуальных отношений, а подразумевала полный букет разновидностей свального греха, в том числе - вполне гетеросексуальных). Кстати, в фильме Вуди Аллена «Всё, что вы хотели знать о сексе...» эпизод «What is Sodomy» повествует вообще о любви двух взрослых мужчин к одной белой овце. Сходную трактовку содомии находим и в популяризаторской книге, по мотивам которой снят фильм Аллена. Вообще, если читать по этой теме Священное Писание, а не Основы социальной концепции РПЦ, то выяснится, что увязка между библейским Содомом и статьёй 121 УК РСФСР - плод воспалённого воображения очень дремучих гомофобов, никогда в жизни в Библию не заглядывавших... Впрочем, вернёмся к булгарусам, ставшим буграми - и посмотрим, как из них выветривались гомоэротические коннотации.
Итак, поначалу в папистской пропаганде булгарус объявлялся содомитом в широком библейском смысле (катарам, как и жителям Содома, инкриминировался самый широкий диапазон противоестественных половых сношений). Позже, когда еретики оказались разгромлены, нужда в поповских сказках о групповом изнасиловании рогатого скота провансальской знатью отпала. Так что слово bougre, как и слово «содомит», постепенно перестало обозначать вымышленные или экзотические извращения, вычитанные в Пятикнижии или домысленные по его мотивам, и превратилось в обозначение мужской гомосексуальности как повседневного и хорошо всем знакомого явления в любую эпоху. А поскольку эта ориентация и сама по себе позиционировалась церковниками как греховная и богомерзкая, то ругательством стало любое её обозначение.
В итоге в какой-то момент французское слово bougre стало полным эквивалентом русского слово «пидарас», обозначающего как [пассивного] гомосека, так и просто нехорошего парня. Об этой дихотомии в русском языке есть даже известный анекдот. А у французов, на почве пресловутой толерантности, никакое обозначение гомосека в наше время не является ругательным. Соответственно, и bougre, начав обозначать плохого парня в широком смысле, утратил свою сексуальную коннотацию. Так что в современных словарях французского языка значение «содомит» приводится как устаревшее (vieilli). Если б Пётр Ильич сегодня воскрес и попытался рассказать про себя нынешним французам, то они бы поняли bougre, как указание на общую невезучесть, неуклюжесть и поцоватость великого композитора.