М.Ю. Лермонтов - дуэль на Черной речке
18 февраля 1840 года в полдень за Черной речкой произошла дуэль между сыном дипломата Эрнестом де Барантом и поручиком лейб-гвардии гусарского полка Михаилом Лермонтовым.
Лермонтов в ментике лейб-гвардии Гусарского полка. Картина Петра © / Public Domain
Князь Александр Васильчиков, секундант поэта, вспоминал Михаила Лермонтова как человека, в котором уживались две личности: большинству знакомых он представлялся заносчивым, и лишь близкие друзья знали его как ранимого и добродушного. Именно эта внешняя «задиристость» и умение иронизировать над другими «помогали» Лермонтову пополнять число своих врагов. Дуэль 15 (27) июля 1841 года, в которой поэт получил смертельную рану, была не первой в его жизни. За год до этого он дрался на шпагах с сыном французского посла Эрнестом де Барантом.
Вспоминаем историю поединка на Парголовской дороге, который завершился бескровно, но повлек за собой скандал в обществе.
«Выговоров и советов не принимаю»
Особняк Лавалей на Английской набережной был одним из центров культурной и общественной жизни Петербурга. Его хозяевами были сотрудник министерства иностранных дел Иван (Жан) Лаваль, мигрант, приехавший в Россию в начале Французской революции, и его супруга Александра, дочь известного миллионера Ивана Мясникого. Их литературно-музыкальный салон был местом притяжения представителей политической элиты, известных деятелей культуры и просто членов богатых уважаемых семей.
16 февраля 1840 году на балу у графини Лаваль произошел неприятный эпизод, который повлек за собой светский скандал. Словесная перепалка между поручиком лейб-гвардии гусарского полка Михаилом Лермонтовым и сыном французского посла при дворе Николая I Эрнестом де Барантом стала причиной дуэли.
По воспоминаниям очевидцев, Барант обратился к поэту с вопросом, правда ли, что в разговоре с известной особой он говорил о нем невыгодные вещи. Лермонтов отрицал, но Эрнест ему не поверил. В итоге поэт выпалил: «Выговоров и советов не принимаю и нахожу ваше поведение весьма смешным и дерзким». После чего Барант предложил ему встретиться у барьера.
Следующая их встреча была намечена на 18 февраля. Лермонтов оставил право выбирать оружие за французом. Когда секундант Михаила - Алексей Столыпин, известный под прозвищем «Монго» - приехал поговорить об условиях дуэли, то де Барант выбрал холодное оружие. В итоге было решено, что поединок начнется на шпагах до первой крови, а потом - на пистолетах.
18 февраля оружие к месту дуэли за Черной речкой привезли секунданты - шпаги принадлежали д’Англесу, а пистолеты Столыпину. Правда, после первого же выпада у шпаги Лермонтова переломился конец, и противники взяли в руки пистолеты. Первым прогремел выстрел француза, затем стрелял Лермонтов.
Позже в своих показаниях по случаю дуэли Столыпин говорил: «Направление пистолета Лермонтова при выстреле я не могу определить и могу только сказать, что он не целился в де Баранта и выстрелил с руки. Де Барант… целился».
Повторная дуэль
После того, как противники разошлись, не причинив друг друга вреда, в обществе информация о дуэли стала обрастать всевозможными слухами, которые в итоге дошли до командира лейб-гвардии гусарского полка генерал-майора Плаутина. В итоге Лермонтов был арестован и предан военному суду. Стоит отметить, что для молодого француза стычка не повлекла за собой неприятных последствий, кроме едких комментариев, которые иногда можно было услышать в свете. Сыну дипломата не понравилось, что все говорят о «благородстве» Лермонтова, который специально стрелял, не целясь. В итоге тот даже поехал на встречу к поэту на Арсенальную гауптвахту, чтобы получить разъяснения. Правда, эта тайная встреча чуть не закончилась новым обвинением для Лермонтова, которого попытались уличить в провокации.
