Фото как виза - 2
(продолжение)
- Вот сподобился, - Петр Иванович достал из кармана брюк бечевку с крестиком, надел на шею. - В прошлом году вместе с Женькой крестились. С будуна пошли... Когда отдыхаю, - он кивнул на бутылку, - снимаю, грех как- никак. - Вот и грехи свои замолишь. В Иерусалиме. Поедешь? Петр Иванович выкопал в щепе бычок, раскурил. - Там же все по-еврейски говорят. - По-русски тоже. Петр Иванович в раздумьи взял трущуюся о его штаны Мурку за голубой хвост и со словами "не мешай" кинул кошку за дрова. - Петь! Мужик ты или нет?! - Ирина Васильевна пошла в наступление. - Съезди, помоги сватье, беспомощной, слабой женщине!.. - Она рассмеялась. - Поезжай, Петь! Отдохнешь, поглядишь, что за дом, может, и подзаработаешь... Там хорошие руки в цене. - В пустыню загнать хочешь?.. - Да на озере у него дом! На Тивериадском озере. Где Иисус ходил. На яхте покатаешься. У Наума яхта с мотором. - С мотором?.. - Ага. Да и мужик он хороший. Только старый очень и больной. - Чем? - Чем-чем. Тем самым. Только у стариков это все дольше тянется. Ладно, думай, а я разомнусь немножко. Ирина Васильевна пошла по участку. Петр Иванович залюбовался ею. Тоже ведь под шестьдесят, а выступает - пава. Взгляд его сполз вниз по ее статной фигуре и вдруг запнулся: за ажурным высоким башмачком что-то волочилось, как портянка из худого солдатского сапога. Пригляделся: бинт эластичный. - Ирина Васильевна, - окликнул он, не зная, как подступиться, - на левой ноге у тебя, не споткнись... - И подхватил ведро - воды набрать якобы. Ирина Васильевна поставила ногу на бревно, задрала брючину. - Вот так, Петенька. Звезда, знаменитость. А ты постой тридцать лет у рояля. Булавки маленькой нет? Петр Иванович нашел булавку и, присев на корточки, сам заколол бинт. И даже захотелось ему погладить больную ногу. Но не погладил. Ирина Васильевна спустила брючину. - Ну, поедешь? Петр Иванович улыбнулся. - А споешь мне? - Что, сейчас? - Непосредственно. А то ведь я здесь так тобой и не похвастался. Скажут, врет Васин с похмела... Гори-и, гори-и... моя звезда!,. Председатель садового товарищества прервал подкормку смородины элитного сорта "Минай Хмырев" и замер с вонючим черпаком в руках. - Это у кого ж радио в такую силу?! - крикнул он через забор сторожу. - Васин развлекается, электру жгет. А ведь киловатт -- сто двадцать целковых с августа... День рождения у него, вот и куролесит. 3везда-а любви... Звезда заветная-а!.. Председатель, заслушавшись, рассеянно пролил пенный раствор себе на ноги. - Знаешь, кто поет? - Мерцалова, - слегка обиделся сторож. - Ирина Мерцалова. У меня с ней пластинки есть... -- Погоди, дай послушать.
Умру ли я, ты над могилою Гори-сияй, моя звезда-а!..
- В Большом театре выступает, - сказал сторож, - Мы с супругой еще на балет с ней ходили. - На оперу, - поправил председатель задумчиво.
Накидано, насоломлено, На меня, на атаманку, наговорено. Что хотите, говорите - будет все по-моему, А твои штаны в полоску оболью помоями!..
- То есть?.. - пробормотал ошалевший председатель. - В смысле? Это не радио... Возле участка Васина стоял белоснежный "Мерседес". За забором на ошкуренных бревнах восседала не очень молодая красавица. Она пела, простирая роскошные руки к Петру Ивановичу. Тот стоял перед ней со стаканом желтого питья.
Ах тын-перетын, Перетыннина, Любовь, как огонь, Перекинется!
Красавица закончила свою партию. Петр Иванович плесканул из граненой бутылки в ее стакан, они чокнулись, выпили и поцеловались. И только тогда она небрежно заметила: - Петя, к тебе гости. Петр Иванович обернулся. - Заходи, мужики. Сватья моя - Ирина Васильевна Мерцалова.
