Свидетель.
Побывал в суде. Адвокат пытается оспорить показания потерпевшего, данные им на следующее утро после ОЧМТ, полученной накануне вечером, после операции и судорожного припадка, купированного сибазоном. Ещё через двое суток после своих показаний, пациент вошёл в алкогольный психоз. Я видел больного (в числе прочих) с 8:00 до 10:00, затем перевёл в нейрохирургию. Но именно в этот промежуток времени коварный милиционер и вытащил из пострадавшего те самые показания. И моя фраза в истории болезни о том, что пациент «в сознании, ориентирован, спокоен», привела меня в суд.
Рабочее время идёт, можно и подождать. В коридоре плачущую мать утешают: «Два с половиной года - это же не шесть лет!»... Унылые стены, приличная мебель, люди разговаривают тихо, не улыбаются даже сотрудники.
Встать! Суд идёт. Началось всё серьёзно. Дядька угрюмого вида в железной клетке не оставлял сомнений в реалистичности происходящего. Меня спросили, кто я и когда родился. Документы мои никто не проверял, личность никто не сверял, с полным успехом можно было прислать за себя любого коллегу. :) Затем мне предложили расписаться за предупреждение об ответственности за враньё. Я представлял себе серьёзный документ, но оказалось, что это немного помятая почти пустая бумага, на которой уже жались друг к дружке несколько неразборчивых подписей.
Прокуратор говорил без эмоций, несколько раз путал фамилию потерпевшего. (Как если бы Денисина называть то Денисенко, то Денисиком. Фамилия на всякий случай изменена). Очень удивился, что я не помню потерпевшего, которого видел 2 часа с повязкой на башке 3 месяца тому назад. Я его успокоил, что если личность установлена и соответствует данным в истории болезни, то отпираться от своего участия в лечении я не стану.
Адвокат попросил перечислить все препараты, полученные пациентом за сутки в больнице, уточнил, какие из них угнетают психику и оказывают психотропное воздействие. На его радость, нашлись и знаменитый ныне пропофол, и фентанил, и сибазон, и даже карбамазепин с дроперидолом. Адвоката огорчило, что я не знаю количество алкоголя в крови потерпевшего (такой анализ проводят судебные химики из крови, отправляемой приёмником - результата почему-то не было в истории). Адвоката удивило, что я не спрашивал больного об обстоятельствах получения травмы. «А мог ли гражданин нафантазировать, находясь под воздействием всех этих средств?» Мне хотелось ответить, что нафантазировать можно и без всяких средств. Но, я сказал, что указанные средства обычно не вызывают бреда и галлюцинаций. «Так Вы утверждаете, что больной был в ясном сознании?» Я ответил, что в том его состоянии садиться за руль, конечно, было нельзя, но на вопросы следователя он вполне мог отвечать.
И дальше в таком духе. Прокурора ничуть не смущала софистика в репликах адвоката. Адвоката и судью не смущали мои непрямые ответы на такие вопросы. Всё было проникнуто глубокой провинциальностью. Хохмить хотелось, но что-то сдерживало. Наверное, присутствие обвиняемого. Серьёзные дядьки с серьёзными лицами разбирали подробности пьяной драки собутыльников.
Вышел я оттуда со смешанными чувствами, самым отчётливым из которых было облегчение. Вспомнил слова: «Что бы ты ни делал, количество счастья в мире должно увеличиваться!»
Даже не интересно, чем закончится. :(
Рабочее время идёт, можно и подождать. В коридоре плачущую мать утешают: «Два с половиной года - это же не шесть лет!»... Унылые стены, приличная мебель, люди разговаривают тихо, не улыбаются даже сотрудники.
Встать! Суд идёт. Началось всё серьёзно. Дядька угрюмого вида в железной клетке не оставлял сомнений в реалистичности происходящего. Меня спросили, кто я и когда родился. Документы мои никто не проверял, личность никто не сверял, с полным успехом можно было прислать за себя любого коллегу. :) Затем мне предложили расписаться за предупреждение об ответственности за враньё. Я представлял себе серьёзный документ, но оказалось, что это немного помятая почти пустая бумага, на которой уже жались друг к дружке несколько неразборчивых подписей.
Прокуратор говорил без эмоций, несколько раз путал фамилию потерпевшего. (Как если бы Денисина называть то Денисенко, то Денисиком. Фамилия на всякий случай изменена). Очень удивился, что я не помню потерпевшего, которого видел 2 часа с повязкой на башке 3 месяца тому назад. Я его успокоил, что если личность установлена и соответствует данным в истории болезни, то отпираться от своего участия в лечении я не стану.
Адвокат попросил перечислить все препараты, полученные пациентом за сутки в больнице, уточнил, какие из них угнетают психику и оказывают психотропное воздействие. На его радость, нашлись и знаменитый ныне пропофол, и фентанил, и сибазон, и даже карбамазепин с дроперидолом. Адвоката огорчило, что я не знаю количество алкоголя в крови потерпевшего (такой анализ проводят судебные химики из крови, отправляемой приёмником - результата почему-то не было в истории). Адвоката удивило, что я не спрашивал больного об обстоятельствах получения травмы. «А мог ли гражданин нафантазировать, находясь под воздействием всех этих средств?» Мне хотелось ответить, что нафантазировать можно и без всяких средств. Но, я сказал, что указанные средства обычно не вызывают бреда и галлюцинаций. «Так Вы утверждаете, что больной был в ясном сознании?» Я ответил, что в том его состоянии садиться за руль, конечно, было нельзя, но на вопросы следователя он вполне мог отвечать.
И дальше в таком духе. Прокурора ничуть не смущала софистика в репликах адвоката. Адвоката и судью не смущали мои непрямые ответы на такие вопросы. Всё было проникнуто глубокой провинциальностью. Хохмить хотелось, но что-то сдерживало. Наверное, присутствие обвиняемого. Серьёзные дядьки с серьёзными лицами разбирали подробности пьяной драки собутыльников.
Вышел я оттуда со смешанными чувствами, самым отчётливым из которых было облегчение. Вспомнил слова: «Что бы ты ни делал, количество счастья в мире должно увеличиваться!»
Даже не интересно, чем закончится. :(