Сохранились его показания, которые он был вынужден дать после «свидания» с Эрнестом:
«Я спросил его: правда ли, что он недоволен моим показанием? Он отвечал: „Точно, и не знаю, почему вы говорите, что стреляли не целя на воздух“. Тогда я отвечал, что говорил это по двум причинам. Во-первых, потому, что это правда, а во-вторых, потому, что я не вижу нужды скрывать вещь, которая не должна быть ему неприятна, а мне может служить в пользу; но что если он недоволен этим моим объяснением, то когда я буду освобожден и когда он возвратится, то я готов буду вторично с ним стреляться, если он этого пожелает».
Но его собеседник не выразил желания повторять ситуацию: сказал, что удовлетворен объяснением и уехал.
После бретёры не видились. Вскоре Лермонтов был переведен в Тенгинский пехотный полк, который отправлялся на Кавказ.
Причины дуэли
Среди поводов, которые могли вызвать конфликт двух мужчин, историки называют, как спор о смерти Пушкина, так и любовный треугольник, в котором была замешана Мария Алексеевна Щербатова, увлекшая как поэта, так и сына дипломата.
В своих «Памятных заметках» Николай Смирнов открыто писал, что Лермонтов «влюбился во вдову, княгиню Щербатову, за которой волочился сын французского посла».
Долгое время в ходу была версия, что поводом для поединка стало неоднозначное четверостишье, которое Лермонтов адресовал даме. Правда, это опроверг его бывший одноклассник Александр Меринский. Он утверждал, что к Баранту оно не могло иметь никакого отношения, так как было написано намного раньше - еще в юнкерской школе.
Правда, другие знатоки ситуации писали, что во всем были виноваты выразительные глаза мадам Бахарахт, жены русского консула в Гамбурге.
«Произошла дуэль очень замечательная, потому что один из противников - сын посла, а другой - офицер лейб-гвардии гусарского полка... Героиней, или вернее причиной дуэли, была, говорят, мадам Бахарахт, не в обиду ей будь сказано, так как она ничего не знала, и оба молодца вызвали один другого, хотя она ни одному из них не давала повода, - несмотря на это злые языки и сплетницы захотят вышивать по этой канве», - писал в своем дневнике Логгин Голенищев-Кутузов.
«Кровавая меня могила ждет,
Могила без молитв и без креста,
На диком берегу ревущих вод
И под туманным небом, пустота
Кругом..»
Так написал поэт России Михаил Лермонтов в 1831 году, современниками это понималось как художественная сила слога, потомками - как роковое предчувствие безвременной утраты.
Писались эти строки за несколько лет до трагической дуэли А.Пушкина - великого современника Михаила Юрьевича и почти за десяток - до своей собственной по тому же сценарию, но, к счастью, с иным исходом. Даже место действия совпадало - Черная речка, а также образ противника - сын французского посланника. В ситуации с М.Лермонтовым разнится лишь повод.
Поводом для этого поединка, как и для первой ссылки поэта, послужило стихотворение «Смерть Поэта», написанное после гибели Пушкина и ставшее «манифестом» Лермонтова. На одном из вечеров французского посольства к А.И.Тургеневу обращается секретарь французской миссии и от имени посла спрашивает его, дескать, верно ли, что русский поэт Лермонтов в этом произведении «набрасывается» не только на Дантеса лично, но и на всех французов тоже. И.А.Тургенев обращается к Михаилу Юрьевичу с просьбой прислать ему этот текст, затем с написанным знакомятся как секретарь, так и сам посол французского дипкорпуса. Итог - посол согласен, что обличения Лермонтова имеют лишь частный характер, а посему этого поэта можно приглашать на балы в посольство. Но это был лишь первый акт дуэльной истории.
Далее могущественные недоброжелатели поэта сталкивают его с сыном посланника Эрнестом де Барантом, показывая последнему старую «школьную» эпиграмму Михаила Юрьевича на своего товарища, тоже француза, Клерона. Им удается убедить молодого человека, что эта эпиграмма направлена именно против него.