Ну, перетеплился малость, что поделаешь. А с другой стороны, если как Мерцалова велела - в шортах да майке, - уж лучше совсем без порток, чтобы прямиком дурдом. Так рассуждал Петр Иванович Васин, спускаясь трапу на летное поле аэродрома Бен-Гурион. Первое, он увидел за пределами аэродрома: пальмы натуральные, будто в Сочах. И жару увидел -- марево над бетоном колыхалось, как прозрачный желей. Одет Петр Иванович был по-солидному: черный костюм, джемпер, сорочка - с галстуком, разумеется, на голове шляпа. В одной руке плащ, в другой - портфель (пожрать на первое время, мыло, то-се...).
На транспортерной карусели уже крутились оба чемодана. Один деревянный, сработанный специально под плотницкий инструмент; второй обычный, фибровый там инструмент электрический: лобзик, рубанок, точило. Мартин, дурак, все смеялся, зачем ты с собой такую тяжесть прешь, там все дадут. Дадут, куда кладут! Кто ж это, интересное дело, свой инструмент чужому человеку даст? Пришлось Мартина маленько осадить: ты в своей яме садишь и сиди, палочкой дирижерской маши, я тебя не учу. А в мое дело не cуйся. Петр Иванович подхватил чемоданы. На специальных столах шмонали багаж. Не у всех, на выборку. К Петру Ивановичу подошла девушка, блондиночка рыжеватенькая. На левой грудке у нее табличка на прищепке, написано не русскими буквами, но и не местными крючками, а, может, по-немецки. Петр Иванович все-таки разобрал имя - Сара.
- Это ваш багаж? -- по-русски, но как-то чудно спросила девушка.
- Мой, -- кивнул Петр Иванович.
- Вы уже посещали Израиль?
- Первый раз, Сарочка, - улыбнулся Петр Иванович, но, видать, рановато.
- С какой целью вы предприняли свой путь?
- У меня родственница есть непосредственно, сватья мне, Ирина Васильевна Мерцалова. По всему миру поет. Ей тут у вас один еврей, муж бывший, дом подарил. Она просила меня его взглянуть. Я сам-то строитель.
- Вы читали Тору?
- Тору?.. - опешил Петр Иванович. - Это Евангелие, что ли? Читал.
- Вы посещаете синагогу?
- Зачем она мне надо? В церковь хожу иной раз... Может вы не поняли... Я ж не в евреи приехал записываться. Я в гости. Русский я. В командировку как бы...
- Откройте ваш багаж.
Петр Иванович заволок оба чемодана на операционный стол и отомкнул деревянный.
- Зачем вам это? - строго спросила таможенница.
- Инструмент мой, - недоуменно пробормотал Петр Иванович и сразу вспотел. - Я плотник... .Таможенница не стала его слушать, подозвала уже на своем толстого дядьку, видать, начальника. - Плотницким инструментом толстый остался доволен, а на электрический - набычился.
- Кто компоновал ваш багаж? -- чистым русским, без примесей, спросил он. - Через посредника или лично? - Сам собирал. - Зачем вы везете это в Израиль?
- Ты что, издеваешься?! - Петр Иванович почувствовал острое желание слегонца заехать жиду в волосатое ухо. Он полез за папиросами, наткнулся на письмо Мартина по-английски, написанное на всякий случай для израильских властей. Таможенник заглянул в письмо. - Мерцалова - это кто?
- Мерцалову не знаешь?! Да она же у вас тут была! Вы ей премии сами надавали!.. - Релакс, - сказала Сара. - Спокойно. Отвечайте только на вопросы. - Петр Иванович аккуратно поплевал на незажженную папиросу, замял для верности о ладонь и сунул в карман.
-- Чего вы от меня хотите, черти? -- произнес он потухшим голосом и присел по-плотничьи на корточки, считая разговор законченным. Теперь ментов ихних ждать, говорить без толку. А он еще в самолете выпил на халяву - могут и в трезвиловку засунуть... Постой, постой... Он встал, пошарил в пиджаке и протянул толстому фотку.
- Вот она.
На зарубежной фотографии мэр Тель-Авива вручал Ирине Мерцаловой приз. Она стояла возле белого рояля. Но самое главное было на обороте: "Желаю тебе, Петя, счастья в прекрасном Израиле. Ирина".
Толстый повертел фотку, только что не понюхал, вернул ее Петру Ивановичу, прижав руку к сердцу:
- Шабат Шолом! - Наклюнулось было у Петра Ивановича желание
развернуться и улететь назад, благо билет на полгода безразмерный... Ладно!
Он плюнул на мраморный пол, теранул по плевку черным, специально для Израиля
купленным полу ботинком. Будем считать типа анекдота непосредственно!
Стеклянные непрозрачные двери бесшумно отворились. Петр Иванович вышел
за пределы таможенной зоны. В Израиль!