И 16 февраля 1840 года происходит второй акт - разговор поэта с сыном посланника на балу на Английской набережной в особняке графини Лаваль. Эрнест де Барант начинает высказывать свои претензии Лермонтову поначалу с «обычных» обвинений, что тот, мол, в беседе с одной известной особой позволил себе высказывать мнения, невыгодные для Баранта. На что Лермонтов ответил полным отказом: « я никому не говорил о вас ничего предосудительного». Но француз не унимается и называет поведение поэта дурным, и добавляет, что у себя на родине он бы непременно нашел форму, в которой следует заканчивать подобные дерзости. Михаил Юрьевич ответил, что и в России правила чести соблюдаются строго, и здесь также не позволяются никому безнаказанные оскорбления. Кстати, позже, во время судебного разбирательства дела поручика Лермонтова Генерал-Аудиториатом (высшим военным судебным органом) в числе «положительных» сторон поединка будет учтено именно это - принимая вызов от господина де Баранта, Лермонтов «желал тем самым поддержать честь русского офицера».
Третьей из списка «добродетельных причин» суд назовет выстрел поручика Лермонтова в сторону, чем последний «выказал … похвальное великодушие». Лермонтов действительно стрелял в воздух после того, как выдержал удар противника. Интересно, что в этом поединке использовалось два вида оружия - шпаги и пистолеты. Де Барант в нарушении дуэльного кодекса использовал преимущества выбора оружия - по «молчаливому согласию» Лермонтова, будто бы в лице де Баранта была оскорблена вся Франция. На самом деле именно Михаил Юрьевич был оскорбленной стороной.
В процесс «улаживания» условий поединка вмешались секунданты. Столыпин-Монго - секундант Михаила Юрьевича - был не согласен с таким преимуществом - ведь в русской армии шпагой не владели так, как во французской, у нас - больше в ходу была сабля. Виконт Рауль д`Англес стоял на своем - либо шпаги, либо извинения. Благодаря усилиям Столыпина был найден компромисс - противники дерутся вначале на шпагах до первой крови, а дальше - на пистолетах.
Итак, через два дня после «размолвки» на Черной речке поединок начался со шпаг. У Лермонтова конец шпаги ломается, и Барант (считается, что он поскользнулся в это время) наносит поэту удар прямо в грудь. На счастье - рана вышла неглубокой, конец шпаги прошел по боку поэта, но первая кровь уже есть. Соперники переходят к пистолетам. Барант стреляется первым и - мимо. Михаил Юрьевич в ответ стреляет в воздух.
После поединка Петербургом поползли слухи о поединке, и Лермонтов был арестован, как единственный виновный происшедшего. Его секундант Столыпин сам пишет письмо Бенкендорфу о том, что он не может «оставаться с угрызениями совести», если Лермонтов будет наказан. Баранта же даже не допрашивают. Его отец - посол Франции - мечтал сделать сына вторым секретарем миссии, а теперь испрашивает разрешения на выезд того на родину. Однако молодой Барант не спешит покидать столицу и на всех светских раутах обвиняет Лермонтова в обмане - дескать, выстрела в воздух на самом деле не было.
Михаил Юрьевич в это время находился на Арсенальной гауптвахте, куда и просит прийти недовольного Баранта. Разумеется, это было прямым нарушением, караульные не могли допустить подобного, и Лермонтов выходит для встречи в коридор - якобы «вышел по нужде». Барант подтвердил свои претензии к поэту по поводу этого выстрела в воздух, на что Михаил Юрьевич ответил, что это - правда, что она не должна быть Баранту неприятной, но если он недоволен, то Лермонтов согласен возобновить поединок, как только освободится. Эрнест де Барант более стреляться не хотел, принял объяснения и отказался от всех претензий в присутствии двух свидетелей. Так он был поставлен на место.
Трибунал приговорил Лермонтова к гауптвахте в крепости на 3 месяца и переводу в армейский полк тем же чином. Царь перевел поэта на Кавказ.
Интересен еще один эпизод из истории этого поединка. После окончания ареста у Лермонтова стали требовать письменного отказа от своих показаний на следствии опять же-таки по поводу этого выстрела в сторону. На этот раз за дело взялся Бенкендорф, он настаивал на письме Михаила Юрьевича к Барантам с признаниями во лжи. Отказ от такого «приказания» означал бы навсегда сделать Бенкендорфа своим врагом, согласие же - полностью замарать честь офицера. Лермонтов целую неделю сочиняет письмо, но не для Барантов, а для великого князя Михаила, будучи уверенным, что оно попадет и к царю тоже. Разумеется, император прочел послание, но отправил его в жандармерию без всякой резолюции. Однако Бенкендорф понял нюанс ситуации, и с тех пор у Лермонтова еще одним могущественным врагом стало больше.
Михаил Юрьевич попал на Кавказ, где отличился в нескольких военных операциях, был представлен к наградам, но не получил их (царь отклонил все прошения), стрелялся на дуэли со своим «сокурсником Мартышкой» (Н.Мартынов), где был убит. После гибели дождался от царя «резюме» - «собаке - собачья смерть» и полного отсутствия официальных некрологов в столичных газетах. А еще - множества самых разных версий своей гибели - от различной степени правдивых до мистическо-авантюрно-сочиненных.
В переводе любимого Фимы Жиганца:
КРАНТЫ ЖИГАНУ
Урыли честного жигана
И форшманули пацана,
Маслина в пузо из нагана,
Макитра набок - и хана!
Не вынесла душа напряга,
Гнилых базаров и понтов.
Конкретно кипишнул бродяга,
Попер, как трактор... и готов!
Готов!.. не войте по баракам,
Нишкните и заткните пасть;
Теперь хоть боком встань, хоть раком, -
Легла ему дурная масть!
Не вы ли, гниды, беса гнали,
И по приколу, на дурняк
Всей вашей шоблою толкали
На уркагана порожняк?
Куражьтесь, лыбьтесь, как параша, -
Не снес наездов честный вор!
Пропал козырный парень Саша,
Усох босяк, как мухомор!
Мокрушник не забздел, короста,
Как это свойственно лохам:
Он был по жизни отморозком
И зря волыной не махал.
А хуль ему?.. дешевый фраер,
Залетный, как его кенты,
Он лихо колотил понты,
Лукал за фартом в нашем крае.
Он парафинил все подряд,
Хлебалом щелкая поганым;
Грозился посшибать рога нам,
Не догонял тупым калганом,
Куда он ветки тянет, гад!
.....
Но есть еще, козлы, правилка воровская,
За все, как с гадов, спросят с вас.
Там башли и отмазы не канают,
Там вашу вшивость выкупят на раз!
Вы не отмашетесь ни боталом, ни пушкой;
Воры порвут вас по кускам,
И вы своей поганой красной юшкой
Ответите за Саню-босяка!
А здесь - примечания.
Лермонтов в ментике лейб-гвардии Гусарского полка. Картина Петра © / Public Domain
Князь Александр Васильчиков, секундант поэта, вспоминал Михаила Лермонтова как человека, в котором уживались две личности: большинству знакомых он представлялся заносчивым, и лишь близкие друзья знали его как ранимого и добродушного. Именно эта внешняя «задиристость» и умение иронизировать над другими «помогали» Лермонтову пополнять число своих врагов. Дуэль 15 (27) июля 1841 года, в которой поэт получил смертельную рану, была не первой в его жизни. За год до этого он дрался на шпагах с сыном французского посла Эрнестом де Барантом.
Вспоминаем историю поединка на Парголовской дороге, который завершился бескровно, но повлек за собой скандал в обществе.
«Выговоров и советов не принимаю»
Особняк Лавалей на Английской набережной был одним из центров культурной и общественной жизни Петербурга. Его хозяевами были сотрудник министерства иностранных дел Иван (Жан) Лаваль, мигрант, приехавший в Россию в начале Французской революции, и его супруга Александра, дочь известного миллионера Ивана Мясникого. Их литературно-музыкальный салон был местом притяжения представителей политической элиты, известных деятелей культуры и просто членов богатых уважаемых семей.
16 февраля 1840 году на балу у графини Лаваль произошел неприятный эпизод, который повлек за собой светский скандал. Словесная перепалка между поручиком лейб-гвардии гусарского полка Михаилом Лермонтовым и сыном французского посла при дворе Николая I Эрнестом де Барантом стала причиной дуэли.
По воспоминаниям очевидцев, Барант обратился к поэту с вопросом, правда ли, что в разговоре с известной особой он говорил о нем невыгодные вещи. Лермонтов отрицал, но Эрнест ему не поверил. В итоге поэт выпалил: «Выговоров и советов не принимаю и нахожу ваше поведение весьма смешным и дерзким». После чего Барант предложил ему встретиться у барьера.