- Вот сподобился, - Петр Иванович достал из кармана брюк бечевку с крестиком, надел на шею. - В прошлом году вместе с Женькой крестились. С будуна пошли... Когда отдыхаю, - он кивнул на бутылку, - снимаю, грех как- никак. - Вот и грехи свои замолишь. В Иерусалиме. Поедешь? Петр Иванович выкопал в щепе бычок, раскурил. - Там же все по-еврейски говорят. - По-русски тоже. Петр Иванович в раздумьи взял трущуюся о его штаны Мурку за голубой хвост и со словами "не мешай" кинул кошку за дрова. - Петь! Мужик ты или нет?! - Ирина Васильевна пошла в наступление. - Съезди, помоги сватье, беспомощной, слабой женщине!.. - Она рассмеялась. - Поезжай, Петь! Отдохнешь, поглядишь, что за дом, может, и подзаработаешь... Там хорошие руки в цене. - В пустыню загнать хочешь?.. - Да на озере у него дом! На Тивериадском озере. Где Иисус ходил. На яхте покатаешься. У Наума яхта с мотором. - С мотором?.. - Ага. Да и мужик он хороший. Только старый очень и больной. - Чем? - Чем-чем. Тем самым. Только у стариков это все дольше тянется. Ладно, думай, а я разомнусь немножко. Ирина Васильевна пошла по участку. Петр Иванович залюбовался ею. Тоже ведь под шестьдесят, а выступает - пава. Взгляд его сполз вниз по ее статной фигуре и вдруг запнулся: за ажурным высоким башмачком что-то волочилось, как портянка из худого солдатского сапога. Пригляделся: бинт эластичный. - Ирина Васильевна, - окликнул он, не зная, как подступиться, - на левой ноге у тебя, не споткнись... - И подхватил ведро - воды набрать якобы. Ирина Васильевна поставила ногу на бревно, задрала брючину. - Вот так, Петенька. Звезда, знаменитость. А ты постой тридцать лет у рояля. Булавки маленькой нет? Петр Иванович нашел булавку и, присев на корточки, сам заколол бинт. И даже захотелось ему погладить больную ногу. Но не погладил. Ирина Васильевна спустила брючину. - Ну, поедешь? Петр Иванович улыбнулся. - А споешь мне? - Что, сейчас? - Непосредственно. А то ведь я здесь так тобой и не похвастался. Скажут, врет Васин с похмела... Гори-и, гори-и... моя звезда!,. Председатель садового товарищества прервал подкормку смородины элитного сорта "Минай Хмырев" и замер с вонючим черпаком в руках. - Это у кого ж радио в такую силу?! - крикнул он через забор сторожу. - Васин развлекается, электру жгет. А ведь киловатт -- сто двадцать целковых с августа... День рождения у него, вот и куролесит. 3везда-а любви... Звезда заветная-а!.. Председатель, заслушавшись, рассеянно пролил пенный раствор себе на ноги. - Знаешь, кто поет? - Мерцалова, - слегка обиделся сторож. - Ирина Мерцалова. У меня с ней пластинки есть... -- Погоди, дай послушать.
Умру ли я, ты над могилою Гори-сияй, моя звезда-а!..
- В Большом театре выступает, - сказал сторож, - Мы с супругой еще на балет с ней ходили. - На оперу, - поправил председатель задумчиво.
Накидано, насоломлено, На меня, на атаманку, наговорено. Что хотите, говорите - будет все по-моему, А твои штаны в полоску оболью помоями!..
- То есть?.. - пробормотал ошалевший председатель. - В смысле? Это не радио... Возле участка Васина стоял белоснежный "Мерседес". За забором на ошкуренных бревнах восседала не очень молодая красавица. Она пела, простирая роскошные руки к Петру Ивановичу. Тот стоял перед ней со стаканом желтого питья.
Ах тын-перетын, Перетыннина, Любовь, как огонь, Перекинется!
Красавица закончила свою партию. Петр Иванович плесканул из граненой бутылки в ее стакан, они чокнулись, выпили и поцеловались. И только тогда она небрежно заметила: - Петя, к тебе гости. Петр Иванович обернулся. - Заходи, мужики. Сватья моя - Ирина Васильевна Мерцалова.