Следующая их встреча была намечена на 18 февраля. Лермонтов оставил право выбирать оружие за французом. Когда секундант Михаила - Алексей Столыпин, известный под прозвищем «Монго» - приехал поговорить об условиях дуэли, то де Барант выбрал холодное оружие. В итоге было решено, что поединок начнется на шпагах до первой крови, а потом - на пистолетах.
18 февраля оружие к месту дуэли за Черной речкой привезли секунданты - шпаги принадлежали д’Англесу, а пистолеты Столыпину. Правда, после первого же выпада у шпаги Лермонтова переломился конец, и противники взяли в руки пистолеты. Первым прогремел выстрел француза, затем стрелял Лермонтов.
Позже в своих показаниях по случаю дуэли Столыпин говорил: «Направление пистолета Лермонтова при выстреле я не могу определить и могу только сказать, что он не целился в де Баранта и выстрелил с руки. Де Барант… целился».
Повторная дуэль
После того, как противники разошлись, не причинив друг друга вреда, в обществе информация о дуэли стала обрастать всевозможными слухами, которые в итоге дошли до командира лейб-гвардии гусарского полка генерал-майора Плаутина. В итоге Лермонтов был арестован и предан военному суду. Стоит отметить, что для молодого француза стычка не повлекла за собой неприятных последствий, кроме едких комментариев, которые иногда можно было услышать в свете. Сыну дипломата не понравилось, что все говорят о «благородстве» Лермонтова, который специально стрелял, не целясь. В итоге тот даже поехал на встречу к поэту на Арсенальную гауптвахту, чтобы получить разъяснения. Правда, эта тайная встреча чуть не закончилась новым обвинением для Лермонтова, которого попытались уличить в провокации.
Сохранились его показания, которые он был вынужден дать после «свидания» с Эрнестом:
«Я спросил его: правда ли, что он недоволен моим показанием? Он отвечал: „Точно, и не знаю, почему вы говорите, что стреляли не целя на воздух“. Тогда я отвечал, что говорил это по двум причинам. Во-первых, потому, что это правда, а во-вторых, потому, что я не вижу нужды скрывать вещь, которая не должна быть ему неприятна, а мне может служить в пользу; но что если он недоволен этим моим объяснением, то когда я буду освобожден и когда он возвратится, то я готов буду вторично с ним стреляться, если он этого пожелает».
Но его собеседник не выразил желания повторять ситуацию: сказал, что удовлетворен объяснением и уехал.
После бретёры не видились. Вскоре Лермонтов был переведен в Тенгинский пехотный полк, который отправлялся на Кавказ.
Причины дуэли
Среди поводов, которые могли вызвать конфликт двух мужчин, историки называют, как спор о смерти Пушкина, так и любовный треугольник, в котором была замешана Мария Алексеевна Щербатова, увлекшая как поэта, так и сына дипломата.
В своих «Памятных заметках» Николай Смирнов открыто писал, что Лермонтов «влюбился во вдову, княгиню Щербатову, за которой волочился сын французского посла».
Долгое время в ходу была версия, что поводом для поединка стало неоднозначное четверостишье, которое Лермонтов адресовал даме. Правда, это опроверг его бывший одноклассник Александр Меринский. Он утверждал, что к Баранту оно не могло иметь никакого отношения, так как было написано намного раньше - еще в юнкерской школе.
Правда, другие знатоки ситуации писали, что во всем были виноваты выразительные глаза мадам Бахарахт, жены русского консула в Гамбурге.
«Произошла дуэль очень замечательная, потому что один из противников - сын посла, а другой - офицер лейб-гвардии гусарского полка... Героиней, или вернее причиной дуэли, была, говорят, мадам Бахарахт, не в обиду ей будь сказано, так как она ничего не знала, и оба молодца вызвали один другого, хотя она ни одному из них не давала повода, - несмотря на это злые языки и сплетницы захотят вышивать по этой канве», - писал в своем дневнике Логгин Голенищев-Кутузов.
«Кровавая меня могила ждет,
Могила без молитв и без креста,
На диком берегу ревущих вод
И под туманным небом, пустота
Кругом..»
Так написал поэт России Михаил Лермонтов в 1831 году, современниками это понималось как художественная сила слога, потомками - как роковое предчувствие безвременной утраты.
Писались эти строки за несколько лет до трагической дуэли А.Пушкина - великого современника Михаила Юрьевича и почти за десяток - до своей собственной по тому же сценарию, но, к счастью, с иным исходом. Даже место действия совпадало - Черная речка, а также образ противника - сын французского посланника. В ситуации с М.Лермонтовым разнится лишь повод.
Поводом для этого поединка, как и для первой ссылки поэта, послужило стихотворение «Смерть Поэта», написанное после гибели Пушкина и ставшее «манифестом» Лермонтова. На одном из вечеров французского посольства к А.И.Тургеневу обращается секретарь французской миссии и от имени посла спрашивает его, дескать, верно ли, что русский поэт Лермонтов в этом произведении «набрасывается» не только на Дантеса лично, но и на всех французов тоже. И.А.Тургенев обращается к Михаилу Юрьевичу с просьбой прислать ему этот текст, затем с написанным знакомятся как секретарь, так и сам посол французского дипкорпуса. Итог - посол согласен, что обличения Лермонтова имеют лишь частный характер, а посему этого поэта можно приглашать на балы в посольство. Но это был лишь первый акт дуэльной истории.
Далее могущественные недоброжелатели поэта сталкивают его с сыном посланника Эрнестом де Барантом, показывая последнему старую «школьную» эпиграмму Михаила Юрьевича на своего товарища, тоже француза, Клерона. Им удается убедить молодого человека, что эта эпиграмма направлена именно против него.
И 16 февраля 1840 года происходит второй акт - разговор поэта с сыном посланника на балу на Английской набережной в особняке графини Лаваль. Эрнест де Барант начинает высказывать свои претензии Лермонтову поначалу с «обычных» обвинений, что тот, мол, в беседе с одной известной особой позволил себе высказывать мнения, невыгодные для Баранта. На что Лермонтов ответил полным отказом: « я никому не говорил о вас ничего предосудительного». Но француз не унимается и называет поведение поэта дурным, и добавляет, что у себя на родине он бы непременно нашел форму, в которой следует заканчивать подобные дерзости. Михаил Юрьевич ответил, что и в России правила чести соблюдаются строго, и здесь также не позволяются никому безнаказанные оскорбления. Кстати, позже, во время судебного разбирательства дела поручика Лермонтова Генерал-Аудиториатом (высшим военным судебным органом) в числе «положительных» сторон поединка будет учтено именно это - принимая вызов от господина де Баранта, Лермонтов «желал тем самым поддержать честь русского офицера».
Третьей из списка «добродетельных причин» суд назовет выстрел поручика Лермонтова в сторону, чем последний «выказал … похвальное великодушие». Лермонтов действительно стрелял в воздух после того, как выдержал удар противника. Интересно, что в этом поединке использовалось два вида оружия - шпаги и пистолеты. Де Барант в нарушении дуэльного кодекса использовал преимущества выбора оружия - по «молчаливому согласию» Лермонтова, будто бы в лице де Баранта была оскорблена вся Франция. На самом деле именно Михаил Юрьевич был оскорбленной стороной.
В процесс «улаживания» условий поединка вмешались секунданты. Столыпин-Монго - секундант Михаила Юрьевича - был не согласен с таким преимуществом - ведь в русской армии шпагой не владели так, как во французской, у нас - больше в ходу была сабля. Виконт Рауль д`Англес стоял на своем - либо шпаги, либо извинения. Благодаря усилиям Столыпина был найден компромисс - противники дерутся вначале на шпагах до первой крови, а дальше - на пистолетах.
Итак, через два дня после «размолвки» на Черной речке поединок начался со шпаг. У Лермонтова конец шпаги ломается, и Барант (считается, что он поскользнулся в это время) наносит поэту удар прямо в грудь. На счастье - рана вышла неглубокой, конец шпаги прошел по боку поэта, но первая кровь уже есть. Соперники переходят к пистолетам. Барант стреляется первым и - мимо. Михаил Юрьевич в ответ стреляет в воздух.