Ну, перетеплился малость, что поделаешь. А с другой стороны, если как Мерцалова велела - в шортах да майке, - уж лучше совсем без порток, чтобы прямиком дурдом. Так рассуждал Петр Иванович Васин, спускаясь трапу на летное поле аэродрома Бен-Гурион. Первое, он увидел за пределами аэродрома: пальмы натуральные, будто в Сочах. И жару увидел -- марево над бетоном колыхалось, как прозрачный желей. Одет Петр Иванович был по-солидному: черный костюм, джемпер, сорочка - с галстуком, разумеется, на голове шляпа. В одной руке плащ, в другой - портфель (пожрать на первое время, мыло, то-се...).
На транспортерной карусели уже крутились оба чемодана. Один деревянный, сработанный специально под плотницкий инструмент; второй обычный, фибровый там инструмент электрический: лобзик, рубанок, точило. Мартин, дурак, все смеялся, зачем ты с собой такую тяжесть прешь, там все дадут. Дадут, куда кладут! Кто ж это, интересное дело, свой инструмент чужому человеку даст? Пришлось Мартина маленько осадить: ты в своей яме садишь и сиди, палочкой дирижерской маши, я тебя не учу. А в мое дело не cуйся. Петр Иванович подхватил чемоданы. На специальных столах шмонали багаж. Не у всех, на выборку. К Петру Ивановичу подошла девушка, блондиночка рыжеватенькая. На левой грудке у нее табличка на прищепке, написано не русскими буквами, но и не местными крючками, а, может, по-немецки. Петр Иванович все-таки разобрал имя - Сара.
- Это ваш багаж? -- по-русски, но как-то чудно спросила девушка.
- Мой, -- кивнул Петр Иванович.
- Вы уже посещали Израиль?
- Первый раз, Сарочка, - улыбнулся Петр Иванович, но, видать, рановато.
- С какой целью вы предприняли свой путь?
- У меня родственница есть непосредственно, сватья мне, Ирина Васильевна Мерцалова. По всему миру поет. Ей тут у вас один еврей, муж бывший, дом подарил. Она просила меня его взглянуть. Я сам-то строитель.
- Вы читали Тору?
- Тору?.. - опешил Петр Иванович. - Это Евангелие, что ли? Читал.
- Вы посещаете синагогу?
- Зачем она мне надо? В церковь хожу иной раз... Может вы не поняли... Я ж не в евреи приехал записываться. Я в гости. Русский я. В командировку как бы...
- Откройте ваш багаж.
Петр Иванович заволок оба чемодана на операционный стол и отомкнул деревянный.
- Зачем вам это? - строго спросила таможенница.
- Инструмент мой, - недоуменно пробормотал Петр Иванович и сразу вспотел. - Я плотник... .Таможенница не стала его слушать, подозвала уже на своем толстого дядьку, видать, начальника. - Плотницким инструментом толстый остался доволен, а на электрический - набычился.
- Кто компоновал ваш багаж? -- чистым русским, без примесей, спросил он. - Через посредника или лично? - Сам собирал. - Зачем вы везете это в Израиль?
- Ты что, издеваешься?! - Петр Иванович почувствовал острое желание слегонца заехать жиду в волосатое ухо. Он полез за папиросами, наткнулся на письмо Мартина по-английски, написанное на всякий случай для израильских властей. Таможенник заглянул в письмо. - Мерцалова - это кто?
- Мерцалову не знаешь?! Да она же у вас тут была! Вы ей премии сами надавали!.. - Релакс, - сказала Сара. - Спокойно. Отвечайте только на вопросы. - Петр Иванович аккуратно поплевал на незажженную папиросу, замял для верности о ладонь и сунул в карман.
-- Чего вы от меня хотите, черти? -- произнес он потухшим голосом и присел по-плотничьи на корточки, считая разговор законченным. Теперь ментов ихних ждать, говорить без толку. А он еще в самолете выпил на халяву - могут и в трезвиловку засунуть... Постой, постой... Он встал, пошарил в пиджаке и протянул толстому фотку.
- Вот она.
На зарубежной фотографии мэр Тель-Авива вручал Ирине Мерцаловой приз. Она стояла возле белого рояля. Но самое главное было на обороте: "Желаю тебе, Петя, счастья в прекрасном Израиле. Ирина".
Толстый повертел фотку, только что не понюхал, вернул ее Петру Ивановичу, прижав руку к сердцу:
- Шабат Шолом! - Наклюнулось было у Петра Ивановича желание
развернуться и улететь назад, благо билет на полгода безразмерный... Ладно!
Он плюнул на мраморный пол, теранул по плевку черным, специально для Израиля
купленным полу ботинком. Будем считать типа анекдота непосредственно!
Стеклянные непрозрачные двери бесшумно отворились. Петр Иванович вышел
за пределы таможенной зоны. В Израиль!