После поединка Петербургом поползли слухи о поединке, и Лермонтов был арестован, как единственный виновный происшедшего. Его секундант Столыпин сам пишет письмо Бенкендорфу о том, что он не может «оставаться с угрызениями совести», если Лермонтов будет наказан. Баранта же даже не допрашивают. Его отец - посол Франции - мечтал сделать сына вторым секретарем миссии, а теперь испрашивает разрешения на выезд того на родину. Однако молодой Барант не спешит покидать столицу и на всех светских раутах обвиняет Лермонтова в обмане - дескать, выстрела в воздух на самом деле не было.
Михаил Юрьевич в это время находился на Арсенальной гауптвахте, куда и просит прийти недовольного Баранта. Разумеется, это было прямым нарушением, караульные не могли допустить подобного, и Лермонтов выходит для встречи в коридор - якобы «вышел по нужде». Барант подтвердил свои претензии к поэту по поводу этого выстрела в воздух, на что Михаил Юрьевич ответил, что это - правда, что она не должна быть Баранту неприятной, но если он недоволен, то Лермонтов согласен возобновить поединок, как только освободится. Эрнест де Барант более стреляться не хотел, принял объяснения и отказался от всех претензий в присутствии двух свидетелей. Так он был поставлен на место.
Трибунал приговорил Лермонтова к гауптвахте в крепости на 3 месяца и переводу в армейский полк тем же чином. Царь перевел поэта на Кавказ.
Интересен еще один эпизод из истории этого поединка. После окончания ареста у Лермонтова стали требовать письменного отказа от своих показаний на следствии опять же-таки по поводу этого выстрела в сторону. На этот раз за дело взялся Бенкендорф, он настаивал на письме Михаила Юрьевича к Барантам с признаниями во лжи. Отказ от такого «приказания» означал бы навсегда сделать Бенкендорфа своим врагом, согласие же - полностью замарать честь офицера. Лермонтов целую неделю сочиняет письмо, но не для Барантов, а для великого князя Михаила, будучи уверенным, что оно попадет и к царю тоже. Разумеется, император прочел послание, но отправил его в жандармерию без всякой резолюции. Однако Бенкендорф понял нюанс ситуации, и с тех пор у Лермонтова еще одним могущественным врагом стало больше.
Михаил Юрьевич попал на Кавказ, где отличился в нескольких военных операциях, был представлен к наградам, но не получил их (царь отклонил все прошения), стрелялся на дуэли со своим «сокурсником Мартышкой» (Н.Мартынов), где был убит. После гибели дождался от царя «резюме» - «собаке - собачья смерть» и полного отсутствия официальных некрологов в столичных газетах. А еще - множества самых разных версий своей гибели - от различной степени правдивых до мистическо-авантюрно-сочиненных.
В переводе любимого Фимы Жиганца:
КРАНТЫ ЖИГАНУ
Урыли честного жигана
И форшманули пацана,
Маслина в пузо из нагана,
Макитра набок - и хана!
Не вынесла душа напряга,
Гнилых базаров и понтов.
Конкретно кипишнул бродяга,
Попер, как трактор... и готов!
Готов!.. не войте по баракам,
Нишкните и заткните пасть;
Теперь хоть боком встань, хоть раком, -
Легла ему дурная масть!
Не вы ли, гниды, беса гнали,
И по приколу, на дурняк
Всей вашей шоблою толкали
На уркагана порожняк?
Куражьтесь, лыбьтесь, как параша, -
Не снес наездов честный вор!
Пропал козырный парень Саша,
Усох босяк, как мухомор!
Мокрушник не забздел, короста,
Как это свойственно лохам:
Он был по жизни отморозком
И зря волыной не махал.
А хуль ему?.. дешевый фраер,
Залетный, как его кенты,
Он лихо колотил понты,
Лукал за фартом в нашем крае.
Он парафинил все подряд,
Хлебалом щелкая поганым;
Грозился посшибать рога нам,
Не догонял тупым калганом,
Куда он ветки тянет, гад!
.....
Но есть еще, козлы, правилка воровская,
За все, как с гадов, спросят с вас.
Там башли и отмазы не канают,
Там вашу вшивость выкупят на раз!
Вы не отмашетесь ни боталом, ни пушкой;
Воры порвут вас по кускам,
И вы своей поганой красной юшкой
Ответите за Саню-босяка!
А здесь - примечания.
Click to view